Том Роббинс - Натюрморт с дятлом

• Название: Натюрморт с дятлом
• Автор: Том Роббинс
• Издательство: ACT, ACT МОСКВА, Транзиткнига
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005

Принцесса в изгнании – и анархист-идеалист, постоянно запутывающийся в теории и практике современного террора… Съезд уфологов, на котором творится много любопытного… Тайна египетских пирамид – и война не на жизнь, а на смерть с пишущей машинкой! Динамит, гитара и текила…

И – МНОГОЕ (всего не перечислить) ДРУГОЕ!..

---

Ланаем на Гавайях называлась веранда, но точно так же именовался один из самых маленьких островов Гавайского архипелага. Остров Ланай располагался недалеко от Мауи, его было видно прямо из Лахайны. В то время Ланай почти полностью принадлежал компании «Доул корпорэйшн», которая засадила его ананасами и неохотно пускала на остров туристов. Однако Ланай не всегда был «корпоративным» островом. Одно время он считался территорией вне закона, убежищем для беглецов. Если преступившему закон гавайцу удавалось добраться до Ланая, он мог благодарить судьбу за спасение. Таков был негласный уговор. Полиция намеренно ослабила контроль у береговой линии Ланая. Более того, если беглый арестант или скрывающийся от властей преступник выживал на острове в течение семи лет (запасы пресной воды и пищи там были крайне скудными), обвинения с него снимались, и он возвращался в общество свободным человеком.

Может быть, именно поэтому Бернард Мики Рэнгл стоял на берегу океана в Лахайне и вглядывался в очертания Ланая – вглядывался напряженно и долго, переминаясь с ноги на ногу. Время от времени с его уст срывалось глухое «ням».

Дятел был в бегах (в этот раз) уже более шести лет. Через одиннадцать месяцев срок давности по его делу истекал, после чего он опять становился чист перед законом.

Дятел не сводил глаз с бывшего острова беглецов, пока Ланай не растаял в сгущающемся сумраке, словно кусок сахара в чайном стакане ночи. Бернард перешел улицу и направился к отелю «Пионер», который прежде был гостиницей для китобоев, а теперь служил временным пристанищем обычным толпам пляжных бездельников со всех концов света, невозмутимым kamaainas,[40] морякам, искателям приключений, переезжающим с места на место официанткам, студентам на стадии превращения из мидуэстских книжных червей в бесшабашных ночных гуляк с юга Тихого океана («Моя альма-папайя – Ананасовый Университет, я окончил его манго кум лауде»[41]), рок-музыкантам – от непрофессионалов до мировых звезд, молодым разведенным супругам (старые предпочитали Вайкики), любителям кораллов, морских кладов, жемчуга и куннилингуса, продавцам ракушек, разрисовщикам футболок и радикалам из Беркли с тайной склонностью к романтике.

Все они чувствовали себя здесь как дома – приходили и уходили, флиртовали, толкались, наводили красоту, рисовались друг перед другом, плели интриги и выпускали пар, не отнимая от губ бутылку с джином или ромом и самую малость не дотягивая до счастливого случая, нирваны или революции. В этот воскресный вечер с завсегдатаями отеля смешались только что прибывшие делегаты симпозиума – и знаменитые, и никому не известные, плюс мужчина и женщина с планеты Аргон, улизнувшие со слета уфологов, чтобы пропустить пару бокалов пина-колады. Да, и плюс Дятел.

Дятел пил текилу. Бар отеля «Пионер» был забит до отказа, и пока посетители дожидались официанта, в горле у них изрядно пересыхало, поэтому выпивку Бернард заказывал сразу тройными порциями. Ланай, этот засушливый рай для бунтарей, очевидно, пробудил в нем жестокую жажду. Прихлебывая текилу с шумным звуком, в котором слышалось что-то близкое к «ням», он тщетно искал глазами отблеск пламени гладких рыжих волос и чувствовал, как семь динамитных шашек приятно, почти эротично трутся о его усыпанную веснушками грудь.

Не спорим, теперь текила – любимый напиток бунтарей, но это вовсе не означает, что к ним она относится лучше, чем ко всем остальным. На самом деле в судьбе очень многих бунтарей текила сыграла такую же предательскую роль, как взвинченные нервы и неудовлетворенные жены. Текила – скорпионий мед, ядовитая роса бесплодных земель, дух ацтеков, кактусовое молоко; текила – маслянистая и горячая, точно жидкое солнце; текила – старый похотливый божок, совокупляющийся с душами умирающих девственниц; поджигатель в доме эстета; текила – мертвая вода колдовства, сколько же бед и огорчений приносят твои быстрые, как ртуть, своенравные капли!

Вне всяких сомнений, именно текила привела Бернарда в нетерпение, одурманила его рассудок и заставила спутать конференцию уфологов с симпозиумом по вопросам спасения Земли. В результате бедные уфологи взлетели под потолок вверх тормашками.

23

Бернард Мики Рэнгл даже во хмелю оставался мастером своего дела. Он подложил динамит в таком месте и таким образом (разломав четыре шашки пополам и спрятав их под стенами на расстоянии двадцати пяти футов друг от друга), что отель «Пионер» встряхнулся, как мокрая шавка.

В одном крыле гостиницы вдребезги разлетелись все стекла, треснули стенные перегородки, в зале заседаний на пол попадали светильники и фикусы в кадках, дым и пыль стояли столбом не меньше получаса, а тарелочники – с ожогами и царапинами – прыснули в разные стороны, будто им на голову вдруг сел плюющийся горячим куриным бульоном корабль «Еврейская мать». Тем не менее никто серьезно не пострадал.

С одной стороны, взрыв был шедевром саперного искусства, с другой – досадной ошибкой. Когда в понедельник утром Бернард наконец проснулся, к вящему удовольствию своего похмелья (похмелье без головы, которую можно всласть помучить, – все равно что филантроп, не нашедший, кого облагодетельствовать), и узнал, что сюрприз пролетел мимо кассы, на его лице отразилась глуповатая растерянность, характерная для преждевременной эякуляции.

За завтраком, пытаясь скрыть от соседей по столу блюдо из смеси пшеничных хлопьев и пива, Бернард сказал себе: «Обалдеть!» Потом он повторил это слово еще раз, не успев подумать о том, что мантр может быть не две, а три. «Обалдеть! Ты чуть было не попался, – сказал он себе. – Конечно, настоящий бунтарь только так и должен жить – на грани риска, на волоске от гибели, но, мой дорогой Дятел, вчерашняя твоя затея – чистое безумие! Учитывая, сколько текилы ты залил в глотку и сколько двуногих кокосов ошивается в Лахайне и днем, и ночью, просто чудо, что тебя никто не заметил».

Да, чудеса иногда происходили и в последней четверти двадцатого века, но это был не тот случай. Бернарда все-таки видели. Старая Хулиетта лицезрела все от начала до конца.

24

Хулиетта всегда, считала, что уборная в доме – штука бесовская. Из всех несуразиц современного мира это изобретение больше других поражало ее своей бесполезностью. Справлять нужду в помещении! Хулиетта находила в этом что-то противоестественное, нелепое и отталкивающее. В европейских загородных поместьях, где она выросла, для молоденьких служанок обычным делом было задирать юбки на свежем воздухе. Хулиетта не видела причин изменять своим привычкам и в Сиэтле. Несмотря на определенные проблемы – частые дожди и болезненные, как геморрой, уколы ежевики, – старушка испытывала полный комфорт и даже блаженство, когда имела возможность присесть на корточки за пределами дома. К тому же эта позиция благоприятствовала наблюдению за лягушками.

Оставив принцессу в номере среди вороха программ и пресс-релизов, старенькая служанка вышла на улицу и начала присматривать подходящее местечко, чтобы опорожнить мочевой пузырь. Бархатная, теплая, чарующая гавайская ночь прекрасно подходила для исполнения ее замысла. К сожалению, отель «Пионер» располагался в самом центре Лахайны, поэтому вокруг не было ни одного участка с натуральным дерном. В гостинице, однако, имелся внутренний двор, который к одиннадцати часам вечера воскресенья выглядел совершенно безлюдным. Обрадованная Хулиетта незаметно юркнула за пальму у стены и спустила панталоны.

Не успела она зажурчать, как Бернард шмыгнул за соседнюю пальму менее чем в двадцати футах от нее. Хулиетта решила, что мужчине тоже приспичило, и сочла это вполне нормальным, но размеры штуковины, которую он достал из джинсов, так изумили ее, что она едва не охнула. Когда же он сломал свою штуковину пополам, у нее отпала челюсть.

Хулиетта была небольшого росточка и умела сидеть очень тихо. Как лягушка. Бернард ее не заметил, а она, вынужденная терпеть, следила за всеми его манипуляциями. Бернард поджег фитиль и понесся прочь. Подхватив штаны, старушка последовала его примеру. Она вернулась в номер как раз в тот момент, когда прозвучал взрыв. Тут Хулиетта и узнала, что такое мочиться в помещении.

25

Если верить позитивистам, самое вдохновляющее в яичнице-глазунье то, что, как ее ни приготовишь, она все равно будет подмигивать тебе веселым желтым глазком. Если верить экзистенциалистам, самое безнадежное в яичнице то, что ее нельзя приготовить, не разбив яиц. По мнению же бунтарей, лучший завтрак – это пшеничные хлопья с пивом, и какая разница, что было раньше – курица или яйцо. Но, как ни крути, придется признать, что устроенный Бернардом взрыв сделал из экологического симпозиума яичницу-болтунью.

Зал заседаний отеля «Пионер» требовал срочного ремонта; полицейские, репортеры и зеваки толпились у гостиницы, будто стая озабоченных леммингов на сезонной распродаже лицензий на самоубийство; администрация билась в истерике, а организаторы конференции весь понедельник носились как угорелые, подыскивая другое место для симпозиума. Они робко попытались сунуться в роскошные отели, расположенные чуть дальше на побережье, в Каанапали, но, к своему тайному облегчению, выяснили, что свободных мест нет. Ветхий деревянный «Пионер», насквозь пропитавшийся запахом Южного моря, как нельзя лучше соответствовал духу симпозиума по вопросам спасения Земли. По правде сказать, за все время существования отеля «Пионер», с 1901 года, официальное мероприятие в нем проводилось впервые – факт, весьма тронувший устроителей конференции, и ошибка, которую администрация гостиницы повторять не собиралась.