Эдуард Петров - Паруса в океане

• Название: Паруса в океане
• Автор: Эдуард Петров
• Жанр: Исторические приключения

Исторический роман о приключениях финикийских мореплавателей.

---

— Я не сабей, — сказал финикиец.

Один из воинов, высокий и мускулистый, с ожерельем из змеиных голов на груди, что-то громко произнес и показал пальцем на пленника.

"Убьют!" Анад решил дорого отдать жизнь. Он вырвался из кольца, встал в боевую стойку, прикрыв левый бок щитом, выставив вперед меч.

Тот же воин указал копьем в сторону мангров и долго что-то говорил Анаду. Тот в конце концов понял, что путь для бегства открыт, и припустил во весь дух. Вдогонку ему не кричали и не свистели, как бы обязательно поступили цивилизованные хананеи.

Узнав о приключении Анада, Астарт глубокомысленно заметил, что поступок ливийцев говорит о их разумности и доброте.

41. Медуза

Несколько дней и ночей плыли вдоль скалистых рифов, не рискуя приблизиться к берегу. Но издерганные, полуголодные люди требовали отдыха, и адмирал в конце концов согласился устроить лагерь на небольшом островке, поросшем буйным леском.

Корабли пристали к берегу, утопив носы с патэками в густой прибрежной зелени, опутанной лианами и расцвеченной охапками и гроздьями ярких цветов. Настороженные, готовые ко всему, ступили на остров мореходы, обыскали его. И мирной, желанной музыкой зазвучали топоры, загудело пламя в кострах.

Темнота стремительно окутывала море и берег, усиливая страх финикиян перед неизвестностью. Адмирал распорядился от каждого экипажа выделить часовых и расставить их по береговой линии острова, чтобы беда не могла нагрянуть нежданно.

Астарт, Эред, Агенор и мореходы сидели у костра, стреляющего в небо искрами, с недоверием смотрели на котел, в котором варилось мясо морской черепахи. Фага нашел ее на отмели полуразложившейся, но уверял, что доведет до съедобного состояния. Правда, на кораблях еще оставалось зерно и вяленая рыба. Но рыба за многодневное плавание осточертела, да и от сырости в ней завелись черви. Зерно предназначалось для сева, и Альбатрос пообещал оторвать голову тому, кто посягнет не неприкосновенный запас. К их костру подошел злой, взвинченный Медуза, которому выпала доля быть старшим среди дозорных.

— Кого вы послали в дозор? — едва сдерживаясь, проговорил он. — Кого?

— Анада, — сказал Агенор. — У него острый глаз и охотничий слух.

— Клянусь небом, вы послали жалкого, глупого мальчишку, чтобы самим не идти!

Он уставился на Астарта.

— Я пойду, — произнес Эред, почуяв неладное, и начал собираться.

— Медуза меня ловит на крючок, — насмешливо заговорил Астарт. Покажи-ка нам, Медуза, свои сандалии.

— Может, тебе что другое показать? — взорвался Медуза, сжимая устрашающих размеров кулаки. — Кто ты такой, тирянин? Не много ли на себя берешь?

— Не перестанешь орать… — Астарт встал перед налившимся кровью Медузой, широко расставив ноги, — я тебя заткну — век не откупорят. Думаешь, не знаю, что ты попросил Ораза написать мое имя на подметках твоих сандалий? Я знаю этот египетский обычай — ты хочешь попрать мой дух и наслать на меня беды.

Медуза начал топать, отпечатывая на влажном песке рисунок подошвы, приговаривая:

— На! Еще на! И еще…

И пошел, оглядываясь с победным пламенем в глазах.

— Я пойду вместо Анада, — сказал Эред, останавливая за руку Астарта, и повторил твердо и хмуро: — Я пойду!

— Они подумают — я струсил! — воскликнул Астарт в сердцах.

— Пойдет Эред, — подал голос Агенор.

— Принесу пожевать, когда будет готово! — крикнул вслед Эреду румяный и озабоченный Фага. — Если Медузой к тому времени не закусишь…

Мореходы рассмеялись, не подозревая, как близок Фага к истине.

Эред догнал Медузу уже в зарослях — сквозь стену листвы с трудом пробивались отсветы костров — и схватил его за руку.

— Ты!.. Ты!.. — рассвирепел тот. — На кормчего! Да видят боги.

Эред сдавил руку Медузы, приговаривая сквозь зубы:

— Я всегда молчал. Я всегда был покорен и покладист. Но сегодня… сегодня ты сожрешь свои сандалии вместе с ремешками и грязью на подметках. И поклянешься Ваалом, что никогда… никогда не причинишь зла Астарту.

Медуза рычал, повизгивал, бранился, затем вспомнил о ноже и выхватил его свободной рукой. Но Эред с такой силой тряхнул его за шиворот, что кормчий потерял всякую способность сопротивляться.

— Ладно, — прохрипел он, — пусти, я согласен… Больно! Да отпусти ты мою руку. Клянусь Ваалом, я все сделаю!..

— И сандалии съешь?

— Да! И сандалии!..

Эред оттолкнул его.

— Ешь.

Медуза лежал в траве без движения.

— Ты поплатишься, Эред, — прошептал он не шевелясь. — Видят боги…

Эред наклонился, нашел его ноги, рывком содрал сандалии, порвав при этом ремешки. Медуза охнул и проворно пополз на четвереньках на свет костров.

Эред засмеялся и забросил сандалии в море.

Отыскав Анада, он отправил его в лагерь и принялся осваиваться на своем сторожевом посту — огромном поваленном дереве, крона которого терялась где-то в темноте. Он расхаживал по стволу, поражаясь его размерам, нашел дупло: ткнул в темень мечом — оттуда вырвалась с жуткими воплями стайка каких-то зверюшек и рассыпалась по ветвям. Дупло походило на пещеру. Эред прикинул: здесь может спрятаться от дождя добрая половина экипажа биремы.

Устроившись на трухлявом своде дупла, он весь обратился в слух. С трудом пробивались сквозь зеленую стену леса голоса мореходов у лагерных костров. Более отчетливым был звук точильного камня о меч: кто-то с остервенением выправлял зазубрины на лезвии, получив, видимо, нагоняй за плохое состояние оружия от кормчего или от самого Альбатроса. Громко квакали лягушки. Кто-то постанывал и вздыхал в листве над головой Эреда. Кто-то плескался в темной заводи. Откуда-то из глубины леса прилетел протяжный угрюмый вой. Ночная птица? Слаженно пели неугомонные цикады. Во влажном остывающем воздухе носились крупные светляки, словно запутавшиеся в листве звезды. Пахло морем, гниющей древесиной, свежей травой, цветами. Малейшее дуновение бриза меняло запахи, приносило с острова новые, перемешивало их, насыщая ими липкую, тяжелую темень. Звуками и запахами ливийской ночи можно было любоваться, как красками моря на закате, как песнями Саркатра…

И вдруг сквозь восторг ливийской ночи пробилось острое чувство тоски. Эред вспомнил Финикию — и не закованные в камень пристани Тира, не сень храмов и не базарную толпу, а почему-то убранные поля ячменя, холмы, аккуратно разлинованные террасами полей, крестьянскую хижину на вершине холма, с увитыми виноградными лозами стенами и крышей. А рядом с хижиной старую, звенящую на ветру перистыми листьями, финиковую пальму, в тени которой такая же старая, усыпанная плодами, яблоня. Вдали — зубчатая гряда гор, разорвавшая синюю ткань неба… Эта волшебная картина, увиденная им в далеком детстве в окрестностях Тира, грезилась ему и в саманном жилище скифа, и в Бубастисской тюрьме, и в море… Эред тяжко вздохнул, глаза его повлажнели. Вдруг словно молния пронзила его мозг: а как же Агарь? Он о ней и не вспомнил?! И почувствовал себя прескверно. Попытался представить ее лицо и не смог…

Затрещали ветви, послышались грубые голоса — из лесу вырвалась дюжина факельных огней, осветив погруженный в воду ствол дерева, лесной мусор на поверхности лагуны, носившихся с тревожным писком пичуг.

— Дохлая большая рыбина! — услышал Эред усталый и злобный голос Медузы. — Мы знаем, ты здесь, и от нас тебе не скрыться. Хоть сдохни, хоть вползи морским червем в ил, хоть набей свое брюхо камнями и уйди на самое дно океана…

Эред понял, что пришли его последние мгновения: Медуза не остановится ни перед чем. И страх захлестнул его. Но тут же его бросило в жар: Астарт! Они могут убить спящего Астарта! Они обязательно убьют спящего Астарта, после того как расправятся с ним, с Эредом!

Он спрыгнул с трухлявого свода дупла-пещеры и неожиданно появился перед опешившим замолкшим тотчас Медузой.

— Не успев дать клятву, ты ее нарушил, — с ненавистью проговорил Эред, — ты поклялся Ваалом. И будь я проклят, если Ваал тебя не покарает!

Медуза, опомнившись, выхватил из чьих-то рук копье, но Эред опередил его. Страшной мощи удар обрушился на Медузу, мореходы услышали хруст шейных позвонков. Тело медленно сползло с древесного ствола и плюхнулось в заколыхавшиеся небесные звезды и лесной мусор…

42. Курс на преисподнюю

Дождливый сезон подходил к концу. Ливни все реже полоскали палубы, все чаще сияло жаркое солнце. Муссон превратился в потерянно рыскающий слабеющий ветер. Адмирал торопил гребцов. Ему не нравились берега страны зинджей. Здесь нельзя спокойно вырастить урожай: чернокожие озлоблены сабейскими работорговцами, и он стремился дальше на юг. К тому же адмирал боялся встречи с флотом сабеев. Судя по опустошенным селениям, у сабеев в этих водах было много кораблей и солдат.