Ольга Лаврова - Бумеранг

• Название: Бумеранг
• Автор: Ольга Лаврова
• Жанр: Полицейский детектив

Марат Бывалов, сын известной эстрадной певицы, оставил научную карьеру и стал режиссировать грабежи. Его дела шли хорошо до тех пор, пока герой не доверил дело запуганному отцу близнецов, волей случая оказавшемуся свидетелем одного из налетов. Рассчетливый и хладнокровный «режиссер» не учел лишь одно обстоятельство: пока он готовил очередную операцию тот, на кого он рассчитывал, полюбил женщину и перестал быть трусом.

---

Тот заглядывает в бланк.

— Отпускают. Читать не умеешь?

Ноги у Подкидина готовы сорваться, но что-то принуждает топтаться на месте. Попрощаться? Даже извиниться, пожалуй, ведь хамил…

Он возвращается к столу Пал Палыча, прокашливается. Но способность к членораздельной речи его покинула. Безуспешно открыв рот несколько раз, Подкидин садится.

И нерешительно, конфузливо протягивает руку за списком.

* * *

Пляж в пригородной зоне отдыха. Среди купающихся — Сеня. Он выбирается на берег, фыркая и отплевываясь.

Мимо гуляющим шагом идут двое. Если б нам не был основательно известен облик Томина, мы бы и взгляда на них не задержали — настолько оба органичны на здешнем фоне. Вдруг эти двое останавливаются около Сени, как раз когда он снимает резиновую шапочку.

— Закурить не найдется? — спрашивает один, будто не видит, что на Сене лишь мокрые плавки.

— Некурящий я, некурящий, — отвечает тот, стремясь поскорее добраться до полотенца и одежды.

— Даже некурящий! — укоризненно произносит второй, то есть Томин. — А зачем окурки воруешь? — и крепко берет Сеню за плечо. — Зачем, спрашиваю, окурки-то воровать?

— Какие окурки… у ккого… — лепечет Сеня, начиная сразу отчаянно мерзнуть.

— У Подкидина, у кого же. У Виктора Подкидина, который проживает в квартире с твоей теткой, — веско разъясняет Томин. — Взрослый парень — и крадет окурки! Это хорошо? Я спрашиваю — хорошо? — будто речь и впрямь об одних окурках.

Сеня стучит зубами. Он голый, мокрый и беззащитный. Происходящее столь неожиданно для него, что он не способен к сопротивлению. В полном смысле слова застали врасплох..

И когда Томин тем же укоризненным голосом осведомляется:

— Записную книжку с перчаткой в тот же раз взял? Заодно?

Сеня без спору подтверждает:

— Ззаодно…

— Тогда поехали.

— Штаны… — просит Сеня, далеко не уверенный, что дозволят.

— Как считаешь? — оборачивается Томин к своему спутнику.

— Штаны, я думаю, можно, — серьезно отзывается тот.

— Спасибо… — потерянно благодарит Сеня. Сеня, теперь подследственный Калмыков, относится к той разновидности преступников, которые, коли уж попались и проговорились, не запираются и впредь. Таких, как правило, используют для изобличения сообщников. Потому логично, что мы застаем Калмыкова на очной ставке с Тутаевым.

Тутаев мрачен и воспринимает поведение своего тезки как предательское.

— Деньги мы поделили по дороге обратно. Заехали в кусты, там пересчитали, понимаешь, и поделили… на три части, поровну. — Калмыков ловит взгляд Тутаева, моргает — обрати внимание — и повторяет: — Поровну, значит, на троих… Вот так было совершено преступление… По глупости, конечно.

— Что скажете? — спрашивает Пал Палыч Тутаева.

— Плетет незнамо что! Псих какой-то…

— Кому принадлежала идея бросить в универмаге чужие вещи? Тутаев?

— Не понимаю вопроса.

— Калмыков?

— Кому принадлежала… забыл, кому первому. Но вещи я взял случайно в квартире у тетки… то есть у соседа.

— Совсем случайно?

— Ну, точней, с целью ввести в заблуждение товарищей из милиции.

— Понятно. Как, Тутаев, все никак не припоминаете этого гражданина?

— Первый раз вижу! — глупо упорствует тот.

— Хотя полгода работали в одном цеху радиозавода и считались приятелями. По какой причине уволились? — Снова оборачивается Пал Палыч к Калмыкову.

— Мы с Семой…

— За себя говори!

— Поскольку на очной ставке, я должен за обоих. Правильно понимаю, гражданин следователь?

— Правильно.

— ОТК часть контактов бракует, отправляет на свалку. А на каждом контакте — чуток серебра. Если паяльничком пройтись — можно снять. Мы с Семой и занялись… для одного ювелира. Нас, гражданин следователь, бесхозяйственность толкнула, — поспешно добавляет Калмыков. — Серебро, понимаешь, на помойку!

— Отчего же прекратилось ваше… хм… общественно полезное занятие?

— Ювелир сел. Если б не это несчастье, разве б я поднял руку на кассу? Что вы! У вас обо мне превратное мнение!

Не дослушав, Пал Палыч обращается к Тутаеву:

— Подтверждаете показания Калмыкова?

Тот злобно смотрит на закадычного дружка:

— Знал бы, какое ты дырявое трепло, — я бы от тебя на другой гектар ушел!

А Сеня Калмыков окончательно вошел в роль «чистосердечника», и ему уже рисуется обвинительное заключение, где черным по белому записано, как его показания помогли следствию.

Теперь он взывает к Илье Колесникову:

— Я, Илюша, во всем признался: как втроем забрались в магазин, втроем выручку делили в кустах… не помню, сколько отъехали… как на даче у тебя гуляли… втроем, после дела. Семе я сказал и тебе говорю: чего, понимаешь, темнить…

У Колесникова шкура потоньше тутаевской и нервы пожиже. Он уже, собственно, «готов», но Сеня еще не исчерпал запас красноречия:

— Вот суд будет, а статья-то, она резиновая. Есть верх, есть низ. Надо адвокату чего-то подбросить, понимаешь, для защиты. Мы молодые, первый раз, по глупости… Пожалеют…

* * *

В сарайчике у Ильи опрокинут набок ИЖ — так, чтобы колясочное колесо свободно крутилось и было доступно для осмотра. Кибрит медленно вращает его, сравнивая с увеличенной фотографией слепка, снятого со следа у шоссе.

— Вот это место отпечаталось! Узор в точности совпадает: расположение трещин, потертости… Да, Шурик, безусловно, он!

— Отлично! — восклицает Томин. — Нужно быстренько оформить это для Паши.

* * *

— Разрешите присутствовать на очной ставке? — Томин входит и кладет на стол перед Пал Палычем заключение экспертизы.

Сеня зябко вздрагивает (видно, вспомнилось задержание на пляже), но с подобием радостной улыбки говорит Томину:

— Здрасте! (Смотрите, переродился с той минуты, как рука закона ухватила меня за плечо!)

— Ну вот, Колесников, на дороге остался след вашего мотоцикла. Подтверждаете вы показания Калмыкова?

Илья Колесников прерывисто вздыхает и выдавливает:

— Подтверждаю…

— Теперь по порядку. Где познакомились? — Это к Калмыкову.

— В бане. Когда ювелир сгорел и нас поджало, мы Илюхе в бане и предложили: давай махнем одно дело… втроем.

— Правильно, Колесников?

— Дда… правильно.

— Прошу прощенья, не понял, — подает голос Томин. — Вы случайно мылись, что ли, вместе? Один намыленный другому намыленному говорит: айда что-нибудь ограбим? Что позволило вам и Тутаеву обратиться к незнакомому человеку с подобным предложением? Можно такой вопрос, Пал Палыч?

Тот кивает.

— Почему ж незнакомый? — возражает Калмыков. — Мы с Семой попариться уважали, а Илюха всегда там находился, на месте.

— Работал в бане? — уточняет Томин.

— В общем, да, — говорит Калмыков.

— По моим сведениям, Колесников ушел из лаборантов, жил на даче, полученной в наследство от родителей, городскую квартиру сдавал, тем и подкармливался. Верно я говорю?

— Все верно, — подтверждает Пал Палыч. — Вы, Александр Николаич, не в курсе банных тонкостей…

— Где уж нам! На службу бежишь — бани закрыты. Домой — хорошо бы на метро успеть. Извините за серость, моюсь в ванне.

— А есть люди, которые имеют досуг, в баньку ходят ради удовольствия. И желают, Александр Николаич, получить все двадцать четыре. И пар, и веничек, и кваску, и пивка, а к пивку воблочки.

— Гм… — выразительно произносит Томин.

— Тут и нужен молодец на все руки. Со своим запасом напитков и прочего. Без должности, конечно. Просто за определенную мзду Колесников со товарищи допускаются к обслуживанию посетителей. Как обстояло с нетрудовыми доходами?

— В среднем… трояк с клиента, — сиротским голосом сообщает Колесников.

— А бани не пустуют, — добавляет Пал Палыч. — Так вас не удивило предложение двух… намыленных?

— Нне очень… У голых, знаете, все проще. Чего надо, то и спрашивают. Принесешь пива, а он, к примеру, говорит: «Как тут насчет валюты?»

— Вспомнил! — вклинивается Калмыков. — Вот почему мы к Илюше: он помянул, что у него, понимаешь, есть мотоцикл, а у нас уже универмаг был на прицеле!

Успел Сеня добавить заключительный штрих к картине сговора, в которой не должно быть места для Марата!

* * *

А что Марат? Как он относится к провалу своих подручных?

Он как раз звонит:

— Сему, будьте добры. — Ответ приводит его в замешательство. Буркнув «извините», он поспешно нажимает рычаг аппарата. После короткой паузы вновь набирает номер: — Сеню можно? — И уже не дослушав, бросает трубку. — Влипли!.. Надо посоветоваться с умным человеком… — медленно произносит он. Выходит в переднюю, зажигает свет над большим зеркалом. Пристально вглядывается в себя. — Что будем делать?.. — спрашивает у отражения. — Успокойся, успокойся, Марат… — приказывает он сам себе, сгоняя тревогу с лица и постепенно обретая обычный невозмутимый вид. — Это не твой просчет. Их подвела какая-нибудь глупость. Тебя это не касается. Все к лучшему. Людей надо менять. Тебя не назовут… Ты им нужен на свободе. У тебя их деньги. Ты их надежда. Никто не выдаст. Все к лучшему… Ты человек умный. Ты поступаешь, как хочешь… Ты выше преград. Преград нет…