Ольга Лаврова - Третейский судья

• Название: Третейский судья
• Автор: Ольга Лаврова
• Издательство: Олимп, АСТ
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-012682-4, 5-8195-0765-7

---

— Тоже просьба австрийского знакомого? — подсмеивается Томин.

— Всегда любил гулять по набережной.

— А дом, дом?

— Можете не верить, но Ковалю было интересно, сохранился ли он… не знаю почему.

— Я вам объясню, — говорит Знаменский все еще тоном «разговора за пивом». — Там жила Вероника. Девушка, которую он любил. И там же она была убита.

Точное попадание. Коваль ставит стакан, помолчав, произносит:

— У вас жестокая профессия.

— Знаете, нет, — возражает Пал Палыч «по-свойски». — Наоборот, она обращена против жестокости и всякого зла. — Он доливает стакан Коваля. — Пейте, Олег Иваныч.

— Я не Олег Иваныч.

— Да ладно вам. Если Олег Иваныч Коваль — который не вы — был другом убитой Вероники, то как вы объясните, что в ее квартире были обнаружены отпечатки ваших пальцев?

При той линии защиты, какую ведет Коваль, вопрос сокрушительный. Он молчит. Знаменский не торопит. Тихо в кабинете. Воздух наэлектризованный.

— Это… доказано? — спрашивает наконец Коваль.

— В номере отеля сняли ваши отпечатки, — говорит Томин, — сравнили с теми, все совпало. Вы запутались. Пора признаться, что вы — Коваль.

Тот внутренне мечется, ища лазейку. И смотрите-ка, находит:

— Что отпечатки совпали — не доказательство, что я Коваль. Я вас — гипотетически — спрошу: почему Янов, Янов не мог десять лет назад бывать у этой погибшей девушки? Да, я ее знал. Бывал. Теперь хожу, вспоминаю. Это криминал?

Он понимает, что добыл очко в свою пользу. Понимают это и Знаменский с Томиным.

— Вы упорно защищаетесь, — говорит Пал Палыч. — Изобретательно. Любому адвокату впору. Но мы-то с вами знаем правду.

— Сейчас вы мне еще скажете, как у Достоевского: «Да вы же и убили», — Коваль ободрился, идет на обострение.

Пал Палыч длинно улыбается, может быть, предвкушает, как и впрямь скажет, по Достоевскому. Но не сразу, погодя.

— Сначала, — говорит он, — я скажу вам кое-что другое. То дело по наркотикам вел я. Мы оба, — кивает он на Томина.

Новость встряхивает Коваля, новость пугающая.

У него с противниками, оказывается, давние счеты.

— Вы ушли тогда, канули, казалось, безвозвратно. И вот — через десять лет — вы здесь. Вам не кажется, что нас свела судьба? Олег Иваныч?

— Я не Олег Иваныч, — уже машинально.

— Да-да, я говорю о Ковале. Как мы тогда его искали, как добивались от сообщников: имя, адрес, приметы! Вижу их как сейчас — Хомутова, Феликс, Крушанский, другие. Зафлаженная стая без вожака. И все промолчали. В них как бы отраженно виделись его черты. Человек умный, волевой, прекрасный организатор, по-своему справедливый. Возможно, он для них олицетворял даже некое нравственное начало. Теперь я знаю еще и о вашей… работе Коваля на Севере. Он там остался как легенда. И все-таки да, по Достоевскому — он и убил.

Коваля рассказ Знаменского не только занимает, но затрагивает, затягивает. Знаменский на то и рассчитывал.

— Поскольку вам, я вижу, интересно, открою секрет, на чем погорел его бизнес. Смотрим — зелье у наркоманов стало вдруг стандартное. Даже химический состав идентичный. Значит, один источник и массовое производство. И вот вышли мы на пеньковую фабрику. А уже к вечеру и на дачу Хомутовой и на ваш офис под вывеской «КСИБЗ». Все были на месте, всех взяли, кроме главного человека. Почему? Потому что после убийства — как раз в тот день — он был в шоке. В подобных случаях из-за эмоциональной перегрузки убийцы почти всегда несколько часов спят… Выходит, убийство спасло его от ареста.

— Арест, наоборот, мог спасти от убийства, — вставляет Томин. — Ирония судьбы.

— Но за что Коваль убил любимую девушку? Вам не хочется рассказать? — вдруг спрашивает Пал Палыч.

Пал Палыч не напрасно допытывается. На самом деле Ковалю хочется рассказать. Если человек десять лет молчит, а потом его доводят до кондиции, ему, конечно, хочется выплеснуть правду. Правда — странная вещь, она всегда наружу просится. Но не всегда ее наружу пускают. Коваль не пустит.

Коваль глухо молчит, лицо безжизненное.

— Неужели не хочется?.. Ладно, попробую я, — решает Пал Палыч.

Он делает знак, и Томин достает еще пива. Но теперь оно уже не производит расслабляющего действия, все слишком напряжены.

— Я думал о вас, перечитывал дела о наркотиках и убийстве. Ходил с вами по набережной. Я влез в вашу шкуру и — мне кажется — понял. Коваль занимался наркоторговлей, но терпеть не мог наркоманов. Лучше других он знал, что это погибшие люди. Среди его соратников наркоманов не было.

— Паша, был один, но как-то странно помер, — напоминает Томин, имея в виду скоропостижно скончавшегося Снегирева.

— Верно. Это подтверждает мою мысль. Вероника кололась. У меня тут есть запись протокола осмотра с места убийства. «Положение тела», «трупные пятна», «окоченение». Включим?

— Прошу вас, — задушенно говорит Коваль, делая протестующий жест.

Пал Палыч смотрит на него, страдающего, и отказывается от жестокого эксперимента, который обычно дает эффект. Томин, взявшийся было за кнопку магнитофона, досадливо отходит: вечно Паша со своим благородством.

— По словам подруги, она принимала таблетки, а колоться стала незадолго до смерти. Представим себе, что испытал Коваль, узнав, что Вероника наркоманка. Это было потрясение. Мне кажется, он убил в состоянии аффекта. А попросту — от отчаяния. А?

Коваль как-то подается назад, словно подальше от Пал Палыча, который обнажает его темные душевные глубины.

— У наркодельца любимую женщину отняла наркота. Это разве не судьба?

Томин доливает стакан Коваля, тот жадно пьет.

— Вы были знакомы с ее подругой, Аней Марголиной? — спрашивает Томин. — Она без вины отбыла восемь лет лагерей.

— Она приохотила Веронику к этой гадости. Она ее погубила! — вырывается у Коваля.

— Могу я считать это признанием и вашей вины перед людьми, которые погибли от наркотиков? — спрашивает Знаменский.

Коваль не отвечает.

— Никаких признаний… — невесело произносит Пал Палыч. — Что ж, Бог вам судья. Но вы играете с судьбой. Вы играете с судьбой… А у вашей судьбы что-то тяжелая поступь… Давайте пропуск.

Коваль не сразу понимает.

— Пропуск, — повторяет Пал Палыч.

В молчании он подписывает пропуск. В молчании идет к двери не чаявший так просто вырваться Коваль. Внешне выигравший в поединке, но внутренне разгромленный и понимающий, что остался на крючке.

Он мог бы уехать в Вену первым же поездом. Сослаться перед деловыми партнерами на какую-нибудь срочность и уехать. Пусть «высокое министерство» попробует его достать.

Однако банальная, но истина — от себя ни в каком поезде не уедешь.

Коваль привык принимать себя таким, каков есть, и всегда был сам с собой согласен. Не пересматривал своих поступков, не мучился сожалениями; решая что-то, делал и шел дальше. Но в кабинете Знаменского «положение тела»… «трупные пятна»… и потом по дороге в гостиницу и в номере из глубокого подполья души выполз невыносимый вопрос: имел ли он право отнять у Вероники жизнь? А где правильно поставленный вопрос, там недалеко до правильного ответа.

Он отсылает Катерину, стараясь не смотреть в ее похожее лицо. Долго сидит в ресторане один, пока не начинают петь цыгане. Поднимается в номер. Заказывает бутылку коньяку. Потом вторую. Пьет. Мается. Дошел до определенной грани, а дальше хмель не берет. На ковре валяется сотовый телефон и подает сигналы.

Ночь проходит в полузабытьи, коротких тревожных снах. Утром он с отвращением умывается холодной водой. Застегивает рубашку непослушными пальцами. Поднимает с полу пиджак.

В отчете наружки будет отмечено, что объект покинул отель «Советский» раньше, чем обычно, и с признаками алкогольного опьянения. Что направился пешком по Ленинградскому проспекту в сторону Белорусского вокзала, миновав который, на Тверской улице остановил свободное такси. Что некоторое время без видимой цели ездил по городу, не стараясь, однако, оторваться от «хвоста». Что вышел на набережной Яузы и постоял на горбатом пешеходном мостике, ни с кем не общаясь. Что снова взял машину и поехал к церкви, где прежде бывал дважды и где на сей раз пробыл около сорока минут, так как было безлюдно, то за ним не входили, дожидаясь снаружи. Затем объект направился на кладбище, в глубь которого его тоже сопровождать не стали, зная наизусть его привычный маршрут…

Для Томина рабочий день начинается с Риммы Анатольевны — она звонит по номеру, который был ей дан на совершенно экстренный случай. Спеша и волнуясь, женщина докладывает, что «иностранец из Австрии оказался третейский судья. Будет разбирать спор босса с Авдеевым — это наш клиент. И Авдеев собирается его убить — иностранца. Босс говорил кому-то по секрету, я сама слышала!»