Сергей Лексутов - Игра в голос по-курайски

• Название: Игра в голос по-курайски
• Автор: Сергей Лексутов
• Жанр: Детективная фантастика

---

Дня через два, когда он окончательно оклемался после ангины, все же решился пойти к Рите. Она встретила его доброжелательно, пригласила в комнату. Они долго сидели в креслах, разговаривая не спеша о том, о сем, наконец, она гибко поднялась, деловито разбросила одеяло на полу и принялась раздеваться. У Павла отлегло от сердца, он с облегчением вздохнул и тоже торопливо принялся вылезать из одежды.

Потом они долго лежали в тишине и темноте, и снова завывали троллейбусы, своим тоскливым воем выматывая всю душу. Павел тогда еще не знал, что эта агония будет длиться, и длиться до самой поздней осени, пока в квартире Риты снова не объявится Краснов.

Павел сам не заметил, как заснул. А проснувшись утром, когда Ольга уже ушла на работу, потянулся, освобождено засмеялся. Похоже, что его наконец-то отпустило застарелое психическое расстройство, которое в нем вызвала Рита, а Люся умело поддерживала своей психической раскачкой. Видимо не зря ему вдруг вспомнился Сыпчугур; там он впервые соприкоснулся с природой, буквально слился с ней в струях Оленгуя, выслеживая черные тени налимов под топляками, и сам больше похожий на дикого звереныша.

Выглянув в окно, он проговорил громко:

— А не поехать ли за грибами? — на улице сияло солнце, слабый ветерок лишь чуть-чуть колебал ветви тополей, стоящих вдоль улицы.

Он вышел на кухню. Анна Сергеевна сосредоточенно, будто средневековый алхимик, занималась засолкой помидоров.

— А поеду-ка я сегодня за грибами… — врастяжку, смакуя удовольствие, проговорил Павел.

— Паша, сегодня должны уголь подвезти… — проговорила Анна Сергеевна, ловко укладывая помидоры в банку.

— Ну и что? Уголь можно и потом в сарай перекидать…

— А если дождь пойдет? Потом зимой ковыряться ломом в сарайке…

Павел вздохнул, проворчал под нос:

— Н-да… тещи для того и служат, чтобы портить людям настроение.

От хорошего настроения ничего не осталось. Накладывая осточертевшую картошку в тарелку и поливая ее постным маслом, Павел вдруг подумал; а откуда могло взяться вчерашнее ощущение мишени под прицелом? Точно такое же ощущение преследовало его в последние дни подготовки приснопамятного «мятежа». Черт! Да не могло его обмануть чутье старого таежника! Явно кто-то тропил его вчера вечером. Но топтун не опытный, поглядывал на его спину, оттого он и почувствовал слежку. Павел знал еще из уроков дяди Гоши, что опытный топтун никогда не глядит прямо на того, за кем следит, держит его краем глаза. И то некоторые битые волки моментально чувствуют слежку.

— Павел уже доедал картошку, похрупывая ядреными солеными огурчиками, когда в дверь постучали. Анна Сергеевна открыла, и по квартире разнесся радостный рык:

Хозяйка! Куда уголь сгружать?!

Пять тонн угля, это не шибко-то много, если кидать просто лопатой, но когда его приходится таскать ведрами метров за пятьдесят…

Павел трудился в поте лица до позднего вечера. Благодаря монотонной и нудной работе отдалилась и очередная гнусная измена Люськи, и ощущение недоброго взгляда в спину. В конце концов, он даже благодушно подумал, что как только она вздумает вернуться, он ее выгонит к черту и забудет навсегда. Не терпеть же весь остаток жизни из-за ее сладострастных стонов и миньета ее дремучее хамство, невоспитанность и психопатию… В конце концов, у него хорошая жена, сын растет, когда-нибудь Павел станет хоть и не знаменитым, но читаемым и издаваемым писателем. Чего еще надо? А после баньки и графинчика малиновки жизнь засияла вообще радужными красками. Попивая мелкими глоточками вино, Павел подумал, что, вполне возможно, на него давно точит зуб Люськин отчим. Вот может, он и следил, чтобы подкараулить момент, треснуть по башке и отпинать как следует. Он, видите ли, ревнует ее…

Глава 3

Как заметил Марк Твен, собаку можно переехать только нечаянно

С утра пораньше Павел взялся писать рассказ, давно им задуманный, о жизни младших научных сотрудников в "эпоху перестройки и становления рыночных отношений". Не разгибаясь, писал до трех часов, потом к соседу, который просидел лет пятнадцать в тюрьме, но теперь «завязал», пришли друзья. Шум в общей прихожей стоял такой, что временами заглушал стук пишущей машинки. Павел понял, что под такое веселье работать невозможно, и решил, допечатав лист, на сегодня закончить, когда отворилась входная дверь, и пропитой голос осведомился:

— Есть кто дома?

Не отрываясь от работы, Павел спросил недовольно:

— Чего надо?

— Закурить не найдется?

— Нету закурить, тут не курят…

Посчитав, что разговор окончен, Павел снова застучал по клавишам. И тут почувствовал, что за спиной кто-то стоит. Он резко обернулся. Рядом стоял пропитой тип и странным взглядом смотрел на Павла.

— Я сказал, что нет закурить… — нерешительно проговорил Павел, одновременно готовясь ко всяким неожиданностям, вплоть до того, что его сейчас попытаются зарезать и унести последнюю ценную вещь в доме — Ольгино пальто с норковым воротником, которое она купила в аккурат перед отпуском цен на волю.

Ханыга медоточивым голоском вдруг промурлыкал:

— Ты знаешь, я всегда тащусь от одного вида секретарш… Помню, трахнул одну секретаршу прямо на столе у ее начальника, и с тех пор не могу… Как увижу…

Он вдруг наклонился, обнял Павла, засопел, прижимаясь всем телом. Павла обдало ядреным самогонным перегаром, а в бок уперлось что-то твердое. Похоже, ханыга, и правда, готов был его тут же трахнуть на столе заместо секретарши.

Павел тихонько шепнул ему на ухо:

— Какой-то вы маньяк не сексуальный…

Крепко захватил обнимающую его за шею руку, вывернулся из объятий, одновременно выкручивая руку. Подтянув кисть до самого затылка, ласково сказал:

— Дергаться не будешь, не буду руку ломать… Сам пойдешь, или тебя на пинках вынести?

— Пусти, каз-зел… — прохрипел ханыга. — Больно ведь…

— Обзываться будешь, вообще руку выдерну, а заодно и ноги из задницы…

— Казел! Да я ж тебя ур-рою…

Павел еще выше подтянул ему руку, и больше он уже ничего не смог прохрипеть. Загнув его в три погибели, погнал к двери, с размаху открыл дверь его головой и вылетел прямо в гущу пирующей в прихожей компании. Разжав захват, Павел отскочил к своей двери, одновременно разглядывая компанию. Худо, не считая соседа, еще четверо.

— Вадя! Вадя! Этот козел чуть мне руку не сломал! — заверещал обиженный Павлом.

Павел, зная, что бывшие зэки абсолютно непредсказуемы в своих поступках, примирительно проговорил:

— Я его не трогал. Я дома сидел, он сам вломился и полез целоваться… Он, что у вас, голубой?

Мужики начали подниматься, меряя Павла злобными взглядами. Однако Вадим вдруг рявкнул:

— Ша! Парни… Пашка зря никого не тронет. Ты объясни, Паша?..

— Ну, я и объясняю, — и Павел вновь повторил, с добавлениями: — Сижу, пишу рассказ, а он вламывается и говорит, что любит секретарш трахать на столах у начальников, и тут же полез обниматься…

Вадим спросил рассудительно:

— Пашка тебя ударил?

— Нет. Только руку вывихнул…

— Все в ажуре, парни, никто не в обиде. Пашка у нас писа-атель… — протянул Вадим с гордостью.

— Ну, так бы и сказал, что писатель, а не секретарша, а то сразу руку ломать… — проныл обиженный.

Вадим обалдело посмотрел на него, но ничего не сказал, принялся разливать по стаканам самогонку из пластиковой полторашки, налил и шестой стакан, сказал:

— Давай, Паша, мировую…

Павел вздохнул тяжко, но чтобы окончательно потушить конфликт, подошел к столу, взял стакан, поднял, провозгласил:

— За мир, дружбу и братскую солидарность! — и решительно проглотил самогонку.

Жидкость была на редкость едкой и вонючей. Видимо это было самое дешевое зелье, которое гналось где-то поблизости. Потом Павел вернулся в комнату, но после полстакана самогонки работать было уже невозможно, а потому он оделся и пошел на дежурство.

Как водится, после капремонта осталась масса недоделок. Механик оставил грозный приказ: перебрать и привести в рабочее состояние один из насосов. Павел управился до одиннадцати часов, после чего здраво рассудил, что лучше ночевать в теплой постели, нежели в холодном и промозглом здании бассейна, в которое еще не подали горячую воду. Он запер на замок служебный вход, спрятал ключ в тайничок, и пошел домой. Осенняя ночь была тихой, теплой и, как водится, темной. Он шагал по бугристому, в широких трещинах, тротуару, привычно выбирая дорогу в свете редких фонарей, к тому же с трудом пробивавшимся сквозь почти не поредевшую листву тополей и кленов. Однако, несмотря на темень, которую жиденький свет фонарей лишь усугублял, Павел еще издали заметил две человеческие фигуры, маячившие на углу переулка. Всегдашняя осторожность дала тревожный звонок в сознание. Но Павел и виду не подал, что приготовился ко всякого рода каверзам, поджидающим мирного обывателя на пути к родному дому.