Николай Карамзин - Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге

• Название: Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге
• Автор: Николай Карамзин
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065090-3, 978-5-9725-1693-3

Николай Михайлович Карамзин (1766 – 1826) – выдающийся русский историк, литератор и журналист. В дореволюционное время считался отцом-основателем русской истории. Практически все учебники для детей и юношества строились на основе его многотомного труда «История государства Российского». О характере написанной им «Истории» даже желчный критик девятнадцатого столетия В. Г. Белинский заметил, что это «поэма, написанная прозой».

Перед вами сокращенное изложение трудов великого историка, дополненное современными комментариями.

Грандиозный труд теперь доступен любому читателю, интересующемуся отечественной историей.

---

Борис сделал единственное, наверно, что мог, – открыл для народа царские житницы и выдавал хлеб из государственных запасов. Но на этой раздаче хлеба и денег наживались перекупщики, которые умудрялись разжиться государственным хлебом и тут же торговать им в 15 раз дороже настоящей цены.

Вместе с голодом пошли грабежи и убийства. Ко всему прочему из-за голода и неестественного питания корой или древесной трухой начались болезни. Иногда вымирали целые деревни. От непогребенных трупов шли эпидемии.

Борис старался уменьшить беды, но любовь к нему убывала: сами эти беды как бы говорили, что они обрушились в царствие Бориса не случайно, люди видели в них небесный гнев.

1603 год был для Бориса ужасным: к недороду, разбоям и прочим свидетельствам неспокойного времени прибавилась смерть любимой сестры. Он тяжело это пережил и был безутешен долго. Но со смертью бывшей царицы, кажется, рухнул и весь мир.

Неожиданно на юге появился человек, который выдавал себя за спасшегося чудом царевича Дмитрия. Карамзин рассказывает об этом искателе престола следующее: «Бедный сын Боярский, Галичанин Юрий Отрепьев, в юности лишась отца, именем Богдана-Якова, стрелецкого сотника, зарезанного в Москве пьяным Литвином, служил в доме у Романовых и Князя Бориса Черкасского; знал грамоте; оказывал много ума, но мало благоразумия; скучал низким состоянием и решился искать удовольствия беспечной праздности в сане Инока, следуя примеру деда, Замятни-Отрепьева, который уже давно монашествовал в обители Чудовской.

Постриженный Вятским Игуменом Трифоном и названный Григорием, сей юный Чернец скитался из места в место; жил несколько времени в Суздале, в обители Св. Евфимия, в Галицкой Иоанна Предтечи и в других; наконец в Чудове монастыре, в келии у деда, под началом. Там Патриарх Иов узнал его, посвятил в Диаконы и взял к себе для книжного дела: ибо Григорий умел не только хорошо списывать, но даже и сочинять каноны Святым лучше многих старых книжников того времени.

Пользуясь милостию Иова, он часто ездил с ним и во дворец: видел пышность Царскую и пленялся ею; изъявлял необыкновенное любопытство; с жадностию слушал людей разумных, особенно когда в искренних, тайных беседах произносилось имя Димитрия Царевича; везде, где мог, выведывал обстоятельства его судьбы несчастной и записывал на хартии. Мысль чудная уже поселилась и зрела в душе мечтателя, внушенная ему, как уверяют, одним злым Иноком: мысль, что смелый самозванец может воспользоваться легковерием Россиян, умиляемых памятию Димитрия, и в честь Небесного Правосудия казнить святоубийцу!

Семя пало на землю плодоносную: юный Диакон с прилежанием читал Российские летописи и нескромно, хотя и в шутку, говаривал иногда Чудовским Монахам: «Знаете ли, что я буду Царем на Москве?» Одни смеялись; другие плевали ему в глаза, как вралю дерзкому.

Сии или подобные речи дошли до ростовского Митрополита Ионы, который объявил Патриарху и самому Царю, что «недостойный Инок Григорий хочет быть сосудом диавольским»: добродушный Патриарх не уважил Митрополитова извета, но Царь велел Дьяку своему, Смирнову-Васильеву, отправить безумца Григория в Соловки, или в Белозерские пустыни, будто бы за ересь, на вечное покаяние.

Смирной сказал о том другому Дьяку, Евфимьеву; Евфимьев же, будучи свойственником Отрепьевых, умолил его не спешить в исполнении Царского указа и дал способ опальному Диакону спастися бегством (в Феврале 1602 года), вместе с двумя Иноками Чудовскими, Священником Варлаамом и Крылошанином Мисаилом Повадиным.

Не думали гнаться за ними и не известили Царя, как уверяют, о сем побеге, коего следствия оказались столь важными. Бродяги-Иноки были тогда явлением обыкновенным; всякая обитель служила для них гостиницею: во всякой находили они покой и довольствие, а на путь запас и благословение.

Григорий и товарищи его свободно достигли Новагорода Северского, где Архимандрит Спасской обители принял их весьма дружелюбно и дал им слугу с лошадьми, чтобы ехать в Путивль; но беглецы, отослав провожатого, спешили в Киев, и Спасский Архимандрит нашел в келии, где жил Григорий, следующую записку: «Я Царевич Димитрий, сын Иоаннов, и не забуду твоей ласки, когда сяду на престол отца моего». Архимандрит ужаснулся; не знал, что делать; решился молчать».

Карамзин считал, что Григорий Отрепьев и был человеком, далее известным как Лжедмитрий Первый, или Самозванец. Но самое его стремление занять московский трон он связывал с Литвой. Не будь этой Литвы, не получил бы Самозванец необходимой для похода за властью силы.

Именно в Литве у пана Вишневецкого появился этот беглец из Московии. И Вишневецкий, которому открыли тайну чудесного спасения, якобы поверил в историю, рассказанную беглецом почти на смертном одре. Как особые царские знаки беглец продемонстрировал также какой-то документ, в котором объявлено было, что податель сего спасенный медиком царский сын Дмитрий, и золотой с каменьями крест.

О чудесном беглеце пан рассказал Юрию Мнишку. У Мнишка был холоп, который ходил за Дмитрием, когда тот был нескольких лет от роду. Тот назвал приметы царского сына, которые не были никому известны: бородавки на лице и одна рука короче другой. Приметы совпали. Оба пана решили, что в руках у них истинный наследник Федора.

Далее беглеца стали наставлять, как он может вернуть себе трон. Король Сигизмунд был не столь доверчив и не слишком желал портить отношения с Москвой. Но его удалось убедить как обоим панам, так и Ордену иезуитов, которые видели в беглеце возможность проникновения католической веры в Москву. Так что Сигизмунд назначил претенденту на престол ежегодную выплату в 40 000 золотых. Тот употребил эти деньги на финансирование войска.

Войско он стал набирать там, где вооруженных людей было в избытке, – среди казаков. Одни верили тому, что это настоящий Дмитрий, другие – не верили, но участие в походе прельщало их возможностями хорошо пограбить и повоевать. К тому же это была плата за обиду, когда Москва отвернулась от казаков и сделала вид, что их не существует.

Борису о человеке, именующим себя царевичем Дмитрием, стало известно в январе 1604 года. Борис был в смятении. Он сразу послал узнать, кто может скрываться под именем мертвого царевича и кто в Москве может держать нити заговора. Что это заговор – он не сомневался. Подозревая мать Дмитрия, он велел привезти ее во дворец, но та была удивлена не меньше. Тут Борису и донесли, что царевич – это расстрига Отрепьев. Борис знал свой народ и боялся, что он поверит прелестным письмам, которые в обилии рассылал Самозванец. Поэтому приказал объявить о Гришке подлинную историю. Она и была обнародована, но это не помогло.

Тогда Борис отправил к польским вельможам дядьку Григория Смирного-Отрепьева – и безуспешно. Он послал к донским казакам Хрущева с изложением Гришкиной истории – и это не помогло тоже. Напротив, казаки схватили Хрущева и привели к Самозванцу. Хрущев, просидевший с месяц в цепях, увидел Самозванца, пал на колени и зарыдал. То ли он желал избавиться от цепей, то ли поверил, что царевич действительно воскрес. Про Бориса в казачьем стане говорили одни только гадости, но среди них была мысль, достойная своего времени: Борис – не природный государь.

Сигизмунд все больше впутывался в сложные династические проблемы Москвы. Теперь ему пришлось платить не только Самозванцу, но и казакам, и даже крымскому хану, от которого ожидали деятельного участия в русском походе для возвращения трона природному царевичу. Помощь свою он скрывал. Причина тайны была понятна: это стало бы поводом для войны. Пока Самозванец выступал как частное лицо, мирный договор на 20 лет вперед считался не нарушенным.

Борис со своей стороны тоже боролся с Самозванцем. Он велел патриарху писать грамоты к западным христианам, заверяя клятвой, что Дмитрий мертв.

Тем временем Лжедмитрий собрал войска и двинулся на Москву. В октябре 1604 года войско его перешло границу. Только теперь Годунов опомнился: он стал собирать свои войска, чтобы отразить мятежников. Но было поздно. Народ переходил на сторону Самозванца. Скоро весь юг готов был встать под его знамя. Московские воеводы отступали. Причина была такова: многие подозревали, что Дмитрий мог чудом уцелеть, а вместо него был убит другой ребенок. Они боялись поднять руку на того, кто мог оказаться природным государем!

В 1605 году Годунов поставил во главе войска Василия Шуйского. Это была его роковая ошибка. В первой битве под Севском Шуйскому удалось потеснить Самозванца, Годунов радовался счастливому избавлению. Напрасно. Все больше и больше желающих стекалось в Путивль, чтобы умереть за природного царя. Кромы Шуйскому взять уже не удалось.

Борис в Москве вдруг занемог и скончался от апоплексического удара. Он еще успел благословить сына Федора на царство. Но судьба Федора была предрешена. Если Годунову покорялись, пусть и не любили, в последние пару лет, то его мягкому и наивному сыну никто покоряться не желал. Про Бориса говорили, что Бог сам покарал убийцу Дмитрия, а сидеть на троне его отродью позволить нельзя. Тем не менее народ был приведен к присяге.