Иван Путилин - 40 лет среди грабителей и убийц

• Название: 40 лет среди грабителей и убийц
• Автор: Иван Путилин
• Жанр: Детектив

Захватывающие записки первого начальника Петроградской сыскной полиции И. Д. Путилина. Начиная с должности младшего помощника квартального надзирателя Толкучего рынка началась его полицейская сорокалетняя карьера.

---

— Яков Григорьев! — начал я свой допрос, оставшись с ним в кабинете с глазу на глаз. — Ты обвиняешься в побеге из этапной Царскосельской тюрьмы, в убийстве чухонца Лехтонена на Выборгском шоссе и ученика часовых дел мастера Ивана Глазунова с ограблением, а также в краже платья и часов у купца Юнгмейстера, близ Выборгской заставы.

— Что из тюрьмы бежал — это верно, а в другом не виноват, — ответил он.

— Ну а откуда же ты взял часы, которые были найдены при обыске?

— В магазине купил… А где, в каком месте — не припомню.

— Ну а вещи, которые ты передал Марье Патрикеевой для продажи? Тоже купил?

— Никаких я ей вещей не передавал. Все врет баба. И затем на все вопросы, где он находился все время с момента побега, Яков отвечал: «Не припомню» или «Был сильно выпивши и потому ничего не видел и не слышал».

— Вот, ваше благородие! — вдруг нагло проговорил он. — Вините вы меня в разных злодействах да разбоях, а кто что видел? Против меня никаких улик нет! Хотите, видно, невинного человека запутать! Если бы я был уж такой душегуб, так мне бы Ничего не стоило вот эту чернильницу взять, пустить в вашу голову да и бежать отсюда. Семь бед — один ответ!

— Бросить в меня чернильницей ты, пожалуй, и мог бы, да бежать-то тебе не удалось бы. У дверей тебя городовой встретит, — проговорил я, в упор глядя на Якова. — А что свидетелей нет… так ты их увидишь.

Я позвонил. На зов явился городовой.

— Сколько у нас арестованных?

— Шестеро, — ответил городовой.

— Введи их сюда.

Когда все шестеро были введены, я поставил их рядом с Яковом, который с изумлением глядел на все происходящее.

— Введи сюда Ахлестову, — сказал я.

Когда вошла Ахлестова, я обратился к ней:

— Ахлестова, вглядитесь в лица всех этих семерых людей. Не признаете ли вы среди них того человека, который пил с вами водку в сторожке на огороде на Выборгской стороне, в день убийства вашего брата?

Ахлестова внимательно стала всматриваться в лица стоявших перед ней и затем без колебаний подошла к Якову Григорьеву.

— Этот самый человек! Я бы его из тысячи признала…

— Ври больше! — со злобой в голосе, стараясь, однако, скрыть растерянность, сказал Григорьев.

— Введи теперь сидельца из трактира «Старушка»!

Ввели сидельца.

— Вы показывали, что двадцатого числа в вашем заведении пьянствовал Иван Глазунов, убитый в ту же ночь, в обществе неизвестного вам человека. Вглядитесь внимательно в лица стоящих перед вами, не узнаете ли вы в ком-нибудь из них того незнакомца?

— Это они-с будут! — решительным тоном сказал сиделец, подходя к Якову.

Шестерых арестантов увели, и я опять остался с глазу на глаз с Григорьевым.

— Ну что скажешь теперь? — обратился я к Якову.

— Это все пустое! — проговорил он, тряхнув головой. — Все это вы нарочно придумали, чтобы меня с толку сбить, да не на такого напали!

— Как знаешь, Григорьев! Против тебя очень серьезные улики. Есть даже такие свидетели, о которых ты и не подозреваешь…

* * *

На следующее утро я приступил к допросу Марии Патрикеевой. Она чистосердечно рассказала все, что знала.

— А давно ты знакома с Яковом?

— Да больше трех лет.

— И ребенок есть у тебя?

— Да, мальчик. Только не у меня он, отдала я его чухонцу на воспитание в деревню за Вторым Парголовом.

— А как зовут этого чухонца?

— Лехтонен.

— Как-как? — переспросил я удивленно. — Ты верно запомнила имя?

— Да как же не помнить, ведь я там раз пять побывала. С год назад, положим… Все не успевала теперь…

— Хорошо ли там твоему ребенку? Пожалуй, впроголодь держат?

— Что вы, ваше благородие, они его любят. Своих-то детей у них нет, так моего заместо родного любят… Только вот вчера, — продолжала Мария, — я встретила в мелочной лавке чухонку знакомую из той же деревни, так она говорила, что Лехтонена убили, да толком-то не рассказала…

Я решил воспользоваться этим странным и неожиданным совпадением, чтобы через Марию повлиять на Григорьева.

— Ну а я тебе скажу, что его действительно убили, когда он возвращался домой… А убил его отец твоего ребенка и твой любовник Яков Григорьев!

Эффект этих слов превзошел мои ожидания. Марья зашаталась и с криком «Яша убил!» грохнулась на пол. Допрос был окончен.

* * *

Вечером того же дня я вновь вызвал Григорьева. Он вошел бледный, понуря голову, но упорно стоял на том, что ни в чем не виноват. Я велел ввести Марью Патрикееву.

— Вот, уговори ты его сознаться во всем, — сказал я, — Он убил чухонца Лехтонена, второго отца твоего ребенка, любившего твоего ребенка, как своего собственного.

— Яша, неужели это ты убил его? Ведь как он любил нашего Митю, как родного! — захлебываясь от слез, проговорила Марья.

— Что ты, дура, зря болтаешь? Разве Митюха у него был? — проговорил тихо Яков.

— У него, у него!.. Как свят Бог, у него! Скажи мне по душе, заклинаю тебя нашим малюткой, скажи мне, ведь ты не убийца! Не мог ты руку поднять на него, Яша!

— Моя вина! — глухо проговорил Яков, весь дрожа от охватившего его волнения. — А только, видит Бог, не знал я, что мальчонок-то наш у него воспитывался. А то бы не дерзнул я на него руку поднять. Упаси Бог, не такой я разбойник… Видно, Бог покарал. Во всем я теперь признаюсь. Слушайте, видит Бог, всю правду скажу! И он начал свою исповедь.

* * *

Об убийстве Лехтонена и краже у купца Юнгмейстера было достаточно сказано выше, но рассказ об убийстве ученика Глазунова, как наиболее характерный, привожу целиком.

— В шестом, должно быть, часу утра, — начал свою исповедь убийца, — я зашел на постоялый двор, что в Самсоньевском переулке, выпил водки, пошел к Марье и передал ей вещи купца для продажи. На вырученные шестнадцать рублей пятьдесят копеек я пьянствовал по разным трактирам, а ночевал в Петровском парке. На той неделе в одном трактире завел я знакомство с Иваном Глазуновым. Мы вместе пили пиво и водку, и я тут же решил, что убью его и возьму часы и цепочку, да и деньги, если найду.

Когда трактир стали запирать, я вышел с ним и стал его звать пойти вместе к знакомым девицам. Он согласился, и мы пошли. По дороге он все спрашивал меня, скоро ли мы дойдем. Я ему говорю: «Сейчас» — и все иду дальше, чтобы не встретить никого на пути. Как прошли Лавру, я тут и решился. Дал ему подножку, сел на него и ремнем от штанов стал душить. Сначала малый-то боролся, да силенки было мало, он и стал просить: «Не убивай! Дай еще пожить, возьми все…» А потом как кринет: «Пусть тебе за мою душу Бог отплатит, окаянный!» Тут я ремень еще подтянул, и он замолчал. Снял я с него часы и кошелек достал, а там всего-навсего сорок копеек. Посмотрел я на него, и такая, ваше благородие, меня жалость взяла! Лежит он такой жалкий, глаза широко раскрыл и на меня смотрит. «Эх, — думаю, — загубил Божьего младенца за здорово живешь!» И пошел назад, к Невскому, зашел в чайную, потом в трактир, а из трактира к Марье. Отдал ей часы и велел заложить их, а сам пошел опять шататься да пьянствовать. Как перед Богом говорю, ничего не знала Марья о моих злодействах, не погубите ее, ни в чем она не причастна.

Этой просьбой Яков закончил свою исповедь.

* * *

Спустя пять месяцев Якова Григорьева осудили. Его приговорили к двадцатилетней каторге.

Удачный розыск

Вспоминаю это старое дело исключительно потому, что я сделал первоначальный розыск и дознался до истинного преступника исключительно путем логического вывода и соображений и долгое время считал это дело самым блестящим в моей практике.

* * *

13 июня 1859 года на Выборгском шоссе был найден труп с признаками насильственной смерти. А следом за этим, в ночь с 13-го на 14 июня на даче купца Х-ра, подле самой заставы, через открытое окно неизвестно кем была похищена разная одежда: два летних мужских пальто, брюки, полусапожки, шляпа, зонтик и дамское серое пальто.

Граф Шувалов поручил мне расследовать оба эти дела. Я тотчас отправился на место преступлений. Сначала — к убитому. По Выборгской дороге, совсем недалеко от Петербурга, сейчас же у канавки еще лежал труп убитого. Человек лежал на боку, голова его была проломлена, среди сгустков крови виднелся мозг и торчали черепные кости. Он был без сапог, в красном шарфе и серой чуйке поверх жилета со стеклянными пуговицами. По виду это был типичный чухонец.

Я стал производить внимательный осмотр. Шагах в пяти от края дороги на камне я увидел несомненные следы крови. Черная полоса тянулась до того места, где лежал труп. На дне канавки я нашел топор, на обухе которого вместе с кровью приклеился пук волос, а подле камня — дешевую трубку.

После этих находок мне ясно представилась картина убийства. Чухонец мирно сидел на камне и, быть может, курил трубку, когда к нему подкрался убийца и нанес ему смертельные удары… Своим или его топором. Вероятно, его, потому что иначе убийца унес бы его с собой, дорожа все-таки вещью и побоясь улики.