Евгений Анисимов - Россия без Петра: 1725-1740

• Название: Россия без Петра: 1725-1740
• Автор: Евгений Анисимов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: История
• Год: 1994
• ISBN: ISBN 5-289-01008-4

Книга известного писателя-историка логически и хронологически продолжает его книгу «Время петровских реформ», вышедшую в Лениздате в 1989 г. в той же библиотеке. Построенная на оригинальных источниках, она рассказывает о драматической истории России эпохи дворцовых переворотов, о бывшей «лифляндской пленнице», ставшей императрицей Екатериной I, о «полудержавном властелине» А. Д. Меншикове, о царственном отроке Петре II, попавшем под влияние клана Долгоруких, об императрице Анне Ивановне и ее фаворите Бироне, о фельдмаршале Минихе, свергнувшем всесильного Бирона, о начальнике Тайной канцелярии А. И. Ушакове и его ведомстве…

---

Матвеев, по-видимому, ошибся, введенный в заблуждение (как и его переводчик) сходством правившего тогда в Бранденбурге курфюрста Фридриха Вильгельма (1688–1740. гг.) с восковой персоной, которая изображала покойного отца курфюрста — тоже Фридриха Вильгельма. Именно его восковую персону, в окружении восковых персон умерших принцев, видел в 1721 году в Берлине Бассевич.

«Восковую персону» люди воспринимали как «куриоз», диковинку, поначалу пугаясь жутковатой фигуры, поразительно похожей на грозного царя, а потом восхищаясь мастерством художника. Вероятно, испуг должен был переходить в какой-то момент в ужас, ибо, входя в комнату «восковой персоны», посетитель Кикиных палат — там первоначально были Кунсткамера и Академия — незаметно для себя нажимал половицу, приводившую в движение куклу, которая вдруг вставала с кресла и кланялась, приветствуя входившего. Но персидскому послу не довелось испытать сего ужаса — механизм был сломан в 1732 году и в Кунсткамере не восстанавливался. Среди монстров в банках, чучел животных, скелетов и разных диковинок, навезенных в Кунсткамеру со всего света, «восковой персоне» было самое место.

Апофеозом экскурсии было «путешествие» внутри знаменитого Готторпского глобуса. Подаренный Петру опекуном малолетнего Голштинского герцога Карла Фридриха в 1714 году, глобус — творение немецких мастеров середины XVII века — являл собой редкостное зрелище: огромный шар (диаметром 3,3 м), снаружи — земной глобус, а внутри — планетарий со звездным небом вместимостью 12 человек. Вращение искусного механизма создавало полную иллюзию движения небесной сферы.

Персидскому послу ничего не говорили имена людей, с которыми его знакомили в Академии. Вряд ли он, проходя академическую гимназию, мог заметить среди приветствовавших его гимназистов великовозрастного ученика Михаила Ломоносова, который буквально через несколько дней отправился учиться в Марбургский университет. Среди профессоров-академиков было также немало выдающихся ученых. Они приехали в Россию по приглашению Петра, движимые не только открывшимися перед ними перспективами служебного повышения, но и возможностями свободной и материально обеспеченной научной деятельности.

Несмотря на то что Академия наук воспринималась властью как бюрократическое учреждение и на ученых смотрели как на государственных служащих довольно низкого ранга, все же в Академии можно было плодотворно работать. Гениальный математик Леонард Эйлер, приехавший в Петербург в 1727 году после окончания Базельского университета, достиг поразительных успехов во многом благодаря условиям, созданным для научной работы в Академии. Позже — в 1749 году — он писал из Германии Шумахеру: «Я и все остальные, имевшие счастье состоять некоторое время при Русской императорской Академии, должны признать, что тем, чем мы являемся, все мы обязаны благоприятным обстоятельствам, в которых там находились. Что касается собственно меня лично, то при отсутствии столь превосходного случая я бы вынужден был заниматься другой наукой (Эйлер был приглашен как физиолог. — Е. Α.), в которой, судя по всем признакам, мне предстояло бы стать лишь кропателем»19. Уехав в 1740 году в Берлин, он спустя 26 лет вновь вернулся в зеленое здание на берегу Невы, где и остался до конца своей жизни.

Пример Эйлера показателен и типичен. Стремление получить творческую свободу, не быть «кропателем», бегая до седых волос в ассистентах у европейских знаменитостей, двигало многими учеными, приезжавшими в Россию. Академики Г. Крафт, И. Гмелин, Г. Штеллер, Г. Байер, Г. Ф. Миллер и многие другие сумели достичь выдающихся успехов в науке благодаря тому, что однажды не устрашились откликнуться на призыв Петра и приехать в «страну льдов». В послепетровское время в Академии блистал выдающийся французский астроном Ж. Делиль, основавший астрономическую школу, составивший и отчасти реализовавший обширную программу научного картографирования России. В 1728 году Делиль разработал картографическую проекцию для черчения генеральной карты России, которая использовалась два столетия.

В личности этого всемирно известного астронома было что-то весьма притягательное для современников. Блестящий, разносторонний ученый, энергичный и веселый человек, вокруг которого всегда были ученики и друзья, Жозеф Никола Делиль был подлинной звездой, украшением молодой русской Академии, и когда читатель слышит в полдень грохот пушки с бастиона Петропавловской крепости и тотчас смотрит на часы, пусть он вспомнит добрым словом Осипа Николаевича (так его звали в России). Именно Делиль, используя приборы созданной им астрономической обсерватории и особо точные астрономические часы, основал в России службу точного времени и предложил ровно в полдень давать пушечный выстрел. И начиная с 1735 года каждый полдень более 200 лет{6} Делилев сигнал заставляет петербуржцев вздрагивать…

За знаменитым круглым столом Академии рядом с Делилем, Г. Бюльфингером, Д. Бернулли и многими другими учеными, заложившими основы науки в России, сидел и Герард Фридрих Миллер. В 1731 году он стал академиком и прослужил в России 60 лет. Всю жизнь занимаясь историей России, он собирал бесценные источники, вел изыскания в не тронутых рукой профессионального историка русских архивах. Без знаменитых «Портфелей Миллера» — обширной коллекции документов и копий с утраченных позже источников — ныне вообще невозможно представить себе развитие исторической науки.

Его научная судьба оказалась печальной. Неутомимый труженик, он, не вынеся интриг в Академии, был вынужден покинуть Петербург, но не уехал из России, а поселился в Москве, чтобы не прерывать занятий российской историей. Последующая, в особенности советская, историография, не простив Миллеру «грех» норманизма, задвинула его в лагерь врагов великого Ломоносова и соответственно — «всего прогрессивного» в исторической науке, хотя сам Ломоносов всегда высоко ценил Миллера. Их же коренное расхождение касается не. только оценки роли варягов в Древней Руси, но острой и для современной науки (как, впрочем, и литературы, и искусства) проблемы, которую последние семьдесят лет называли «проблемой партийности».

Рассуждая о задачах истории и долге историографа, Ломоносов писал, что историограф должен быть «человек надежный и верный и для того нарочно присягнувший, чтобы никогда и никому не объявлять и не сообщать известий, надлежащих до политических дел критического состояния… природный россиянин чтоб не был склонен в своих исторических сочинениях ко шпынству и посмеянию».

Миллер придерживался диаметрально противоположной точки зрения: историк «должен казаться без отечества, без веры, без государя… все, что историк говорит, должно быть строго истинно, и никогда не должен он давать повод к возбуждению к себе подозрения в лecти»20.

Этот спор не кончен и до сих пор…

С Академией наук был связан и другой незаурядный человек, уже известный нам шляхетский прожектер Василий Татищев. Он не состоял в Академии и большую часть жизни провел далеко от столицы, воюя со шведами, усмиряя бунтующих башкир, выполняя дипломатические поручения Петра, руководя промышленными стройками Урала. Человек редкой образованности, всегда выполнявший важные поручения властей, которые высоко ценили его талант инженера и администратора, Татищев вел еще одну, незаметную для многих, жизнь — он писал историю России. Как показали прошедшие с тех пор века, именно это хобби и обеспечило Татищеву — одному из сотен талантливых тайных советников, администраторов, инженеров ΧVII века — прочную посмертную славу.

Сюда, в Петербургскую Академию, он привез в конце 30-х годов главный труд своей жизни — рукопись «Истории Российской». Эта книга оказалась первой попыткой систематизировать огромный запутанный материал по тысячелетней истории страны, «просветить» этот материал лучами идей Просвещения, проследить в истории России развитие истинного, по его мнению, двигателя истории — «просвещенного ума».

Пристрастный, противоречивый человек, Татищев в своей «Истории», отразил весь круг мыслей, предубеждений, недостатков и достоинств просвещенного человека своего времени. Годами собирая редкие рукописи, сопоставляя их, он интуитивно вышел на самое главное в истории — научную критику исторического источника, постижение его смысла, скрытого под наслоениями и правкой древнего летописца.

С. М. Соловьев нашел для Татищева-историка самые точные слова: «Он первый начал дело так, как следовало начать: собрал материалы, подверг их критике, свел летописные известия, снабдил их примечаниями географическими, этнографическими и хронологическими, указал на многие важные вопросы, послужившие темами для позднейших исследований… одним словом, указал путь и дал средства своим соотечественникам заниматься русской историей»21.