Дмитрий Быков - Хроники ближайшей войны

• Название: Хроники ближайшей войны
• Автор: Дмитрий Быков
• Жанр: Публицистика

---

ТИП ПЯТЫЙ. ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫЙ. Корнями уходит в ту же незапамятную совковую древность и меняется мало. Лихорадочно скупает карты и брошюры, в отелях забирает из номеров все, включая проспекты программ отельного телевидения. Записывает за гидом, прося повторить названия и имена, которые ему в жизни не пригодятся. После экскурсии подробно пересказывает всем, кто ездил вместе с ним, основные положения сопроводительной лекции. На Родине детально перечисляет все музеи, в которых побывал. На пляже непременно интересуется водоизмещением во-он того судна на горизонте, выспрашивает дату открытия отеля и среднемесячный доход хозяина. Щеголяет общедоступными фактами из жизни посещаемой страны. При посещении музея шикает на тех, кто осмеливается перешептываться. Фотографируясь на фоне шедевров и туземцев, принимает глубокомысленный вид, а делясь впечатлениями от пирамид или кокосов, обильно цитирует путеводитель.

ТИП ШЕСТОЙ. ЗАКУПОЧНЫЙ. От шоп-туриста отличается тем, что все-таки уделяет часть своего времени развлечениям и знакомству с местными достопримечательностями, но глаза этой особи загораются только при перспективе покупок. Первую сотню долларов меняет в аэропорту, где курс обычно наивыгоднейший, но можно ведь найти и дешевле! Всякого туземца подозревает в желании обобрать, от уличных торговцев отбивается ногами. Во время шопинга, на который обычно отводится предпоследний день, стремглав несется по супермаркету, сравнивая цены с мировыми и до хрипа споря с продавцами о качестве кожи и хлопка. В конце концов закупается на барахолке в бедняцком квартале по ценам много ниже мировых и, страстно гордясь собою, демонстрирует приобретенное соседям. На еду не тратится. Нового русского и его жену втайне не любит, но внешне лебезит.

ТИП СЕДЬМОЙ. ВИЗАЖИСТ (СТИЛИСТ). Новая, распространенная и прибыльная профессия. Отдыхает на международных курортах средней руки. Как правило, гомосексуалист, чего не скрывает. Интонациями и пристрастиями чрезвычайно напоминает новую русскую, особенно когда скандалит со служащими отеля. Томен. По-дружески натирает все ту же новую русскую все тем же кремом от загара, любя пошептаться и посплетничать о том, что лучше надеть. Подробно рассказывает за общим столом о любых своих физических отправлениях – от потения ног до расстройства желудка. При виде негра, завернутого в лохмотья, говорит, что это стильно. Иногда возит с собой несколько демонстрационных экземпляров своей последней коллекции – полиэтилен, кожа, цепи, бечевка, пакеты из-под йогурта, все вместе называется платьем. Обожает рассказывать о своих кулинарных пристрастиях, вообще любит готовить. При малейших физических нагрузках вроде подъема в какую-нибудь достопримечательную гору потеет, краснеет, бледнеет и с четверти пути возвращается под сень автобуса, где отмахивается пальмовым листом от местного населения. За обедом в случае шведского стола берет чуть-чуть фруктов и чуть-чуть креветок; говорит, что и то, и другое в его родном найт-клубе много предпочтительнее.

ТИП ВОСЬМОЙ. ЖУРНАЛИСТ. Как правило, приглашается в поездку в рекламных целях и за символические цены – для освещения нового тура. Небогат. Чувствует себя робко в новой среде (если, конечно, не является рекламным агентом собственного издания). Развлекаться не на что. За отсутствием других увеселений расспрашивает туземцев о политическом режиме, вынюхивает в стране горячие точки, ночами бродит по городу в поисках экзотической фактуры, вследствие чего бывает бит. Наконец находит местного журналиста, с которым до конца тура посещает окрестные пивбары и беседует о тяготах профессии. Привозит материалы о светской жизни туземного президента (короля, вождя), выдержанные в стилистике, равно близкой к криминальной хронике «МК» и «Голубой книге» Зощенко. Покупает в основном сувениры начальству и коллегам.

ТИП ДЕВЯТЫЙ. ЗАВСЕГДАТАЙ. Вероятно, отвратительнейший – даже на фоне всех описанных: он изо всех сил делает вид, что он-то уже другой, что его истинная Родина тут, что он не совок и сроду совком не был, а тут знает и понимает все про всех,- но ужас в том, что это и есть совкизм самый окончательный и бесповоротный. Ибо именно пребывание за границей, знание заграничных обычаев и нравов является в сознании такого персонажа критерием окончательной избранности.

Приносят жареное мясо: он недоволен, ибо в Акапулько жарят не так. Там берут баранью косточку, трое суток и одну минуту (ровно! в этом-то и весь смак!) вымачивают в виноградном вине, которое выдерживали ровно (ровно!) три года и один день, потом все это маринуют с одной местной травкой, у меня там друг, выдающийся бабник и мачо, так он мне присылает раз в год по три грамма,- и вот тогда получается МЯСО! А не эта дрисня… (Выражения, кстати, вообще самые блатные, выдающие суровую школу жизни, долгие унижения и муки.) Покупать кожу в Финляндии? Вы с ума сошли! Все знают, что настоящая кожа продается только в одном селе в Тюрингии, где ее выделывает одна семья, вот уже пятьсот лет хранящая секрет настоящей выделки. Я там бывал, они мне его передали. Что? Остров Бали? Остров Бали – это для совков. Вот я в свой последний раз на Титикака – в предыдущие тоже было неплохо, но тогда погода подвела,- завалил такого буйвола, что…

Он каждую секунду доказывает вам свою полноценность и вашу неполноценность. Он был там, где вы не были, и видел то, чего никто не видел. Он давно уже гражданин мира, вкуситель тонких яств, ценитель истинных красавиц, потребитель и знаток всего лучшего… но Боже, как торчит из него забитый провинциальный фарцовщик, до сих пор полагающий, что качество всякой вещи определяет лейбл! Разговаривать с ним невыносимо. Увы, чем больше наши люди ездят, тем больше среди них таких завсегдатаев, которые обязательно сообщат вам, что в прошлом сезоне в Италии было гораздо лучше, а сейчас – так… сейчас – разве это солнце?!

Соседство такого завсегдатая способно отравить любую поездку. Впрочем, в России таких тоже полно.

ТИП ДЕВЯТЫЙ. АВТОР. Настолько отвратителен, желчен, зол и придирчив, что, дойдя до этой рубрики, брезгливо умолкает. На самом деле он любит всех этих людей, с которыми его время от времени сводят сладостные и нечастые выезды за рубеж. Он поет вместе с ними советские песни и пьет водку. Он обсуждает с ними местные нравы и прыгает в бассейн. Он – плоть от плоти этих людей, кость от кости. Он объединяет в себе все их пороки, добавляя новый и самый непростительный – умение все это видеть со стороны.

Потому-то даже туземцы недолюбливают его.

2000 год

Дмитрий Быков

Как я тоже видел Путина

18 марта, в рамках встречи «европейской четверки», президент России Владимир Путин посетил Францию и принял участие в работе 25-го Книжного салона, на котором Россия была почетным гостем.

Вышло так, что я как раз в это время тоже посетил Францию и даже принял участие в работе того же салона. Туда отвезли примерно полсотни российских писателей, и в их число, по милости устроителей выставки, попал ваш покорный слуга. Поначалу на встречу Путина с Шираком, говорят, приглашены были только самые маститые: Гранин, Вознесенский, Маканин, Кушнер, Радзинский… Но потом, по слухам, организаторы мероприятия представили себе, что такое писательский характер и какое дружное отчуждение ожидает немногих счастливцев. Так что в конце концов махнули рукой и решили: звать, так всех!

Писатели долго вели между собою переговоры – стоит ли ехать, что надеть и о чем говорить? Некоторые кривились, другие с вызовом заявляли, что не надо упускать случая сделать доброе дело – спросить, например, о чем-нибудь важном… Я ужасно боялся. Вдруг я ему скажу что-нибудь не то? Позвонил в редакцию.

– Ты его, главное, про Чубайса спроси!- сказал главный.

– Попробую,- пообещал я не очень уверенно. Только ему и дела сейчас до Чубайса. Правда, Чубайс тоже немного писатель…

Все происходило очень по-русски и в то же время очень по-французски. По-французски было то, что автобус к гостинице «Бедфорд», где живет большинство писателей, подали строго в одиннадцать утра. По-русски – то, что автобус оказался не тот. Российская сторона заказала один, а президент Франции Ширак прислал за писателями другой. На полдороге этот другой, сопровождаемый эскортом мотоциклистов, нас нагнал. Долго думали, пересаживаться или уж доехать в своем. В конце концов в наш автобус вскочил сотрудник французской службы протокола, сзади пристроились мотоциклисты, и мы доехали. Хотя там идти было пять минут от силы.

На время приезда российского президента столица Франции замерла, как перед визитом казаков в 1813 году. Половину бульваров перекрыли. Из окон смотрели восторженные французы. Один держал на руках ребенка. Александр Кабаков помахал ему рукой. Восхищенный отец скрылся в глубине комнаты. Вероятно, он плакал.

На входе в Елисейский дворец никого почему-то не раздевали и даже не досматривали. Гвардейцы с ружьями, с примкнутыми штыками, стояли на входе. Машинально я сказал одному «Бонжур», и он приветливо отозвался: «Бонжур, мсье!» В приемном зале Елисейского дворца сквозь стеклянный потолок ярко синело невероятно чистое небо – в день приземления русского литературного десанта температура во Франции разом подскочила до 20 градусов (еще недавно ночами доходило кое-где до минус двадцати; этот потрясающий факт еще сыграет свою роль в нашем повествовании). На стене приемной залы висел огромный гобелен, авторство которого – а главное, сюжет – не смог определить даже искусствовед по образованию Анатолий Королев. На гобелене изображалась внутренность большого собора, в который врывался всадник, топча перепуганных смуглых людей. Слева на все это поощрительно смотрел старик в красной кардинальской шапочке.