Григорий Глазов - Без названия

• Название: Без названия
• Автор: Григорий Глазов
• Жанр: Детектив

---

Она видела, что он нервничает, пытался даже встать, чтобы говорить, прохаживаясь по кабинету - его гневу, казалось, не хватало места в том пространстве, которое окружало их двоих, сидевших напротив друг друга.

- А вы не пробовали отыскать пакет у родственников дочери Диомиди?

- Искать было не у кого. Она была одинока.

- Но ее имущество, то, что было в квартире, куда-то же подевалось?

- Как говорят, пошло с молотка, растащили неизвестно кто и куда. Мы поздно хватились, узнали о ее смерти только через месяц. Но я глубоко убежден: Гилевский не выпустил бы из рук этот пакет, он был помешан на Диомиди.

- А вы?

Чаусов словно споткнулся. Потом сказал:

- Я всю жизнь занимался этим. Для меня Челлини, Фаберже, Диомиди, их творчество - наука. Существует же наука о бесценных полотнах великих живописцев, великих скульпторах.

- В докладной Гилевского на имя директора он возражает против издания юбилейного сборника, посвященного Диомиди и что-то считает вашими фантазиями. О чем речь?

- Исполняется 100 лет со дня рождения Диомиди и заканчивается сорокалетний срок запрета его дочери на вскрытие этого злосчастного пакета. Я предложил издать юбилейный сборник, высказал предположение, что пакет все-таки существует, его надо опять искать.

- По вашему мнению Гилевский утаил пакет. Зачем? Какой в этом смысл?

- Для меня существовало лишь одно объяснение...

- Почему "существовало", почему в прошедшем времени? А сейчас разве изменилось ваше мнение?

Он как бы оглянулся, удивленно посмотрел на нее, затем пришел в себя, сказал:

- Форма глагола здесь не существенна. Так вот мое объяснение: Гилевский на протяжении десятилетий был властелином сокровищ. Представьте себе: один на один с ними. Год за годом. Он привык к мысли, что это все принадлежит ему. Он царь в царстве прекрасных теней, и никто на это не посягает. И это укрепило его в мысли, что такое положение нормально, а, значит, он наделен волей ни с кем не делиться.

- Что ж, психологически такое объяснение допустимо. Но давайте вернемся к реалиям. Вам известна такая фамилия - Кевин Шобб?

- Да. Это крупный ювелир в Штатах, у него разветвленная сеть магазинов и мастерских. Дело унаследовал от отца.

- Что по-вашему могло связывать Гилевского и Шобба?

- Возможно, взаимный интерес к Диомиди. Не случайно же Кевин Шобб настоял, чтобы как эксперта пригласили Гилевского в связи со скандалом на аукционе.

- Где вы были 21-го июня между семнадцатью и двадцатью одним часом?

Все время двигающиеся глаза Чаусова остановились, он так пристально уставился в какую-то точку за спиной Паскаловой, что ей хотелось оглянуться, посмотреть, что там. Страсти его вроде утихли, и он спокойно ответил:

- В названное вами время я был на выставке старинной мебели в историческом музее. С Жаданом Святославом Юрьевичем. С восемнадцати до двадцати. Потом пошел домой.

- Ну хорошо, Алексей Ильич, мы, видимо, устали друг от друга. На этом давайте закончим, - сказала она.

Он пожал плечами, мол, как угодно...

Когда Чаусов ушел, Кира подумала: "Мне нужно узнать как можно больше о Диомиди, об этом исчезнувшем пакете, содержимое которого, как утверждает Чаусов, никто не знает. Лишь тогда я смогу определить точнее круг заинтересованных лиц, понять, имеет ли этот исчезнувший пакет какое-нибудь отношение к смерти Гилевского или то, что говорил Чаусов - просто беллетристика, которая будет меня только уводить в сторону".

В момент этих раздумий ее и застал стремительно вошедший Скорик.

- Хорошо, что вы еще здесь! - с порога сказал он.

- Я не собиралась уходить, - ответила она. - У меня назначена встреча еще с одним человеком.

- Я принес вам интересную новость: у Гилевского есть дальний родственник. Его фамилия Пестерев!

Кира обомлела.

- Откуда вам известно? - наконец спросила она.

- Сообщил мой подследственный. Он его приятель. Надо доставать этого Пестерева!

- Он в отпуске, - сказала Кира. Сообщение Скорика ошеломило ее. Считалось, что Гилевский абсолютно одинок. И вдруг возник родственник, да не кто-нибудь, а шофер Вадим Пестерев, чей телефон был записан на клочке бумаги, обнаруженном Джумой в кармане пальто Гилевского!

- Кто он этот Пестерев? - спросил Скорик.

- Шофер на инкассаторской машине. Вы будете его допрашивать как свидетеля по вашему делу?

- Так, кратенько, для уточнения. Ничего особенного я от него не жду. Ни улучшить, ни ухудшить положение моего подследственного он уже не сможет.

- Я к тому веду речь, что может вы мне тут поможете.

- Каким образом?

- Если я начну его допрашивать, ясное дело, он поймет в связи с чем, насторожится. Вы же будете вести с ним разговор о вашем подследственном. Вверните ему несколько вопросов, интересующих меня.

- Неплохая мысль. Вы попросите Агрбу, чтоб он, во-первых, точно установил, когда Пестерев ушел в отпуск и когда убыл из города. И, во-вторых, чтоб не прозевал, когда Пестерев вернется.

- Пожалуй.

- Мне никто не звонил?

- Нет.

- Ладно, пойду к Щербе доложить, - Скорик вышел...

До сих пор Паскалова не имела никакой четкой версии, просто по методике просеивала персоналии профессионально и по интересам стоявшие ближе всего к Гилевскому. И если не надеялась выудить что-то конкретное, то, как полагала, не без пользы "ввинчивалась" в среду людей, близких к Гилевскому. Теперь же возникло новое звено, в каком-то смысле инородное родственник Гилевского Пестерев, да не просто родственник, а приятель убийцы, дело которого ведет Скорик...

Она позвонила Агрбе на работу, долго никто не отвечал, наконец он отозвался запыхавшимся голосом:

- Слушаю, майор Агрба.

- Джума, это Паскалова.

- Я еще в коридоре услышал звонок, пока отпер дверь... Слушаю вас.

- У Гилевского объявился родственник.

- Кто такой?

- Пестерев. Помните шофер на инкассаторской машине?

- Помню. Вадим Пестерев. Он в отпуске.

- Мне нужно знать, какого числа точно он ушел в отпуск и когда выехал из города в свое путешествие на байдарке.

- Как он возник у вас?

- Проходит свидетелем у Скорика.

- Забавный расклад.

- И еще: надо не прозевать, когда он возвратится. Скорик будет его допрашивать, как своего свидетеля с прицелом на наши интересы. Вы поняли меня?

- Что ж тут понимать!.. А как эти собиратели антиквариата из моего списка?

- Пока общие слова. У всех алиби. Остался еще один, сейчас должен прийти.

- Что ж, Бог в помощь...

Скульптор Борис Никитич Огановский припозднился минут на двадцать. Он вошел шумно дыша, крупный, тяжелый, голубая сорочка в большую серую клетку была расстегнута, под рыжеватой бородой сильная жилистая шея, тяжелые руки, пальцы крепкие с выпуклыми ногтями, под которыми невымываемые дужки темной глины.

- Извините, опоздал маленько, - сказал он, - и Кира уловила запашок алкоголя. - Работяги привезли камень, надо было с ними бутылку удавить, он сел и стал застегивать пуговицы на сорочке. - "Так в чем душа моя повинна?" - процитировал он чью-то стихотворную строку.

- Это вам лучше знать, - улыбнулась Кира. - Борис Никитич, у вас, говорят, лучшая в городе коллекция работ старинных резчиков по кости?

- Вы что, тоже интересуетесь этим предметом?

- Постольку-поскольку.

- Да, коллекция у меня отменная. Двадцать лет собираю. Мне музеи предлагали продать им, давали большие деньги. Но кто же продает штучные вещи!

- А в городских музеях есть подобные коллекции?

- Нет. Даже частных коллекций, кроме моей, почти не существует.

- Гилевский знал о ней?

- Возможно. Мы с ним на эту тему не беседовали. Мы были знакомы только визуально: я знал его в лицо и знал, кто он, а он, возможно, и видел меня на какой-нибудь выставке, но не знал, кто я.

- Что это вы так уничижительно? Говорят, вы талантливый скульптор.

- Талантлив был Роден, Манизер, Мухина. Я добротный профессионал, многое делаю лучше других. Вот в этом я уверен.

- Что вы думаете об убийстве Гилевского?

- Дикая история. Что-то произошло на их музейной кухне, а что именно, - даже не задумывался. Что там за дрязги, кто кого опередил - понятия не имею. Вот если б вы спросили про Союз художников, тут бы я вам развернул рельефную панораму. А музеи - как запечатанные консервные банки.

- У вас хорошая память?

- Не жалуюсь.

- Тогда вспомните, пожалуйста, где вы были двадцать первого июня, во второй половине дня, скажем с семнадцати до двадцати одного часа.

- Зачем мне мучить память, у меня кондуит есть, - из нагрудного кармана он извлек затрепанный блокнот без обложки. - Я, чтоб не запутаться в делах, расписываю себе наперед каждую неделю, - он послюнявил палец, полистал блокнот. - Так... вот двадцатое... Что тут у нас? Поездка за глиной на скульптурную фабрику, легкий банкетос у Иванцева по случаю аванса... Так... Двадцать первое... Встреча с детьми в художественном кружке, поездка на автосервис, чтобы поменять амортизатор, в два обед с Оксаной, Оксана - это моя новая натурщица, - сказал он, глядя на Паскалову... - Дальше... Исторический музей, выставка старинной мебели... Значит в интересующее вас время я был на этой выставке, - он спрятал блокнот. - Вас это устраивает?