Александр Барченко - Доктор Чёрный

• Название: Доктор Чёрный
• Автор: Александр Барченко
• Издательство: Современник
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1991

Творчество А. В. Барченко, писателя «буссенаровского толка», в предреволюционные годы пользовалось широкой признательностью среди любителей приключенческой литературы.

Его непринужденная, легкая манера письма способствовала писательскому успеху.

---

Стартер поднял уже флаг с его номером, и угрюмый бас меланхолического Билля вопросительно крякнул:

— Контакт?

— Ол-райт! — бросил Беляев, берясь за нагнетательный баллон.

Очень удачно, после короткого разбега, оторвавшись от земли, он сразу очутился над трибунами.

Отсюда белоснежные шлемы офицеров удивительно походили на молодые шампиньоны.

Беляев скользнул взглядом, пытаясь в этом месиве разноцветных кружочков и пятен отыскать Дину, мысленно загадав: «Если увижу, будет удача!»

В тот же момент лёгкий вечерний ветерок шевельнул правое крыло его «Блерио» и инстинкт приковал всё его внимание к рулю и педали. Когда он выправил аппарат, трибуны были уже далеко. Аппарат взмыл уже довольно высоко.

Беляев выключил мотор и, испытывая приятное, захватывающее чуть-чуть дух чувство, словно в летний томительный день сразу входишь в холодную воду, спланировал почти под углом в сорок пять градусов.

В ту минуту, когда мчащаяся снизу прямо в лицо бурая спина земли, казалось, готова была уже смять его вместе с аппаратом, он включил мотор снова.

Лёгкий треск… И аппарат немного вразвалку, совсем как лодка взбегает на волну, начинает опять забираться выше. Беляев давит на руль, и левое крыло аппарата клонится вниз.

Он огибает круг.

Прежде ощущение этого уклона заставляло его тело инстинктивно подаваться в другую сторону, чтобы уравновесить; теперь он даже не замечает, не чувствует наклона.

Впереди и немножко внизу кивает клювом «Фарман» толстяка Бонно. Отсюда кажется, что аппарат ползает по земле, прижимаясь к ней передним рулём при уклонах. На самом деле он на высоте восьмидесяти — ста метров.

Надо убираться с дороги. Если случайно Бонно очутится по прямой над его «Блерио», в конусе воздуха, со страшной силой отбрасываемого его винтом, аппарат толстяка полетит вниз, как подстреленная птица, а его, Беляева, товарищи исключат из своей среды, и жюри откажется пустить его на аэродром.

Беляев снова выключил мотор, «упал» на полсотни метров и сбоку на одной высоте и на приличном расстоянии обогнал Бонно.

Он решил не подниматься выше. Теперь тихо. А тот лёгонький вечерний ветерок, набегающий с Ганга, который оттолкнул его давеча от трибун, вырывается на аэродром с силой в одном только месте, вон там, где открывает свой чёрный беззубый рот тесный переулок между пятиэтажными домами.

«Буду держаться на этой высоте. Пускай теперь мне уступают дорогу…»

Он снова покосился в сторону приближавшихся трибун, подставляя левую щёку освежающей струе, отбрасываемой винтом.

Вдруг он вздрогнул… Вздрогнул сначала не от страха, а от изумления и неожиданности. Вздрогнул так сильно, что левая нога на минуту упустила педаль.

«Фу, чёрт! Какая дикость мерещится!»

Ему показалось, будто из-за низкого гребня, разделяющего его место от места пассажира, никем не занятого теперь, на него смотрят снизу чьи-то острые, маленькие, как бисер, глаза.

«Это всё от усталости. Баста!.. Завтра целый день отдыхаю! Ну их совсем и с призами. Здоровье дороже… До галлюцинаций долетал!»

Сам улыбаясь своей мнительности, он ещё раз покосился через плечо на пустое кожаное кресло рядом и… на минуту потерял способность дышать и двигаться…

Маленькие, острые глазки смотрели на него по-прежнему с того же места.

Не выпуская руля из рук, он подвинулся к борту и с ужасом снова заглянул в соседнее кресло.

Сомнения не было…

Следуя гибким телом за всеми углублениями кожаной стёганой подушки, вытянувшись и беспокойно шевеля кончиком хвоста, в кресле лежала небольшая змея… Совсем небольшая, скорее походившая на маленькую ящерицу…

Беляеву сразу бросилась в глаза необыкновенная яркость её чешуи. Змейка, должно быть, не далее как две-три недели тому назад вылупилась из яйца… Она не высовывала языка, и её плотно сомкнутые губы производили странное и жуткое впечатление чего-то затаённого, замкнутого.

Мельчайшие подробности сразу как ножом врезались в мозг Беляева. Он ясно и незабываемо увидел темноватый ремень по сдавленной с боков спине пресмыкающегося, более светлые и более широкие полукольца панциря на её животе, даже чуть заметную сдавленность туловища в том месте, где оно переходило в хвост. Маленькая головка змеи вся покрыта была правильно разграфленными, тускло поблёскивавшими, словно лакированными щитками.

Беляев судорожно двинул ногою, отыскивая педаль. Змея почувствовала движение и, чуть свесив с кресла переднюю часть туловища, раздула небольшой капюшон с особенно ярко выступившим рисунком «очков».

«Кобра! Молодая кобра!» — молнией промелькнуло в голове Беляева, и в ту же минуту перед глазами его выплыло, словно в рамке, бледное лицо Дины с ярко горящими, любящими глазами.

Что делать? У него нет оружия… Да и разве этим поможешь здесь на ходу, когда ни на минуту нельзя оторвать рук от руля. И так аппарат, словно ему передался испуг хозяина, начал рыскать и тревожно поклёвывать носом.

Нет! Единственное спасение планировать. А если она укусит прежде, чем достигнешь земли? Или когда начнёшь вылезать?..

Всё равно конец один. Не век же оставаться с ней в воздухе. Да! Только не смотреть на неё, на эту гадину… Выключить мотор, достигнуть земли, авось удастся сесть сразу, без взлёта… А там махнуть прыжком через борт! Да. Единственный выход… Как раз сейчас никого нет на старте… слава Богу!

Прижавшись вплотную к левому борту всем правым боком, от щеки до мизинца ноги ощущая противное, холодящее брезгливое чувство, впившись в маховичок руля, Беляев мерил глазами расстояние.

Бурый плот взрыхленной земли стартовой дорожки поднимался спереди, снизу… Господи, благослови! Беляев выключил мотор и с ужасом в ту же минуту подумал: «А ну как её раздражит свист останавливающегося винта… Эта гадость слушается свиста, кажется… Что она делает теперь?.. Нет, не смотреть… Не надо смотреть!»

Он мягко мазнул колёсами аппарата землю, еле-еле коснувшись, взмыл чуточку кверху, двинул рулём и, не давая мягко приседавшему на рессорах аппарату окончательно остановиться, припомнив все свои гимнастические познания, которыми славился в школе, оперевшись на руль, как на ребро параллельных брусьев, страшным напряжением мускулов выбросил ноги из сиденья вверх через борт…

И в тот же момент его мозг пронизала страшная мысль. Он забыл про стальные тяжи — они не пустят его!..

Он запутался в стальной проволоке левой ногой, потерял, в силу инерции, точку опоры руля и с коротким криком, жалобно прозвучавшим в его собственных ушах, сунулся обеми руками прямо в страшное кресло.

«Погиб!» — молнией блеснуло у него в голове.

В ту же минуту он почувствовал, как в палец его сквозь тонкую замшевую перчатку впилась словно маленькая иголка…

И чёрная пелена глубокого обморока накрыла его.

К аппарату уже бежали.

Длинный Билль, ополоумевший от страха и удивления при виде своего хозяина, висевшего на стальном каркасе в самой сверхъестественной позе, головой книзу, — не нашёл ничего лучшего, как вытянуть его из аппарата за ноги; увидав безжизненное лицо и змею, впившуюся в его руку, он кубарем покатился прочь, вскочил на ноги и, раскинув длинные руки, отмеривая жилистыми ногами саженные шаги, сломя голову бросился по направлению к судейской беседке, крича во все горло:

— Алло! Кобра!.. Змея! Кобра!.. Убит… клянусь Юпитером!!

Тысячная толпа окружила аэроплан. Сапёры стэками добивали корчащуюся на земле гадину.

Несколько военных и статских врачей старались привести Беляева в чувства, осматривали укус, жестоко перетянули руку выше локтя, чтобы не дать крови разнести яд. Перебивая друг друга, кричали о необходимости прижигания, требовали приборов и… не двигались с места.

Туземцы-сапёры соболезнующе покачивали головами.

Старый фельдфебель, с нескрываемым презрением глядевший на европейских светил, выругался в бороду и буркнул стоявшему рядом отделенному:

— Жаль малого, жаль… Погиб ни за понюшку табаку!.. Разве эти ракшазы помогут… Кабы у нас, на Голубых горах…

Дина, обезумевшая от горя и ужаса, забывшая о свидетелях, о знакомых, с сухими, широко открытыми глазами, без кровинки в лице, поняла фразу туземца, пошатнулась и бессильно навалилась на руку Джеммы.

Торопливо расталкивая толпу, к пострадавшему протискивался Дорн. За ним шёл невысокий, бледный человек с моложавым красивым лицом с небольшими усами.

Они подошли к группе врачей, толпившихся вокруг тела и с приветливой почтительностью раскланявшихся с пришедшими.

— Доктор! — рванулась к нему Дина отчаянно. — Доктор! Вы должны спасти его… Ради Бога! Вы должны.

Человек в белом чесучовом костюме остановил на ней на минуту странный, как казалось, глубоко печальный взгляд лучистых синих глаз и ответил спокойно по-русски: