Евгений Анисимов - Россия без Петра: 1725-1740

• Название: Россия без Петра: 1725-1740
• Автор: Евгений Анисимов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: История
• Год: 1994
• ISBN: ISBN 5-289-01008-4

Книга известного писателя-историка логически и хронологически продолжает его книгу «Время петровских реформ», вышедшую в Лениздате в 1989 г. в той же библиотеке. Построенная на оригинальных источниках, она рассказывает о драматической истории России эпохи дворцовых переворотов, о бывшей «лифляндской пленнице», ставшей императрицей Екатериной I, о «полудержавном властелине» А. Д. Меншикове, о царственном отроке Петре II, попавшем под влияние клана Долгоруких, об императрице Анне Ивановне и ее фаворите Бироне, о фельдмаршале Минихе, свергнувшем всесильного Бирона, о начальнике Тайной канцелярии А. И. Ушакове и его ведомстве…

---

Но в достоверности эпизода со словами «Отдайте все…» есть основания сомневаться и по другим причинам. Во-первых, кажется странным, что никто, кроме Бассевича, об этих словах не упоминает, между тем у постели умирающего всегда были люди. Правда, саксонский резидент Лефорт сообщал своему правительству, что царь пытался что-то записать: «Ночью ему захотелось что-нибудь написать, он взял перо, написал несколько слов, но их нельзя было разобрать»34. Наверное, нацарапанное Петром было столь неразборчиво, что окружающие не придали этому значения, а после его смерти, когда судьба престола была уже решена, все это вовсе потеряло смысл.

Скорее всего, Бассевич не выдумал целиком этот эпизод, просто у него одного хватило фантазии увидеть среди неразборчивых каракулей такие значащие слова, которые не могли не стать легендой. Тем более что сопоставление текстов Бассевича и Вольтера показывает: Вольтер, выбросив важные в данном случае слова Бассевича о том, что написанное Петром смогли расшифровать лишь «после его смерти», и уточнив, что Петр писал по-русски, придал ситуации бо́льшую достоверность, завершенность и драматизм, и вся эта сцена несомненно украсила «Историю Российской империи при Петре Великом», написанную рукой выдающегося беллетриста.

Во-вторых, версия жизни Петра в последние часы, по рассказу Бассевича, не выдерживает проверки с точки зрения последовательности и продолжительности событий. Читатель помнит, что Вольтер, почти дословно использовав «Пояснения…», изменил указанную Бассевичем продолжительность агонии Петра: вместо «36 часов» («36 heures») поставил «шестнадцать часов» («une agonie qui dura seize heures»), причем написал числительное прописью. Очевидно, в понимании Вольтера агония не может длиться так долго. И он был прав не только с медицинской точки зрения на агонию как на «последние предсмертные моменты жизни». Проведем хронометраж последних часов жизни царя.

По Бассевичу, Петр впал в бессознательное состояние за 36 часов до смерти, последовавшей в 5 часов 15 минут утра 29 января, то есть в 17 часов вечера 27 января. Феофан же пишет, что «в 27 день генваря, в исходе второго пополудни часа, государь весьма оскудевать и к кончине приближаться начал». Когда к нему явились священники и стали его причащать, то он «засхлым языком и помешанными (затрудненными. — Е. А.) речьми» повторял слова молитвы. После этого в конторку к нему стали приходить прощаться сенаторы и генералы и «руку государеву с плачем и хлипанием целовать начали. Лежал он молча и всех приходящих взглядом приветствуя». Через некоторое время «не без труда проговорил: “После”». И «тем словом покоя ли требовал, или о времени смерти следующем говорил, про то неизвестно, и так все из комнаты вышли».

И далее Феофан пишет: «Толикая же и тогда еще крепость в теле его была, что хотя и по вся минуты казалось, что кончится, однако до пятнадцати часов (то есть с 14 часов 28 января. — Е. А.) боролся с смертью, и хотя ничего не говорил, только бесперестанно стонал и руку правую (понеже между тем левая параличем отнята, ничего не действовала) на сторону мешал; однако когда увещатель приступал, что между временем делалось», то царь реагировал и даже «увещателя обнимать силился», а когда архимандрит докладывал государю, «не поволит ли (пожелает. — Е. А.) повторительно Таин святых причаститися и, буде, поволит, приподнял бы руку и показал, тотчас руку вознес и повторительно божественной евхаристии сподобился»35.

Таким образом, по хронометражу Феофана видно, что Петр осознанно реагировал на действия священнослужителей еще за 15 часов до смерти, то есть в 14 часов 28 января. По Бассевичу же, он к этому времени уже почти сутки находился без сознания и дара речи. Думаю, что версия Феофана более основательна. Бассевичу, для пущей убедительности ключевого эпизода с роковыми словами, требовалось как можно раньше «отправить» царя в бессознательное состояние.

И все же задумаемся над тем, почему окружающие не напомнили царю о его долге определить наследника престола. Ведь он мог это сделать неоднократно — он почти до конца был в сознании и понимал обращенные к нему слова, даже утратив способность говорить.

Думаю, что вся обстановка в конторке мало благоприятствовала этому. Кампредон, ссылаясь на мнение очевидцев, отмечал, что Петр до самого конца отчаянно цеплялся за жизнь и был полностью погружен в эту борьбу, «сильно упал духом и выказывал даже мелочную боязнь смерти». О горячей, исступленной молитве Петра в эти часы писал и Феофан36. Окружающие не напоминали ему о завещании, «боясь обескуражить его этим как предвещением близкой кончины». Впрочем, проницательный Кампредон высказывает и другое предположение: «Царица и ее друзья, зная и без того желания умирающего монарха, опасались, как бы слабость духа, подавленного бременем страшных страданий, не побудила его изменить как-либо свои прежние намерения» передать престол Екатерине37. Иначе говоря, для Екатерины и ее «партии» выгоднее было отсутствие завещания, чем спровоцированное объявление воли царя, которое могло перечеркнуть подготовленные Екатериной и Меншиковым планы на час «X».

Нельзя исключить, что не менее физических страданий мучили Петра тягостные размышления о том, в чьих руках останется власть, новая Россия, Петербург, флот. Мы не знаем, о чем думал царь в эти часы, но для него было ясно, что все варианты наследования плохи. Если передать престол 16-летней Анне, то власть фактически перейдет к герцогу и голштинской, «партии», думающей только об интересах своего государства, а против Анны будут все — и Екатерина, и Меншиков, и «бояре», значит, раздоры и смута неизбежны. Екатерина —… (лучше не думать!), Елизавета легкомысленна. Внук — будущий враг, мститель за отца… На кого можно положиться? Кто мог бы помочь кому-нибудь из царской семьи править страной? Меншиков — вор. Головкин — круглый нуль. Толстому — уже за семьдесят. Ягужинский — пьяница и фанфарон. Макаров — взяточник… Ни наследников, ни соратников, ни продолжателей…

Поэтому, в контексте событий, развернувшихся во дворце, не будет преувеличением считать, что последним словом Петра на земле было услышанное Феофаном слово «ПОСЛЕ». «Уйдите, оставьте меня в покое, потом я все решу, после, ПОСЛЕ…» — вот что, вероятно, он хотел сказать этим…

…Но пора, однако, вернуться в тот зал, где Макаров отвечает на вопрос Меншикова о завещании покойного императора. Конечно, окажись я там в этот момент, я бы спросил Макарова, что он знает о содержании завещания, при каких обстоятельствах оно было составлено и затем уничтожено. Но подобного вопроса никто не задал, ибо многие, узнав наверняка, что завещания нет, увлеклись резонной мыслью: отсутствие завещания свидетельствует о колебаниях Петра до самого конца и он, не выразив письменно или устно свою последнюю волю, поручил определение наследника своим подданным. Такой вывод можно было действительно сделать из ответа Макарова.

И тут, по словам Бассевича, «архиепископ Феофан, видя, что вельможи несогласны во мнениях, обратился к собранию с просьбой позволить ему сказать свое слово». Он заявил, что все должны следовать присяге, данной в 1722 году при утверждении «Устава о наследии престола», признававшего за государем право самому назначать преемника. Это было сказано явно для того, чтобы отвести предложение об автоматической передаче престола великому князю как единственному прямому наследнику. Но высказывание Феофана не снимало главного сомнения: закон 1722 года есть закон, но тем не менее Петр не назначил наследника согласно этому закону. «Некоторые возразили ему, — продолжает Бассевич, — что здесь не видно такого ясного назначения, как старается представить Макаров, что недостаток этот можно принять за признак нерешительности, в которой скончался монарх, и что поэтому вместо него вопрос должно решить государство».

В ответ на это Феофан, прервав шум, рассказал, по сообщению все того же Бассевича, о том, что накануне коронации Екатерины Петр, будучи в гостях у одного английского купца, «открывая свое сердце перед своими друзьями и верными слугами, подтвердил, что возвел на престол свою супругу только для того, чтобы после его смерти она могла стать во главе государства». И тут Феофан обратился к канцлеру Головкину и некоторым из присутствующих за подтверждением сказанного. Они подтвердили, что такой случай был38.

Остановимся на минуту… Уж очень слабы были аргументы сторонников Екатерины, если приходилось извлекать на свет божий воспоминания о давней дружеской попойке в доме неизвестного английского купца. Мы, как и присутствовавшие тогда в зале, прекрасно знаем, как такие пирушки-попойки проходили и в каком плачевном состоянии бывали их, участники, забывавшие не только содержание застольных бесед, но и собственные имена. Кроме того, очень сомнительно, чтобы Петр, человек скрытный и недоверчивый, «открывал свое сердце» друзьям, которых у него отродясь не было…