Михаил Елизаров - Мультики

• Название: Мультики
• Автор: Михаил Елизаров
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065809-1

Михаил Елизаров — один из самых ярких и талантливых современных писателей, лауреат премии «Русский Букер». Его проза притягивает, будоражит, действует, не оставляя ни одного шанса читательскому равнодушию.

Главный герой нового романа — советский подросток конца восьмидесятых. Место действия — окраина промышленного мегаполиса, где дворовая шпана зарабатывает деньги на показе «мультиков» зазевавшимся гражданам. Но «произведение о детстве» трансформируется в сюрреалистический кошмар. Реальность подменяет мистификация, пространство и время мутируют, нарисованный мир диафильма оживает, обнажая бездну…

---

После беседы с «классной» папа меня не ругал, но было видно, что он очень расстроен моим поведением. Ночью я слышал, как родители долго шептались, обсуждая мое будущее, и вздыхали.

Дворовые знакомцы с подачи Леща называли меня Карманный Рэмбо или просто Рэмбо, реже Германом. А кто такой Рэмбо, я узнал, когда через пару недель впервые сходил в видеосалон и посмотрел «Первую кровь». Новая кличка и образ, связанный с ней, меня вполне устраивали, особенно без приставки «карманный».

Почти каждый вечер я шел за гаражи пообщаться с новыми товарищами. Меня уже никто не задирал — я стал своим и подрался всего только один раз со старшим пацаном по кличке Шайба. Мы курили, я сплюнул на землю, а ветер отнес плевок Шайбе на кроссовок. Шайба грубо сказал, чтобы я плевок вытер. Я отказался, потому что попал-то я не нарочно. Шайба подошел ко мне и размазал плевок о мою штанину. Я не раздумывая съездил Шайбе в челюсть. Шайба был сильнее меня и второй год занимался дзюдо, но, как выразился Борман, «Шайба отхватил пиздюлей по всему периметру». Но это был единственный случай такой междоусобицы. Позже Шайба согласился, что был неправ.

Лещ и Борман уже отслужили в армии, вроде нигде не работали, хотя Лещ говорил, что он и Борман «держат кооператив». Лещу было двадцать два, а Борману двадцать один. Я не могу сказать, что они верховодили всеми. Единой компании не существовало. Лещ и Борман были сами по себе, и все считались с их старшинством и авторитетом. Моими ровесниками были Боня и Саша Тренер. Серега Козуб — он, кстати, единственный, у кого кличка совпадала с фамилией, мы его так и звали «Козуб» — учился в девятом. Именно от Козуба, Тренера и Бони я отмахивался в тот первый вечер нашего знакомства, когда сломал нос Шеве. Все четверо — Боня, Тренер, Козуб и Шева — были из моей школы. С ними я сошелся наиболее близко.

Шева оказался на год старше меня, но учился вообще в седьмом, потому что дублировал пятый и шестой классы из-за неуспеваемости. Шайба был в девятом, но не в нашей школе, а в сто тридцать восьмой, что за универсамом. Лысый и Куля учились в радиотехническом техникуме, Лысый на втором курсе, а Куля на третьем. Из сто тридцать восьмой на гаражи приходили еще двое: Паша Конь и Тоша. Они были в десятом классе и общались попеременно то с Лысым и Кулей, то со мной, Боней, Шевой, Тренером, Козубом и Шайбой.

Через несколько дней после моей первой драки я встретил в школе Шеву. Нос ему вправили, и мы быстро помирились — на своих Шева зла не держал. Вскоре я узнал, что у Шевы глухонемая мать, что он из многодетной семьи и поэтому может по талонам бесплатно питаться в школьной столовой. Ходил он всегда в затрепанной форме, из обуви у него до зимы были кеды. Шева, наверное, слегка отставал в умственном развитии, я однажды подглядел, как он делал домашнее задание по алгебре, что-то вычитал: так он даже не записывал цифры, а рисовал ряд палочек, зачеркивал вычитаемое число и снова пересчитывал палочки — Шева так и не научился считать в столбик!

Мы как-то сидели на ящиках, и Боня рассказывал анекдот:

— Пацан малой ведет телку на веревке, его спрашивают: «Куда идешь?» — «Телку к бычку веду». — «А что, папка сам не может?» — «Папка-то может, но бычок с пользой выебет!»

Шева смеялся громче всех, а затем добавил:

— Вот ведь телка какая тупая, согласилась с бычком…

— В смысле? — опешил Куля.

— Ну, телка могла же сказать пацану малому: «Ты че, я не пойду, я лучше с обычным мужиком поебусь, чем с быком».

— Шева! Это не телка тупая, а ты тупой! — Куля оглушительно заржал, а за ним и все остальные.

— Видишь ли, Шевочка, — издевательски говорил тогда Лещ, — тебе это будет сложно представить, но «телка» — это не только девушка, но еще и корова!

С тех пор Шеву часто подкалывали, если рассказывался анекдот. Потом кто-нибудь объявлял: «А теперь Шева нам объяснит, что понял!»

Шева обижался и под общий хохот угрюмо отругивался. Это забавляло всех еще больше. При этом к Шеве относились тепло. Он хоть и был физически не особо крепок, но дрался здорово, особенно когда немного выпивал — недостаток мощи у него возмещался приступами расторможенной ярости — Шеву словно разрывало на тысячу кулачных движений. Из-за маленького роста его чаще всего брали как зачинщика в уличных мероприятиях.

А занималась наша компания в свободное время довольно-таки неблаговидным делом. Прогуливаясь по району, мы подстерегали встречных ребят и угрозами расправы вымогали мелочь. За несколько часов такой охоты можно было легко настрелять рублей пять. Деньги делились поровну и тратились обычно на видеосалон и сигареты.

Впервые меня взяли с собой на дело Лысый, Куля, Тоша и Паша Конь. К середине сентября я выучил наизусть все нехитрые речевки и их вариации, предваряющие отъем денег: «Эй, пацан, стоять! Иди сюда, не бойся! Сюда, кому сказали? Ты с какого района? Кого знаешь? Деньги есть? Какие двадцать копеек? А если я больше найду, то хуже будет… Все, щас в торец бью!» — и уже через неделю обучения сам остановил какого-то тощего дылду-десятиклассника и под одобрительные взгляды моих товарищей получил из его кармана мятый пергаментного цвета рубль, пропитанный мокрым теплом и страхом.

Начитанный Борман говорил, что в уличной команде, как в театре, у каждого есть свое, пусть и гопническое, но амплуа, соответствующее внешним данным, ну и характеру. Чтобы успешно работать и производить впечатление на обираемого «зрителя» на сцене, то бишь на улице, для колорита обязательно нужны: «Сильный» — просто крепкий парень, мышечный костяк, гири-кулаки; «Жирный» — громоздкий увалень, символизирующий «мясо», удельный вес команды; «Подлый» — вертлявый, липкий персонаж, от которого неизвестно чего ждать — улыбочки или заточки в бок; «Нервный» — тощий, дрожащий от внутренней злобы, бесноватый отморозок — ой, что будет, если дать ему волю; и конечно же «Главный» — руководитель, в разной степени сочетающий в себе качества всех вышеназванных амплуа. Борман подчеркивал, что лучше всего, когда «Главный» красив — красота всегда царит над жиром, силой и злобой. И нужен еще «Малой» — коротышка, «мелкий», малолетняя наглая рожа. Это он первым подкатывает к жертве из уличных подворотных кулис, открывая бандитский спектакль. От работы «Малого» зависит многое. Если «Малой» умело действует, то остальным, по сути, и стараться нечего — даже если «Сильный» — не силач, а одна видимость, «Нервный» — не сама жестокость, а кривляющийся клоун, «Жирный» — просто трусливое сало, то все искупит и устроит ловкий «Малой». Он в одиночку ошеломит, запугает и соберет дань. «На профессионального „Малого“ любая бригада должна молиться», — так говорил Борман.

Сам он когда-то начинал в роли «Нервного», а потом поднялся до «Главного». Лещ, пока не ушел с улицы, всегда был «Сильным». Теперь «Главным» и «Сильным» у нас считался Куля, хотя по мнению Бормана, Куля как был, так и остался заурядным «Нервным». Лысый балансировал между «Сильным» и «Жирным». Тоша неплохо справлялся с задачами «Подлого». Бессменным и непревзойденным «Жирным» был Шайба. Не отличающиеся выраженным актерским колоритом Боня, Козуб, Паша Конь и Тренер участвовали в массовке, попеременно подвизаясь на ролях «Нервного» и «Подлого»…

Нетрудно догадаться, что за амплуа определялось мне самой природой. Я был настоящей находкой для уличных мероприятий — маленький, в разы мощнее любого малолетки и большинства моих сверстников — одним словом, идеальный «Малой».

Раньше наши использовали для этой роли Шеву, в общем-то тоже неплохого «Малого». В отличие от меня, у Шевы был недюжинный опыт, но зато я обладал силой. Шева даже какое-то время обижался, получалось, что я вроде как оставил его без работы…

Вначале меня еще немного коробило от мысли, что я участвую, по большому счету, в настоящем грабеже, но, к своему стыду, я излишне быстро вошел во вкус, освоил нехитрые приемы запугивания, научился вычислять жертву по походке, словам, по особому выражению лица. Я успокаивал совесть тем, что наш разбой обычно не заканчивался рукоприкладством. Если Куля, Лысый и То-ша любили для острастки несильно двинуть особо строптивым «в бочину», то я считал это грубой работой. Мне казалось, что всегда можно ограничиться словами, интонацией, поэтому другие пацаны: Боня, Козуб, Шева, Тренер, Шайба — предпочитали выходить на улицу со мной. Я так умел поговорить с жертвой, что мы расставались почти приятелями. Я никогда не унижал, а убеждал, что это правильно — поделиться с нами. К примеру, я говорил: «Пацан, ты нас не бойся… А ты и не боялся?.. Вот и хорошо, что ты настоящий пацан, а не ссыкло… Тебя как зовут? Меня Германом звать, а тебя? Вова? Будем знакомы… Вова, выручи на рубль… Ты пойми, мы же тебя по-товарищески просим, как своего знакомого… У тебя сколько денег? Семьдесят копеек? Точно? Уверен? Отвечаешь за слова?.. Тоша, ты подожди в карман к нему лезть, пацан правду нам говорит… Н-да… Ну вот, как тебе после этого верить? Тебе самому не стыдно? Ты же своим пацанам неправду сказал… Ладно, я верю, что ты просто забыл… Бывает… Ты не расстраивайся, ты, главное, знай, что как-нибудь и мы тебя из беды выручим…»