Асия Уэно - Радужная Нить

• Название: Радужная Нить
• Автор: Асия Уэно
• Жанр: Фэнтези

Волшебные сказки… Только в них сохранилась память о существах, которые покинули мир Яви. Безвозвратно? Кто знает. Алая Нить истончается и рвётся, волокно за волокном, а почтение к божественной власти Сына Пламени уходит вслед за милосердием закона.

"Незавидная участь — жить в эпоху перемен", — думает Хитэёми-но Кайдомару по пути в Южную Столицу Кёо. У молодого придворного императорский мандат и странное, очень странное поручение…

Увлекательный  сюжет и запоминающиеся герои, авантюрные приключения и ориентальная мистика в  захватывающей трилогии Асии Уэно — настоящий подарок всем ценителям качественной фэнтези!!

---

Так говорил я, повторяя клятвы, принесённые на Острове Блаженных. Удивительно: слова не казались мне напыщенными и глупыми, а суровые воины внимали, светлея ликом и улыбаясь.

И тогда я понял, что их улыбки стоят того, чтобы отдать этим людям всего себя. Каждый шаг, каждый вдох, каждый миг такой короткой жизни…

Впрочем, советника своего я, пожалуй, никому не отдам!

Должно быть, сказывается недостаток сна. События мелькают одно за другим, как дорожные метки, когда кони судьбы несутся вскачь. Казалось, прошли считанные мгновения — и мы снова в лагере, подгоняя и вдохновляя дружинников поторопиться. Мидзасира отбывает к своему войску, напоследок склонившись передо мной до земли. В хор голосов, славящих правителя, вливаются новые. Хлопают огненные крылья у самого уха, отблески пламени слепят, предутренняя мгла от этого становится лишь гуще.

— По коням!

Обоз трогается, храпят лошади, ветер надувает за спиной пузырь плаща. Юки, я так и не нашёл Юки… Где же ты, мышонок сероглазый? Среди тел, уложенных на примятой траве обочины (дров слишком мало, чтобы сжечь их сейчас), или в рядах воинов, устремившихся следом за мной, за символом Хоо на моём плече?

— Радужная Нить!

— Смерть самозванцам!

— Во славу императора!

Краткий миг — и войско уже у Золотых Врат, на расстоянии трёх полетов стрелы от стен, темнеющих в сумрачном небе. Когда же взойдёт солнце? Возвращение Ю, погоня, смерть брата, беседа с Кенске, дань памяти, сборы, дорога… слишком много событий за одну ночь, а рассвет, как будто, и не собирается наступать!

Люди перешёптываются, когда я проезжаю мимо, направляясь к повозке с друзьями. Юмеми упорно не желает передвигаться верхом, и я оставляю Кенске на небольшом пригорке, с которого днём хорошо бы просматривались окрестности. Только загляну — и назад. Мало ли… вдруг больше не увидимся?

Но мой друг уже ожидает снаружи, радужные пряди проявляются из темноты, стоит мне подойти ближе. Радужные и белоснежные.

— Вам не следовало подниматься ни свет, ни заря, госпожа, — отрывисто говорю я, прикрывая братской почтительностью боль утраты. Усталость и свежие впечатления загнали чувства глубоко внутрь, но стоило увидеть это лицо — слегка поджившая рана закровоточила.

— Слишком холодно… одной. Какая прекрасная… птица…

Руки Ю, кольцом обхватившие плечи девушки, сжимаются плотнее, губы что-то шепчут — ласковое и успокаивающее. Та качает головой, в сухих глазах — ни следа слёз. Не хочу говорить об этом. Не могу. О другом — придётся.

— Надо проститься. Кенске ждёт рассвета, чтобы дать знак барабанщикам. Нет-нет, Ю! Тебе нечего делать в гуще сражения! — я перехватываю взгляд ки-рина и хмурюсь. Тоже мне, ратник нашёлся! Ни доспехов, ни оружия; при виде крови теряет сознание. — Брат просил меня, а я прошу тебя. Храни госпожу. И Юки найди, если сможешь. А ещё… благослови мой меч для битвы, советник!

Сталь мягко шипит, выползая из ножен подобно змее. И Мэй вздрагивает, будто ужаленная.

— Господин Хитэёми!

Один только миг сладостного обмана, когда я думаю, что она пытается освободиться, чтобы остановить меня, удержать, крикнуть: "Не уходи!"

— Господин Хитэёми! Вы живы!

Я едва успеваю отвести клинок от её сердца, когда девушка бросается на него, словно в объятия возлюбленного.

— Господин Хитэёми! Не отворачивайтесь, простите! Нет, нет!

Опомнившись, Ю оттаскивает бедняжку прочь. Боги, что она вам сделала? За что?!

— Я никогда не отвернусь от вас, госпожа! Вы ни в чём не виноваты. — Слова бессильны, в них слишком много моих собственных слёз, они не способны утолить её жажду, и всё же я продолжаю. — Да, вам сейчас больно. Кажется, что так будет вечно, к чему продлевать эти муки? Тянет уйти к тем, без кого этот мир утратил смысл. Но вы неправы! Мы все существуем не ради кого-то, дающего смысл нашей жизни. Если он и есть, этот смысл — то лишь в наших собственных умах и поступках! Я… побывал на равнине, и словно попрощался с братом, как мы это делали при расставании. Мне… стало легче.

— О чём вы говорите, господин Кайдомару? — её тело замирает в руках юмеми, взгляд в недоумении переходит с меня на косигатану. — Зачем прощаться, если вот он, любезный мой господин Хитэёми, прямо перед вами?

Она вытягивает шею, пытаясь что-то рассмотреть или расслышать. И заливисто хохочет, утирая слёзы, хлынувшие из глаз. Щёки мокрые, покрыты жарким румянцем.

— Не шутите так, мой господин! У меня сил нет смеяться после всего, что я пережила. Ах, и чёрствые же люди эти военные, совсем бессердечные! Господин Кайдомару, не обижайтесь на его шуточки — он заменяет ими теплоту, которую считает проявлением слабости! Но мы-то знаем…

Пальчик грозит кому-то незримому.

Сошла с ума. Утратила слишком многое, чтобы сохранить рассудок. Может, это и к лучшему? К чему разум, если разбито сердце?

— Ю. Уведи её, пожалуйста. Присматривай хорошенько, пока… пока не станет лучше.

— Постой.

Два шага — и юмеми оказывается рядом, вынимая рукоять меча из моих ослабевших пальцев. Внимательно рассматривает. Неужели?..

— Этот клинок получил благословение куда более сильное, чем можно было мечтать, Кай… задумчиво протягивает он. — А ты, малышка, в бытность свою куклой не сталкивалась с подобными вещами. Напротив, видела лишь то, что принадлежит твёрдому миру, миру Яви. В то время как души умерших, пребывая в Чию, мире живых, Яви не принадлежат! Посмертный мир — другое дело… Прежде ты не замечала ю-рэй, но теперь-то… теперь ты человек! Всё переменилось. Немудрено запутаться.

— Значит, душа моего брата!.. — я выхватываю тёплую рукоять, прижимаю к груди.

— Всегда будет оберегать тех, кого он так любил, — с улыбкой заканчивает Ю. — И знаешь… Когда-то, во времена Нефритовой Нити, существовала утешительная поговорка. На деревьях беды растут и сладкие плоды. Думаю, ты надкусил один из них.

— Но он смотрит на меня! — восклицает Мэй, слушавшая молча; весёлость покидает её личико, вновь заостряя бледные черты. — И смеётся!

— Разумеется. Твоя приобретённая чуткость даже сильнее, чем у Кая, который не проникнется, пока его, бедолагу, не усыпишь или не напугаешь хорошенько… — Он подмигивает мне. — Или, всё-таки, проникнется?

— Там, на равнине, я на мгновение почувствовал: брат рядом и прощает меня за всё, — я провожу пальцем по лезвию. — И оно тёплое! Думал, рукоять согрелась в руках, но теперь ясно, что причина не в этом. А больше — ничего. Прости, Хоно… мне очень жаль.

— Он говорит, — переводит Мэй-Мэй, — вы с ним поменялись местами, и в этом есть некая высшая справедливость.

— В смысле?

— Мол, это возмездие за крыс, прогрызших в его мировоззрении столько дыр, что он, верховный военачальник Империи, отступил, препоручив судьбу армии младшему брату, который вполне неплохо справлялся с отвратительным противником своими загадочными средствами. Зато теперь, говорит, он более причастен к миру тайн, чем вы, господин Кайдомару! Не просто поверил в чудо, а сам сделался его частичкой. И потешается над вами, как ребёнок, что корчит рожи на глазах у пожилого подслеповатого учителя. Возмутительно, господин Хитэёми! Прекратите дразниться!

— Да, — удовлетворённость в моём собственном голосе делает мир вокруг прочнее, возвращая меня на твёрдую почву. Замедляя бег событий. — Ты всегда был сорванцом и задирой, стремящимся к первенству во всём. Таким и оставайся!

Даже мёртвый, оставайся живым ради меня, ради неё, а главное — ради себя.

— Госпожа Мэй-Мэй, — обращаюсь я к девушке, в который раз покосившись на восток, как будто и не собирающийся светлеть. — Пока время терпит, и все мы в сборе — прошу, поведайте нам, что случилось там, у Родникового Святилища. Знаю, Кагура вас обманула, но как дошло до такого?

Ю недовольно глядит на меня, однако безмолвствует, лишь крепче обвивая руками дрогнувшие плечи.

— Конечно, мы можем отложить…

— Нет. Вы правы, господин Кайдомару. Я не смогла рассказать всю правду, когда ещё можно было что-то исправить. Мои слабость и трусость — они убили вас, Хитэёми-сама, а вовсе не Кагура. Они — и зло, свершённое нами там, на севере.

Мне кажется, стоит умолчать об этом сейчас, скрыть истину — непоправимое случится вновь.

Господин Татибана рассказывал вам о путешествии? Что ж, тогда остаётся добавить лишь то, что всю дорогу к озеру Ёми меня переполняли смутные желания, непонятные спутникам — которые, впрочем, были слишком заняты собственным счастьем, чтобы удивляться моему. По ночам меня убаюкивал шум прибоя, хотя море билось о скалы в нескольких днях пути. Чей-то голос, нежный и настойчивый, окликал среди бела дня, я то и дело оглядывалась, но дорога позади нас была пуста. И неведомая сила тянула меня, гнала вперёд.