Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

• Название: Письмо с которого все началось
• Автор: Ковалевская Елена
• Жанр: Книги

---

Вернулись девочки, неся с собой какой-то сверток.

– О! Наша болезная очнулась, – жизнерадостно воскликнула Гертруда; они с Юзой обе были в доспехах. Но оно и понятно, а то мало ли кто вернется и когда. – Сейчас сделаем тебе волокушу, и направимся к Сподвижникам.

– Я могу в седле, – возразила я, поворачивая к ней голову.

– Не дури, – сразу же посерьезнела сестра. – Не строй из себя Святую Софию.

– Я, правда, могу, – начала спорить я. – Волокуша это очень долго, а нам как можно скорее надо убираться отсюда. Вдруг оставшиеся в живых наемники кого-нибудь сюда притащат? До Хейгазега полтора дня пути. Здесь нормальной власти нет; медвежий угол. Концов потом днем с огнем не найдут. А мы здесь по моей вине второй день болтаемся! Хоть иногда головой думать-то надо!

– Ты ж посмотри – разошлась! От задницы отлегло?! – взвилась Юозапа. – Я тут тебя штопаю, латаю, а ты меня срамить вздумала?! – и уже более миролюбиво добавила: – Раз тебя на ругань потянуло, значит, и вправду в седле усидишь.

– Юза-а, – протянула Герта выразительно глядя на сестру.

– Она права, – выдохнула та устало. – Мы можем попасть в еще худшую ситуацию. Не ты ли мне сама все уши прожужжала, что это нападение не простое?! Нам действительно надо убираться от сюда.

– Шут с вами, – махнула рукой Гертруда, и, развернувшись, пошла упаковывать разложенные вещи.

Я лежала и наблюдала за процессом. Оказывается, девочки принесли с собой небольшой кошель с деньгами, обобрав убитых. С одной стороны – мародерство большой грех, но с другой… На кой мертвым монеты? С собой не возьмешь, а нам пригодятся.

Затоптав костер, Гертруда подошла ко мне.

– Ну что, вставай, – сказала она, нехорошо глядя на меня. Знаю я такие взгляды: 'проверка на вшивость' называются. Смотрит, смогу ли я без помощи подняться.

Я, закусив губу, осторожно повернулась на левый бок, потом, перекатившись на живот, кое-как умостилась на четвереньках, и только из такого положения с трудом встала на ноги. Меня повело, но я, ухватившись за сестру, и все-таки устояла.

Девочки помогли мне одеться, кое-как напялили на меня поддоспешик, стараясь не бередить бок, обули в сапоги, нахлобучили подшлемник. Ой! Прям как с маленьким дитем возятся, а куда деваться…

С превеликими предосторожностями усадили меня на Пятого, и мы тронулись в путь.

Уже к вечеру я почувствовала еще большую дурноту, хотя и до этого состояние было не очень, но я терпела. Когда боль постоянная к ней претерпеваешься и можно ехать, но сейчас: слабость вновь разлилась по всему телу, голову будто бы песком набили. И бок… Я просто не обращала на него внимания, задвинув боль куда-то вглубь, и повторяла про себя как молитву: 'Я должна терпеть, я должна ехать, я должна…'

– Эй Фиря! Фиря! Да очнись ты! – услышала я голос Гертруды. Я пришла в себя у нее на руках, Старшая сестра бережно опускала меня куда-то вниз. – Говорила я тебе, что надо было сделать волокушу, так нет, согласилась с этой полоумной! Знаешь, что она на голову ушибленная, и ты туда же.

Кому это она, мне что ли?! Я все слышала, но вот открыть глаза не получалось.

– Слушай, я все сделала правильно, – это было сказано голосом Юзы. – Но, похоже, все равно в ране что-то осталось. Ее вообще нужно в тепло и покой. И чем скорее, тем лучше. Это даже хорошо, что она в седле смогла сидеть, мы вон сколько проехали. Что на волокуше, что верхом, итог один… И не смотри на меня так! Нету здесь нормальных условий, чтобы раненых выхаживать! Нужно ее быстрее к сподвижникам доставить! А то она у нас на руках с такой раной окочурится!

– Не дождетесь… – прохрипела я, с трудом разлепляя пересохшие губы, и кое-как открыла глаза.

Надо мной склонилась Юозапа, с весьма озабоченным видом.

– Ты как? – спросила она, но прежде чем я вновь успела открыть рот, поднесла к губам фляжку и наклонила. Боже, вода! Как здорово!

Я немного отпила и ответила, уже не скрывая правду:

– Хреново. Бок болит. Нога. Не могу, – дыхание, вырывавшееся с присвистом, опаляло глотку. Такое ощущение, что у меня в груди бушевал пожар.

Юза распахнула стянутый как ни попадя поддоспешник, и зашипела, втянув воздух сквозь плотно сжатые зубы.

– Что…

– Нормально все, ты только лежи, – заверила меня он и отошла.

Я прикрыла глаза.

– Плохо дело, – услышала я вновь голос сестры. – Кровит, но это не страшно, хуже, что у нее жар.

А то я не знала… Как только мое дыхание стало обжигать горло, я поняла: у меня жар, и, причем, не малый. Сердце казалось, бухает, чуть ли не в животе, с каждым новым ударом сотрясая тело. Болят все кости без исключения, в живот будто бы отпинали, а тело липкое от пота. Я понимала, дело мое не очень: раны воспалились.

Голоса девочек удалились, а мне на лоб опустилась холодная ладошка. Я приоткрыла глаза: передо мной как в тумане плавало зареванное лицо Агнесс.

– Ну что ты… – прохрипела я и попыталась улыбнуться. – Все хорошо…

Та закивала, и пихнула мне в губы фляжку. Я сделала пару глотков и прикрыла глаза, сделав вид, что уснула. Девочка посидела со мной немного, а потом куда-то ушла.

Словно во мгле я услышала голоса сестер, поняла, что меня куда-то перекладывают, укрывают. Потом меня немного дернуло и то, на чем я лежала, куда-то потащили. Понятно волокуша…

Еще раз я пришла в себя ночью, алые отблески костра играли на напряженном лице старшей сестры. Она была сурова и задумчива…

– Фиря, ты только потерпи…

– Есфирь, пожалуйста…

Глава 18.

Осень была дождливой и слякотной, совсем не такой, к которой привык его преосвященство епископ Констанс, старавшийся проводить ее непременно в Альтисии. Ему не нравилось, что повозка и кони непрестанно вязнут в грязи разбитых дорог, что холод и сырость пробирают до костей. Однако свое недовольство он старался держать при себе, ведь пуститься в дальнюю дорогу его вынудили личные дела, а не чужая прихоть. И вот уже который день с трудом преодолевая превратности пути, епископ направлялся в Крисовы – приграничную провинцию Винета. Там в епархии подведомственной его преосвященству епископу Агриппе, находился один из монастырей ордена Святого Варфоломея Карающего. Вот в него-то и направлялся Констанс. В дороге его как всегда сопровождал брат Боклерк. Он сидел напротив его преосвященства, погрузившись в чтение святого писания. За дни, проведенные в пути секретарь успел перечитать и разобраться во всех необходимых бумагах, и ныне мог себе позволить немного отдохнуть. Епископ же в отличие от своего помощника о чем-то напряженно размышлял.

– Нет, я все-таки не могу понять, зачем благочестивой Саскии понадобилось посылать гонца, чтобы задержать меня в госпитале, а затем самолично приехать, и сообщить мне эти сведения?! – Констанс вытащил руку в перчатке из теплого кокона и вздернул вверх съехавшее с плеча меховое одеяло. – Неужели нельзя было отправить все с гонцом? Ее же никто не просил передавать их устно через посыльного. Достаточно надежно запечатанного письма и… Нет Боклерк, за этим что-то кроется. А вот что именно? Это я и хотел бы узнать.

Секретарь поднял взгляд на епископа. Видя, что его преосвященство, настроен на разговор, он безропотно закрыл книгу, предварительно зажав между страницами закладку из цветной ленты.

А Констанс тем временем продолжал:

– Мало того, что своим появлением, она переполошила весь госпиталь, так еще всем дала понять, что я нахожусь с ней на короткой ноге, а если точнее сказать, – епископ недовольно поморщился. – Нахожусь у нее на коротком поводке. Слишком несовместимы, то, что она мне рассказала и ее приезд ради этого. По событийности это сравнимо с проведением парада на площади Всех Соборов для пожелания здоровья предстоятелю захудалого храма. По мелочам Благочестивая не разменивается. Нет. За всеми действиями Саскии что-то кроется. Но вот что?! Зная, что на самом деле ею движет, мне гораздо легче будет скинуть ярмо, которое она надеется на меня одеть. В другом случае она бы не стала столь активно помогать мне стать обладателем голоса. А я никогда не был дрессированной собачкой и не буду впредь.

– Ваше преосвященство, ее благочестие, очень хочет избавиться от присутствия кардинала Джованне и епископа Сисвария близ Святого Пристола, – в который раз начал рассуждать Боклерк. – И поэтому самолично решила известить вас о новом источнике денежных средств пресловутого епископа. Благочестивая – женщина, да к тому же халиссийка, значит, весьма импульсивна, возможно, только из-за эмоционального порыва она решила приехать.

Епископ пристально глянул на своего секретаря исподлобья:

– Боклерк, тащиться в Зморын больше недели в тряской каррусе, чтобы сказать мне это?! Весь ее порыв сошел бы 'на нет' уже на второй день пути по ухабистым дорогам. Здесь что-то другое. Я знаю, Благочестивая отдает себе отчет, что деньги правят миром. И только они все еще держат Сисвария на плаву и при его сане, только они привлекают Джованне к престолу. Не власть, нет, только они! Джованне молод, ему только сорок пять, возраст ничтожный для политики. Будь он дальновиден и терпелив, мог бы спокойно учиться управлению Церковью и союзом, собирая все нужные ниточки в своих руках. А в решающий момент, сделать так, чтобы они сыграли разом и вуаля! – Констанс сделал энергичный жест рукой, вскинув ее вверх. – Да здравствует новый Папа Джованне II! – и вновь поправив сбившееся одеяло, епископ откинулся на спинку сидения. – А что делает этот идиот?! Он доит деньги из папской казны, тратит их на сущие глупости и не пользуется той, почти безграничной властью, которая находится у него под носом! После этого Джованне остается в долгах, как в шелках, и делает еще большую глупость! Нет, скорее даже не глупость, а политическое самоубийство! Он связывается с самой омерзительнейшей фигурой в Церкви, которой, я уж не знаю, какие силы способствуют оставаться в ее лоне! Это выше моего разумения!