Сергей Лексутов - Игра в голос по-курайски

• Название: Игра в голос по-курайски
• Автор: Сергей Лексутов
• Жанр: Детективная фантастика

---

— Эй, уважаемый, — негромко окликнул его один из парней, — спичка есть?

Павел остановился, поскольку парень стоял посреди тротуара. Второй, как бы ненароком переступив ногами, передвинулся в сторону и оказался у Павла за спиной. Павел вежливо, с сожалением проговорил:

— Нету спичек. Не курю…

У парня в левой руке была сигарета, а правую он держал внизу, слегка заведя за спину. После столь вежливого ответа он должен был бы посторониться, но не посторонился. Тут Павел уловил резкое движение за спиной, — резкий шелест одежды, вздох, мелькнувшая тень на границе зрительного поля, инстинкт насторожившегося зверя засекает все, — и сейчас же сделал короткий, быстрый шажок в сторону, и развернулся вполоборота. Тот, который стоял за спиной, шумно пролетел мимо, в руке его был какой-то тяжелый предмет, то ли обрезок трубы, то ли арматурный прут. И уже ни мгновения не колеблясь, Павел от души врезал первому ногой в промежность. Тот скрючился, зажавшись обеими руками. На землю что-то упало, и Павел ясно разглядел в свете далекого фонаря тускло блестящую на черном асфальте полураскрытую опасную бритву. Думать было некогда, все действия диктовал ритм боя. Он изо всех сил шарахнул ногой по отклячившемуся толстому заду. Под ногой отчетливо хрупнуло. "Надеюсь, я тебе копчик раздробил, — мстительно подумал Павел, — теперь до конца дней твоих страдать тебе недержанием кала…" Оба парня, сплетясь в бесформенную груду, покатились по земле. Выяснять отношения у Павла не было ни малейшего желания, и он бросился прочь по тротуару.

Только захлопнув за собой калитку, замер, переводя дыхание и чутко прислушиваясь. На улице было тихо. Нападавшие почему-то не бросились преследовать. Впрочем, со сломанным копчиком не шибко-то побегаешь…

— Вот это номер!.. — потрясенно проговорил Павел.

Он неплохо знал, с чего начинаются и как продолжаются уличные драки. Но чтобы вот так, ни слова не говоря, кидаться с бритвой и железякой на первого встречного… Отпускающее ощущение опасности продирало неприятной дрожью в коленях.

— Бардак хренов! — констатировал Павел и пошел по дорожке к своему подъезду.

Инцидент быстро забылся, так как Павел основательно устал, а потому заснул сразу же, как только лег. На следующий день опять не удалось поехать за грибами, потому как с утра зарядил дождь, и Павел весь день просидел за пишущей машинкой, наслаждаясь своим нежданно открывшимся даром сочинителя. Рита вспоминалась уже без тоски и боли, а над всеми коварными изменами Люськи можно было только посмеяться, но смех, даже и мысленный, омрачался тем, что во всех этих эпизодах он, Павел, выглядел форменной пародией на Отелло и круглым дураком.

На работу он поехал на велосипеде, здраво рассудив, что если придется задержаться, проблем с транспортом не будет. Автобусы переставали ходить часов в одиннадцать.

Судя по всему, бассейн мог быть запущен в работу через пару недель. На дежурстве Павел со вкусом поработал, установил пару задвижек, отремонтированных механиком днем, принял душ, послонялся по пустому, гулкому и таинственному зданию бассейна, запер служебный вход и не спеша поехал домой, без всякого энтузиазма нажимая на педали, наслаждаясь прохладным и влажным после дождей воздухом.

Он переехал мост, и медленно взбирался по предмостному тягуну, привстав на сидении и изо всех сил нажимая на педали. Павел давно уже родную малую звездочку «Урала», заменил на звездочку от «Камы», которая чуть ли не в два раза меньше. Это давало огромный прирост в скорости на ровной дороге, но вот на горы взбираться, было мучительно. На ровной-то дороге Павел, бывало, спортсменов обгонял, к их несказанному удивлению. Примерно не середине тягуна он услышал низкий рев, быстро надвигающийся сзади. Мотор работал на первой передаче, но педаль газа была вдавлена в пол. Рев быстро приближался и явно склонялся к правой стороне дороги. Это было не только странно, но и подозрительно, машин на всем видимом отрезке дороге больше не было. На всякий случай Павел резко крутанул руль, скатываясь к самому бордюру, и тут же мимо него пронеслось ревущее мотором чудище, зацепив руку, тяжко шоркнув по ноге. Левую руку парализовало резкой болью. Чудище не соответствовало размерами своему басовитому реву; вверх по склону уносился «жигуленок», вроде бы даже копейка. Павел лишь чудом удержался на велосипеде. Левую руку невыносимо ломило, видимо в аккурат по локтю пришлось зеркало. Пережидая боль, он уперся ногой в бордюр и смотрел вслед уносящейся машине.

Немного придя в себя, прошипел сквозь зубы:

— Скоты… Твари… Солабоны хреновы… Половинкой бы вам…

Особенно стало мерзко и противно, когда он представил, как сидящие на переднем сидении сопляки потом будут рассказывать об этом: — "Слышь, братан, конкретно… Едем через мост, мужик на велике пилит… Братан его крылом по жопе — тресь, мужик в кювет… Во, бася-аво…" Особенно угнетало ощущение полного бессилия: какие-то твари чуть не раскатали по асфальту, и даже не удосужились приостановиться. И ничего не поделаешь. Ни-че-го! Номер разглядеть было невозможно, на велосипеде не догонишь.

Кое-как дотелепался до дому, управляя велосипедом одной рукой. Левая так и висела плетью. Ольга уже спала, так что охи и ахи Павлу не грозили. Он взял два полотенца, намочил и засунул в пустую морозилку холодильника. Испытанное средство при ушибах. Пока наскоро ужинал, полотенца достаточно охладились, он достал одно и обмотал им руку, боль сразу утихла, начала проходить и злость. Собственно, на все это надо смотреть философски, а иначе озлобишься, или того хуже свихнешься. Десятилетиями карательная система срабатывала неотвратимо и надежно, как волчий капкан, и вдруг в одночасье все рухнуло, объявили свободу, а как ею пользоваться не объяснили. К тому же завертелись большие деньги в наличном обороте, а новоявленных бизнесменов грабить — не в советские времена инкассаторов. Тут лишь припугни слегка, поверти стволом под носом — и сгребай в мешки деньги скоробогатеев, а если пообещаешь охранять от таких же, как сам, то коммерсанты добровольно понесут тебе денежки в клювиках, только собирай, не ленись. Никто не бежит в милицию, никто не жалуется, все исправно платят «крыше». А у «крыши» от безнаказанности и упоения властью уже крыша едет. Грабь, души, рви — все сходит с рук. Наверняка в «жигуленке» ехали какие-нибудь начинающие «рэкетиры», по иностранном, а по-русски — пошлые обдиралы. Подумаешь, какой-то ханыга пилит на велосипеде… А ну-ка подсечем его ради хохмы! Никто искать не будет, это ж мусор…

Павел несколько раз поменял полотенце, пока не стихла боль. Наконец он добрался до постели. Пристроил ноющую руку под теплый Ольгин бок и вскоре уснул. Ночью Павел несколько раз просыпался от боли, но тут же снова засыпал. За окном опять шумел дождь. Мимоходом подумал с сожалением, что опять не удастся поехать за грибами, но есть и свои плюсы — можно будет весь день поработать за пишущей машинкой. Хорошо, все же, жить близко к земле, Денис, если не в школе, то целыми днями возится во дворе и не мешает работать…

Позавтракав, Павел сел за стол. Слова без задержки сами текли на бумагу, как бы сами собой откуда-то выныривали чудные метафоры, образы расцвечивались яркими красками, и к вечеру он совершенно забыл о мерзком ощущении беспомощности перед наглостью каких-то ночных ездоков. Хоть рука и ныла, однако работать не мешала.

На следующее утро поднялся ветер, по небу неслись редкие облака, сияло яркое солнце, и Павел подумал, что если так дальше пойдет, то уже завтра можно будет поехать за грибами. И в предвкушении очередной встречи с любимыми лесами, он с утра засел за работу. К обеду закончил рассказ, перечитал, и воскликнул, как когда-то незабвенный Александр Сергеич:

— Ай да Пашка! Ай да сукин сын…

Но потом поумерил свой восторг сочинителя: чего-то ему наговорят в литобъединении о его творчестве?..

В сущности, Павел в безвыходном тупике, он никогда не сможет издать свои повести и рассказы. Павел всячески гнал от себя эту мысль, но она нет-нет, а всплывала из самых глубин сознания, куда ее удавалось загнать. Единственное государственное издательство впало в кому, организовавшиеся в начале перестройки и прихода гласности частные издательства по большей части разорились, а те, что остались на плаву, занимались книжной торговлей, а то и самым прибыльным бизнесом — торговлей продуктами питания и водкой. Несколько городских типографий без всяких издательств напрямую печатали книги тех, кто мог заплатить. Поэты уже воспользовались моментом, и чтобы числиться в писателях, успели издать за свой счет по паре книжек, размером с паспорт. За две изданных книжки, по Уставу Союза писателей, литератор уже может быть принят в члены. Кое-кто еще, из знакомых по литобъединению, способных писать короткие рассказы, раскошелился на издание книжек прозы за свой счет. Много печатать не надо — достаточно сотни экземпляров, чтобы подарить знакомым писателям и своим друзьям. И вот ты уже числишься писателем. А Павел, во-первых, не мог писать короткие рассказы, а во-вторых, никогда бы не смог набрать денег на издание даже самого короткого своего рассказа объемом в сорок пять страниц. Так что, его судьба — писать весь остаток жизни рассказы и повести, и даже не иметь возможности хотя бы числиться писателем. Впрочем, желание называться писателем у него давно уже отошло на второй, и даже третий план. Когда-то, когда он впервые появился в литобьединении, он снизу вверх смотрел на всех завсегдатаев, и ему очень хотелось им понравиться. Тогда-то он и написал пару рассказов, за которые его хвалил товарищи на обсуждении. А потом он вдруг понял, зачем насиловать свой мозг, выжимать из него строчки? Надо писать так, чтобы получать от этого удовольствие! И он принялся выдумывать особые миры и жил в них яркой, насыщенной, интересной жизнью. А потом лишь записывал свои ощущения и похождения в этой придуманной им жизни. Теперь каждая его вещь, которую он представлял на обсуждение, вызывала совершенно противоречивые отклики; кому-то нравилось, а кто-то не выбирал выражений, чтобы выразить свое отношение.