Николай Карамзин - Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге

• Название: Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге
• Автор: Николай Карамзин
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065090-3, 978-5-9725-1693-3

Николай Михайлович Карамзин (1766 – 1826) – выдающийся русский историк, литератор и журналист. В дореволюционное время считался отцом-основателем русской истории. Практически все учебники для детей и юношества строились на основе его многотомного труда «История государства Российского». О характере написанной им «Истории» даже желчный критик девятнадцатого столетия В. Г. Белинский заметил, что это «поэма, написанная прозой».

Перед вами сокращенное изложение трудов великого историка, дополненное современными комментариями.

Грандиозный труд теперь доступен любому читателю, интересующемуся отечественной историей.

---

Карамзин считал, что Марина знала о его смерти, но в этом он не прав. В своем дневнике Марина Мнишек описала тот кошмар, который пережила, – как она вдруг поняла, что ей придется играть роль счастливой жены воскресшего мужа, ей шепнул это польский шляхтич, на полдороге в Тушино повернув назад, и все полдороги до лагеря самозванца она рыдала. Потом, увидев «воскресшего», она только играла назначенную ей роль.

Марину продал Мнишек. Ему требовались деньги. Так тушинский лагерь обзавелся «воссоединенной семьей». Уже и народ в Москве стал сомневаться, что Дмитрий был убит, и даже в том, что он не спасся во младенчестве. Но большинству было и вовсе все равно, кто царь, а кто мятежник: «Столица уже не имела войска в поле: конные дружины неприятельские, разъезжая в виду стен ее, прикрывали бегство Московских изменников, воинов и чиновников, к Самозванцу; многие из них возвращались с уверением, что он не Димитрий, и снова уходили к нему. Злодейство уже казалось только легкомыслием; уже не мерзили сими обыкновенными беглецами, а шутили над ними, называя их перелетами.

Разврат был столь ужасен, что родственники и ближние уговаривались между собою, кому оставаться в Москве, кому ехать в Тушино, чтобы пользоваться выгодами той и другой стороны, а в случае несчастия, здесь или там, иметь заступников. Вместе обедав и пировав (тогда еще пировали в Москве!), одни спешили к Царю в Кремлевские палаты, другие к Царику, так именовали второго Лжедимитрия. Взяв жалованье из казны Московской, требовали иного из Тушинской – и получали! Купцы и Дворяне за деньги снабдевали стан неприятельский яствами, солью, платьем, оружием, и не тайно: знали, видели и молчали; а кто доносил Царю, именовался наушником.

Василий колебался: то не смел в крайности быть жестоким подобно Годунову и спускал преступникам; то хотел строгостью унять их и, веря иногда клеветникам, наказывал невинных, к умножению зла».

Положение Шуйского становилось все хуже. Настолько хуже, что он отправил Скопина-Шуйского к шведскому королю, договариваться о войне против Польши. Многие города между тем целовали крест новому самозванцу. В Ростове мятежники захватили митрополита Филарета (отца будущего царя Михаила Романова). Его босого и полуголого привезли в Тушинский лагерь, но Лжедмитрий встретил его ласково, одел в дорогие одежды, препоясал золотым поясом и нарек патриархом. Правда, для безопасности патриарха держали в заключении, использовали только по мере надобности.

Пока Скопин-Шуйский добирался до шведов, большая часть Московского царства передалась на сторону самозванца. На Москву собирался идти Сигизмунд. В таких условиях встал вопрос: что делать и кто виноват? Если на первый можно было ответить – сделать все, чтобы спасти страну (как это будет лучше, каждый представлял по-своему), то на второй ответ был ясен: Шуйский.

17 февраля Шуйского попытались отрешить от власти. Но первая попытка не удалась. Против «снятия с должности царя» выступил Гермоген, а вслед за ним и Дума. Когда Василия попытались вытащить из дома, он устыдил недовольных: «Чего хотите? Если убить меня, то я пред вами и не боюсь смерти; но свергнуть меня с Царства не можете без Думы земской. Да соберутся великие Бояре и чины государственные, и в моем присутствии да решат судьбу отечества и мою собственную: их суд будет для меня законом, но не воля крамольников!»

Пытались Шуйского убить, но эта попытка провалилась. А тем временем к Москве подходили шведы. Шли они, конечно, не из любви к соседу: Шуйский обещал хорошо заплатить и подарить за услугу Кексгольм.

Появление шведов было своевременным. Войско Делагарди понемногу очистило северные от Москвы города. Однако, дойдя до Твери, шведы вдруг повернули назад. Причина была проста: Шуйский не выплатил жалованье, за бесплатно шведы и финны умирать не хотели.

Михаил Скопин-Шуйский обнаружил отсутствие союзника только при Городне, он тут же послал сказать «не изменять чести, не срамить имени Шведского, не выдавать друзей, в то время, когда неприятель, более раздраженный, нежели ослабленный, готовится к решительному делу. Сии представления и серебро, врученное наемникам корыстолюбивым, их усовестили: Генерал Зоме с частию пехоты и конницы возвратился к Князю Михаилу накануне величайшей для него опасности и славы».

Думается, что помогло не взывание к шведской чести, а обещание того самого серебра. С поляками эти союзники сошлись на топких берегах Жабны. Битва длилась до заката, поляки отступили, союзники не стали их догонять. Скопин-Шуйский готовился к битве за Москву и стал собирать большое войско. Но тут, очевидно, кончились выплаты, потому что Карамзин говорит о новом уходе части шведского войска и новом его возврате после обещания выплатить 6000 рублей деньгами, 5000 рублей соболями. Только после этого Делагарди пошел к Калязину, где стоял Михаил.

Между тем самозванец не знал, что ему делать. Взять Москву он не мог, можно было только надеяться, что холод и голод вынудят жителей передумать. Пан Бобовский был уверен, что достаточно одного хорошего приступа. Он попробовал. Московское войско гнало до самого лагеря. Тушинцы пытались пойти всей силой и сжечь город, но снова выступило войско Дмитрия Шуйского, смешало вражеские ряды и заставило отступить.

Это выглядело почти как победа. Тем более что новости в Москву приходили хорошие: отложившиеся города снова признавали власть царя. Однако во Владимире царю присягать отказался не народ, а воевода Вельяминов, которого этот народ забил на площади камнями.

Василий ожидал, что наконец-то подойдут свежие войска и Тушино перестанет существовать. Но тут неожиданно Лисовский малой силой разбил огромную рать Шереметева. На время Москва притихла, а через пару дней снова радостное сообщение: Скопин-Шуйский отбил Переяславль и соединился с Делагарди. Затем они вместе заняли Александровскую слободу и стали ждать подхода новых частей.

Но на Смоленск уже шел Сигизмунд. Жители писали в отчаянии Василию, чтобы прислал войско, иначе не выстоять. Для того, чтобы королю негде было закрепиться, выжгли посады. 23 сентября поляки начали приступ, но не смогли одолеть. 26 сентября – второй, но их снова отбили.

Не желая терять воинов, Сигизмунд перешел к осаде, одновременно делал подкопы, но неудачно: смоляне успевали взорвать подкопы вместе с поляками. Началась зима. Сигизмунд стоял у Смоленска и не шел в Тушино, где его появления ждали с нетерпением.

В отчаянии из Тушина отправили послов к Смоленску, спрашивая короля, отчего он медлит. И получили страннейший ответ: «Вам надлежало не посылать к Королю, а ждать его Посольства: тогда вы узнали бы, для чего он вступил в Россию. Отечество наше, конечно, славится редкою свободою; но и свобода имеет законы, без коих Государство стоять не может. Закон Республики не дозволяет воевать и Королю без согласия чинов государственных; а вы, люди частные, своевольным нападением раздражаете опаснейшего из врагов ее: вами озлобленный Шуйский мстит ей Крымцами и Шведами. Легко призвать, трудно удалить опасность. Хвалитесь победами; но вы еще среди неприятелей сильных… Идите и скажите своим клевретам, что искать славы и корысти беззаконием, мятежничать и нагло оскорблять Верховную Власть есть дело не граждан свободных, а людей диких и хищных».

В Тушино долго пытались это осмыслить. Смысл не нравился. Впрочем, продержав тушинцев в состоянии паники, Сигизмунд соизволил дать им милостивое прощение: он ждет добрых сынов отечества под свои хоругви, забывает вину дерзких, обещает всем жалованье и награды.

В тушинском лагере начался раздор. Паны в глаза называли самозванца самозванцем. В то же время Сигизмунд призвал из тушинского стана именитых русских и сообщил им, что не собирается посягать на независимость Московского царства. Он пришел «утишить бунт, истребить бесстыдного Самозванца, низвергнуть тирана вероломного (Шуйского), освободить народ, утвердить Веру и Церковь».

Речь имела успех. Русская делегация готова была признать Сигизмундову правду. Здесь Карамзин пытался изо всех сил доказать, что не было среди бояр никакого сговора с королем, а за спиной настоящих патриотов действовала шайка предателей. Это не так. Но мне придется изложить версию истории по Карамзину, а не так, как бы мне этого хотелось.

«Уверенные в согласии Тушинских Россиян иметь Царем Сигизмунда, – пишет историк, – Послы в то же время готовы были вступить в сношение и с Василием, как законным Монархом: доставили ему грамоту Королевскую и, вероятно, предложили бы мир на условии возвратить Литве Смоленск или землю Северскую: чем могло бы удовольствоваться властолюбие Сигизмундово, если бы Россияне не захотели изменить своему Венценосцу.

Но Василий, перехватив возмутительные письма Королевские к Духовенству, Боярам и гражданам столицы, не отвечал Сигизмунду, в знак презрения: обнародовал только его вероломство и козни, чтобы исполнить негодования сердца Россиян. Москва была спокойна; а в Тушине вспыхнул мятеж.