Трейси Слэттон - Бессмертный

• Название: Бессмертный
• Автор: Трейси Слэттон
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-22231-5

Его жизнь текла, как придется, в блестящем городе Флоренция. Он считал своим наставником великого Джотто, встречался с Петраркой, служил герцогам Медичи. Его учеником был гениальный Леонардо да Винчи. Он сражался во многих битвах и поклонялся многим красавицам.

Прихотливой природе вздумалось сотворить его вечно молодым. Он прожил так долго, что ему дано было исполнение самых несбыточных желаний.

Его звали Лука Бастардо — Лука Безродный, и казалось, что он человек, неподвластный закону смерти.

Но в этой жизни за все надо платить.

---

Графиня чуть сморщила полное лицо, и я увидел, что и в этой семье не обходится без конфликтов, даже между своими.

— Бабуля, мама вполне самостоятельная женщина, — возразил Лоренцо, обняв бабушку за плечи. — И пишет она очень даже неплохо, не отрицай!

— Мне нужно заниматься с моим новым подопечным, — сказал я, пятясь к выходу.

— Приводите и мальчика, — улыбнулся Лоренцо. — Мы и его играть в кальчо научим.

— Вы останетесь у нас на ночь, — кивнула графиня, разгибая полные руки в шелковых рукавах. — Это решено.

Был обычный для сельской Тосканы июньский вечер. По склонам холмов рассыпались огоньки светлячков, отовсюду доносились ароматы винограда, зелени и закрывшихся на ночь бутонов. Я расслабился, наслаждаясь сладким земным ароматом в ожидании моего скакуна, которого должны были вывести из конюшни. Это был высокий гнедой красавец, которого я назвал Джинори, за рыжину в шерсти, напоминавшую о моем давнем напарнике-могильщике. Жеребца выкупали, почистили и расчесали, пока я разговаривал с Козимо. На коне красовалось новое седло с нарядной отделкой — видимо, подарок от Козимо. Я провел по нему рукой, восхищаясь дорогой, отлично выделанной кожей и искусно выкованными металлическими деталями. Это было седло, достойное короля. На нем я мог гордо скакать навстречу судьбе. Эта вещь придаст мне уверенности, когда я, рискуя жизнью, вернусь, чтобы поселиться во Флоренции. Я проверил подпругу и уже собрался вскочить в седло.

— А у вас, видно, наметанный глаз на лошадей, — раздался пронзительный, надтреснутый голос, который, как я теперь знал, принадлежал Лоренцо.

— Я заплатил за него целое состояние, и он того стоит, — ответил я, вскакивая в седло. — Умен, надрессирован и ни разу не подвел меня в бою.

— Качество, достойное похвалы, — повторил мои слова Лоренцо.

Он вышел из темноты на свет лампы, и трепещущий огонь заплясал на его лице, искажая его резкие, уродливые черты, которые то распадались в игре света, то вновь возникали, в один миг то превращая его в демоническое чудовище, то преображая в божественно прекрасный лик, словно сошедший с одной из картин несравненного Джотто.

— У дедушки такой же верный глаз на друзей, и я стараюсь развить в себе это качество. Я хочу стать достойным деда. При моем положении мне нужны такие союзники, как ваш конь; друзья, выдержавшие испытание и доказавшие свою отвагу. Друзья, которые не покинут меня.

— Вашим друзьям придется сражаться без передышки между битвами, — сказал я, пристально глядя на Лоренцо.

Он приподнял уголок рта в кривой усмешке. Я пришпорил Джинори, конь повел ушами и взял с места бодрым шагом.

— Надеюсь, вам понравится седло, я заказывал его для себя, но ваш скакун заслуживает его больше, чем мой! — вдогонку крикнул Лоренцо. — Сдается мне, что вы лучший наездник, чем я, хотя мало кто может со мной тягаться!

В первый миг я оцепенел от удивления. Потом повернулся, чтобы поблагодарить, но Лоренцо уже и след простыл, и даже Джинори с чуткими ноздрями не смог его учуять. Еще один непростой Медичи, подумал я, только этот был мне еще совсем неизвестен. Нельзя было понять, окажется ли он мне таким же надежным и верным другом, как его дед, или принесет кучу неприятностей. Его подарок был не подарком, а проверкой, и я решил преподнести что-нибудь Лоренцо взамен. И еще я решил выяснить, какова власть братства Красного пера, по-прежнему ли к нему благоволит церковь и отцы города. Мне нужно узнать это как ради собственной безопасности, так и потому, что этим будет интересоваться Лоренцо. Мне не хотелось, чтобы он владел обо мне такой информацией, которая неизвестна мне самому. Этот человек не побоится использовать свою власть, а мне моя свобода была слишком дорога, чтобы добровольно отдать ее в чьи-то руки, будь это даже руки Медичи.

ГЛАВА 17

На следующее утро я проснулся оттого, что впервые за больше чем полвека моего лица, как старый добрый друг, коснулось золотисто-лавандовое тосканское солнце. Я переночевал на единственном постоялом дворе в Анкьяно. Это было обветшалое, заросшее плющом строение по меньшей мере столетнего возраста, с неплохой таверной. Я одновременно испытал сожаление и облегчение оттого, что проснулся, потому что был весь во власти увиденного длинного сна: Николо Сильвано читал с кафедры проповедь, тыча в меня пальцем и хохоча безумным смехом. Затем я увяз в паутине и ползал по ней, а паутина была огромной, розово-зеленой, вместе со мной по ней ползали другие люди, одни подползали ко мне, другие уползали. Я кричал и барахтался, наконец прорвал паутину и, выскочив через дырку, вдруг очутился в зале, посреди маскарада. Играла музыка, по зале расхаживали люди в роскошных костюмах и беседовали. Ко мне подошла стройная женщина, и сердце мое заныло еще до того, как она встала передо мной. Это была она, та женщина из видения философского камня, женщина, которую я выбрал, не испугавшись расплаты. Она стояла передо мной в ослепительном сиянии, ее лицо скрывала маска, и все во мне смягчилось, растаяло и раскрылось. Но когда я протянул руки, чтобы коснуться ее и обнять, она отступила. Я бежал за ней, а она все отдалялась, и мое сердце бешено билось от желания. А потом я почувствовал теплые пальцы на щеках и, открыв глаза, понял, что это был длинный лучик света, а не рука моей возлюбленной.

Я почувствовал себя нагим и беззащитным, но со сном не поспоришь. Вчера я понял, что, рассказывая о видении юному Леонардо, я уже знал, что тем самым вызову его из небытия и мною завладеют чары. Тоскуя, я спрашивал себя, когда же наконец я встречу свою избранницу в этой долгой запутанной жизни (если, конечно, я сделал настоящий выбор, и она была настоящей, ведь я прождал ее более ста лет и уже начинал отчаиваться). Я быстро оделся и спустился в таверну позавтракать. Хрустящий хлеб, густая горячая каша, кусочки деревенской ветчины и нарезанная дольками белая груша — все это принесла мне прелестная белокурая девушка. Стремясь избавиться от мучительного наваждения, которое навеяли эти сны, я обратил все свое внимание на эту женщину. Ее золотистые локоны спускались по спине такими мягкими волнами, что у любого мужчины руки сами так и тянулись их погладить. Она взмахнула ресницами и улыбнулась мне полными алыми губами, показав ровные белые зубы. Я ответил ей восхищенной улыбкой, а потом пристально вгляделся в ее большие, широко посаженные на изящно вылепленном овальном лице глаза и понял, кто она такая.

— Катарина, — произнес я.

— На вашей стороне преимущество, синьор. Я вашего имени не знаю, — ответила она грудным голосом, удивленно подняв брови.

— Его зовут Лука Бастардо, — пропел мелодичный голос. — Он будет моим учителем.

Это был Леонардо в изумрудно-зеленой рубахе с неровно обрезанным подолом, как будто он сам укорачивал его своими руками. Он вбежал в комнату и сел рядом со мной на скамью.

— Неужели, молодой человек? — переспросила Катарина и потрепала его по волосам. — Я принесу тебе хлеба с медом, детка.

И она ушла, покачивая стройными округлыми бедрами под платьем без рукавов. Плечи у нее были белые, крепкие: наверное, она поднимала и носила много тяжестей в таверне.

— Не стоит тебе так глядеть на мою маму, — предупредил Леонардо и положил передо мной на стол мой кинжал, а мою миску с кашей пододвинул к себе.

Я смотрел, как Леонардо набросился на еду, и вспомнил, как всегда ел один у Сильвано. Кормили там вкусно и до отвала, правда, в скудной и неприятной компании: компании себя самого. Леонардо и представить себе не мог такую бедность духа и как далеко человек может зайти, чтобы облегчить ее. Его жизнь питало нечто другое, нечто светлое и свободное, что составляло глубинную основу его существа.

— Я не сказал, что собираюсь тебя учить, — в очередной раз возразил я, хотя нежелание рисковать жизнью, оставаясь вблизи Флоренции и обучая этого мальчика, уже шло на убыль.

Я все смотрел на него, не в силах по какой-то причине отогнать воспоминания о том, как я и другие дети жили у Сильвано. Я несколько десятилетий почти не вспоминал о публичном доме, а теперь вспомнил все до мелочей. Вспомнил ночь, когда впервые собрали всех детей вместе и Бернардо Сильвано перерезал сухожилия на ногах Марко. Вспомнил, как из ног Марко хлестала кровь прямо на дорогую одежду Сильвано. Вспомнил, как Марко закричал и упал, вспомнил, как он, худенький и окровавленный, сидел, прислонившись к опоре моста. Леонардо, столь уверенный в своих привилегиях, и понятия не имел о таких страданиях. Я бы посчитал его поведение заносчивым и нескромным, если бы в нем не было столько искреннего тепла и доброты, если бы не ореол покоя, окружавший его, как нимбы над головами ангелов на картинах.

— Ты вернулся, а значит, решил учить меня, — сказал он между ложками каши. — Пожалуй, начнем сегодня. Я готов к занятиям, учитель.