Газета День Литературы - Газета День Литературы # 77 (2004 1)

• Название: Газета День Литературы # 77 (2004 1)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

3. СИЛЫ И СРЕДСТВА

Нынешний, несколько неожиданный всплеск интереса к поэзии, современной и недавнего прошлого, может быть объяснен только одним обстоятельством: необходимой перед новым броском "инвентаризацией" и перегруппировкой наличных "поэтических сил и средств". Последнее, т.е. "средства", важно не менее "сил", т.е. авторов, пишущих стихи на русском языке.

При всем различии ценностных систем "апостолов" и "дикороссов" — например, по отношению к идее Державы — в плане стихотворных средств их объединяет, если можно так выразиться, "не-бродскость". Нет, конечно, влияние мэтра и нобелевского лауреата не может не сказываться, и порой значительно (например, у "дикороссов" Геннадия Кононова, Валерия Прокошина и Сергея Строканя или у "апостола" Михаила Шелехова). Однако в целом удлиненные несколько "за" пределы нормального слухового восприятия русской речи, а потому дающие эффект "забарматывания" строки Бродского находятся где-то на периферии творческих поисков большинства авторов.

Между тем писание "под Бродского" давно и прочно стало фирменным знаком для "серьезной" интеллектуально-либеральной поэзии, которая культивируется в среде "толстых журналов". Справедливости ради добавлю, что подобное эпигонство вовсе не исключает и даже требует — для компенсации, что ли? — откровенной похабщины, писанной, как правило, чуть ли не рубленым частушечно-раешным стихом.

К счастью, закрепленная творчеством И.Бродского возможность выхода за пределы классической русской силлабо-тоники — далеко не единственна (впрочем, это отдельная тема для специального разговора). К сожалению, путь, пройденный в данном отношении русской поэзией 10-х—20-х годов прошлого века, современными поэтами по большей части осваивается заново, как бы "с чистого листа", или, в лучшем случае, "на слух".

Опять же, никто не требует, как некогда футуристы, "сбрасывать с парохода современности" ямбы с анапестами, но эпигоны Пушкина, по моему, например, личному убеждению, ничем не лучше эпигонов Бродского. В разного рода дискуссиях уже доводилось не раз говорить и доказывать, что литература по природе своей имеет мало общего с консервацией плодов и ягод. А попытки некоторой части наших патриотических критиков монопольно ввести "православную цензуру" свидетельствуют, помимо привходящих личных обстоятельств, прежде всего о неразличении ими слова душевного, каковым и является литература, со Словом духовным, представленным Священным Писанием и святоотеческой традицией. "А смешивать два этих ремесла / Есть тьма искусников. Я не из их числа" (А.С.Грибоедов).

Так вот, среди полусотни поэтов, представленных двумя антологиями, в отношении "средств" считаю просто необходимым отметить поиски и находки "апостола" Николая Шипилова в области строфики, по сути, продолжающие и закрепляющие, намеченную еще Пушкиным в "Медном Всаднике" тенденцию развития силлабо-тонического стиха, неминуемо выходящего за "железную" решетку классических катренов, которые жестко задают парадигму чередования рифмующихся строк (и, смею утверждать, соотношений смыслов). Оставлю это утверждение пока без расшифровки, поскольку в данном контексте поиски "новых форм", как бы к ним ни относиться и какое бы значение им ни придавать, важны прежде всего как еще одно свидетельство движения, начавшегося в душевной сфере русского народа. А раз есть движение, будет и путь.

4. РАСПУТЬЕ

Настоящая проблема заключается в том, куда поведет этот путь, каким окажется ближайший "суммарный вектор" отечественной поэзии, тесно, хотя и не однозначно, не напрямую — связанный с вектором социально-политического развития нашей (и не только) страны. Если допустить, что в октябре 1917 года не произошла революция, вся "революционная" поэзия имела бы и другое значение, и другие интонации, не говоря уже о таких феноменах, как Пролеткульт, "поэты-попутчики" и так далее, и тому подобное.

У нас всё опять перевернулось и только укладывается. С "бабками", включая мифологическую при советской власти "валюту" теперь всё ясно: откуда они в мире произрастают, как и куда. Теперь ничего не ясно со словом — "улица мечется безъязыкая", ибо прежним языком многие реалии нынешней России попросту не передаются. Теперь, например, словосочетание "крутая горка" звучит почти иронично. А глагол "замочить", одобренный — в смысле не белья, но террориста — лично главой исполнительной власти и гарантом Конституции? Даже не знаю, чего в нынешней России случается больше: абортов или убийств.

Жизнь по рыночным лекалам, наступившая после "брежневского" процветания или, вернее сказать, стабильности конца 60-х—начала 80-х годов, характеризовалась активным проявлением индивидуализма и эгоизма, накопленного за предшествующий период. Квартиры советских граждан сразу же обзавелись металлическими дверями и решетками на окнах, лежащие на улицах тела сограждан перестали вызывать у прохожих какие-либо эмоции — это лишь самые общепризнанные приметы душевного одичания и очерствения.

Герои отечественной поэзии 90-х тоже душевно одичали и очерствели, их мир предельно эгоцентричен даже в любви, будь то любовь к ближнему своему, или невероятные для "либералов" любовь к Родине и любовь к Богу. Эта любовь лишь называется, да и то зачастую неправильно, ибо слово поэта не продолжается делами его жизни. Лишь изредка прорывается искренний, не оставляющий никаких иллюзий плач по любви — как, например, в этом стихотворении "дикоросса" Сергея Кузнечихина:

Были любы губы Любы,

Любы волосы и голос.

Оглянулся, жизнь на убыль.

Глупый глобус, гнутый полоз —

оттого дороги кривы,

выправить напрасно силюсь.

Думал, лошади игривы,

оказалось, что взбесились.

Понесли куда попало...

Певчий ветер полон пыли.

Что упало, то пропало...

Только губы любы были.

"Черную дыру" самоубийственного для бытия в России и бытия России эгоцентризма уничтожить, "закрыть" — нельзя. Но если осознать падение в нее именно как падение, а не "естественный ход вещей", то оно преодолимо.

Владимир Винников ГЕРОЙ, ИМПЕРАТОР, ЦАРЬ...

Павел КРУСАНОВ. Укус ангела, роман.— СПб.: Амфора, 2001, 351 с., 5000 экз.

Павел КРУСАНОВ. Бом-бом, роман.— СПб.: Амфора, 2002, 270 с., 3000 экз.

Параметры орбиты, на которую выходит литературный проект под кодой "Павел Крусанов", заметно отличаются от расчетных. Чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с критическими откликами на два последних романа этого автора. "Укус ангела" был встречен если не восторженно, то во всяком случае со всеобщим — что "слева", что "справа" — интересом. "Бом-бом" тоже был прочитан, однако реакция на него оказалась куда "ниже градусом". Так что есть повод задуматься о причинах такого различия.

Существует старая притча о том, как трижды, ни разу не опорожняя, доверху наполнить одну и ту же бочку. Сначала ее необходимо загрузить камнями, потом — засыпать песком и, наконец, залить водой. Всякий раз бочка оказывается "полной", но — по-иному. После выхода романа "Бом-бом" большинству критиков показалось, что автор на их глазах засыпает "патриотическим песком" бочку, уже доверху заваленную однажды "имперскими глыбами" "Укуса ангела".

"Во-первых, очевидно, что Крусанов пишет под сильным влиянием Павича. Во-вторых, он продолжает сочинять в жанре альтернативной истории, который уже порядком поднадоел. В-третьих, как это часто бывает, новая книга оказалась несколько вялым и мутным развитием тем предыдущего романа" (Александр Чанцев, "Еженедельный журнал").

"Как писала по поводу прошлогоднего "Укуса ангела" казахская интернет-страничка АРБА: "герои явно произошли от внебрачных связей героинь Павича и героев Акунина". Это остается верным и для "Бом-Бома" (Евгений Иz).

"Павлу Крусанову, в силу его личных убеждений, всё равно, каким способом утверждать вселенскую миссию России: проявит ли она кровожадность, покорив весь мир, включая преисподнюю, как это было в романе "Укус ангела", или, напротив, готовность спасти всё, что шевелится,— как в свежеиспеченном романе "Бом-бом" (Татьяна Шоломова, "Час пик").

Если эта логика верна, то в ближайшей перспективе должен бы состояться и третий акт действия, а именно заливание всё той же бочки некой иной субстанцией — скажем, водой. Крусанов подобной возможности вовсе не отрицает. "Есть, частично уже исполненный, замысел двух следующих романов, которые вкупе с "Укусом ангела" составят своего рода трилогию, не связанную ни сюжетно, ни сквозными персонажами. В идеале должна сложиться этакая гегелевская триада: тезис, антитезис и синтез. Если, конечно, Господь попустит" (из интервью Владимиру Ларионову и Сергею Соболеву, "Питерbook").