Валерий Язвицкий - Иван III — государь всея Руси (Книги четвертая, пятая)

• Название: Иван III — государь всея Руси (Книги четвертая, пятая)
• Автор: Валерий Язвицкий
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: ISBN 5-85125-025-9

Исторический роман В. Язвицкого воссоздает эпоху правления Ивана III (1440 — 1505 гг.), при котором сложилось территориальное ядро единого Российского государства. Это произошло в результате внутренней политики воссоединения древнерусских княжеских городов Ярославля, Новгорода, Твери, Вятки и др. Одновременно с укреплением Руси изнутри возрастал ее международный авторитет на Западе и Востоке.

---

Поняв, что все ждут его выступления, Иван Фрязин снова преклонил колена перед папой и испросил разрешения говорить. Он сам еще ясно не представлял, что сказать, но, вдохновившись общим вниманием, неожиданно для всех заговорил о могучем татарском хане, который будто бы предлагал свою грозную армию, чтобы напасть на турок со стороны Венгрии и разгромить их.

— Я берусь устроить это дело немедленно по возвращении в Москву. Я поеду к великому хану и, преподнеся от его святейшества дорогие подарки, ценою не менее чем на десять тысяч дукатов, потребую начать войну. Когда же хан откроет военные действия, ему нужно будет ежемесячно платить по десять тысяч дукатов. Таковы условия татар…

Вспомнив в этот миг о затее своей с Тревизаном и желая объединить оба эти дела, Иван Фрязин оживился и заговорил еще более пылко:

— Не смею утаить от вашего святейшества, что подобные условия хан предлагал уже через меня одному итальянскому государству, посол которого обратился ко мне за помощью. Это же я предлагаю святому престолу. Все это я смогу легко выполнить, ибо царь московский разрешает мне вести эти переговоры…

На этом Иван Фрязин закончил свою речь, чувствуя, что его перестали слушать. Он поклонился его святейшеству и отошел ближе к московскому посольству.

В зале наступила тяжелая тишина и растерянность. Большинство было разочаровано в своих надеждах, некоторые обменивались насмешливыми и злыми улыбками. Папа был взбешен, но прекрасно владел собой, только глядел в упор на Ивана Фрязина. Вдруг губы его зазмеились ехидной улыбкой.

— Мы очень благодарим, — заговорил он ласково, — за предложение услуг со стороны посла государя московского, но мы отклоняем союз с неверными против неверных, мы не хотим брать величайшую святыню мира из нечестивых рук нечестивыми же руками. Мы более верим благочестивому сыну нашему царю Иоанну, а посему поручаем будущей супруге его и легату нашему, его высокопреосвященству Антонио Бонумбре, лично вести переговоры с государем московским о делах церковных и о помощи против турок…

При этих словах папа сделал знак своему вице-канцлеру, который объявил прием у его святейшества оконченным.

Все стали прощаться с папой и расходиться под тихий гул разговоров, ведущихся, из почтения к его святейшеству, вполголоса. Папа, оглянувшись, увидел возле своего трона статс-секретаря по иностранным делам и знаком подозвал его к себе.

— Каков сей проходимец, а? — молвил он. — Вся его болтовня — сущая ложь, дабы выманить деньги…

— Несомненно, ваше святейшество, — рассмеялся статс-секретарь.

— Такие приемы, — насмешливо улыбаясь, продолжал папа, — годны для обмана дикарей, а не в Риме. Прошу, ваше преосвященство, дайте указания легату нашему Бонумбре, дабы поставил он в известность государя московского обо всем, что его посол наболтал про татар. Может быть, это и правда, а государь о том не знает. Узнав же, будет благодарен нам, а сие поможет делу легата и царевны. Да пусть он скажет царю и об итальянском государстве, которое своего посла к этому проходимцу Вольпе посылало. Об этом же и нам не лишне будет знать.

После аудиенции у папы будущая государыня московская стала спешно готовиться к отъезду из Рима, где ей и братьям ее приходилось подчас очень тяжело. Теперь она особенно часто вспоминала слова их покровителя, знаменитого соотечественника, кардинала Виссариона.

— Я бегу из Рима с радостью, — говорила она Феодосию Кристопуло, старому доктору семьи Палеологов, — убегу даже на край света. Помните, как через вас писал нам постоянно его высокопреосвященство кардинал Виссарион? Мы с братьями это наизусть выучили: «Вы сироты, изгнанники, нищие! Но у вас будет все, если будете подражать латынянам; не будете — ничего не получите!»

Старик печально улыбался и утешал:

— Теперь Господь помог нам, но не забывайте все же и то, что народ наш говорит: «Всякий береги себя сам».

Но царевна теперь не плакала уже больше, а весело смеялась, и, когда братья из зависти злились на нее, она самоуверенно отвечала им:

— Стану государыней московской и вас в Москву вызову.

Получив от царя Иоанна подарки не менее ценные, чем получил сам папа, и видя почет и уважение от посольства московского, она упивалась в мечтах свободой и властью государыни. Придворная жизнь Ватикана научила ее всему.

— О, я сумею все повернуть, как захочу! — вполголоса воскликнула она. — Только были бы нужные люди.

Она брала с собой в первую очередь самых верных и преданных слуг: няньку свою Евлампию, бывшего дядьку царевичей Франдиси, домашнего учителя и друга своего отца Христофора Стериади и, конечно, врача Феодосия Кристопуло. Брала своего повара Афиногена, верного из верных, двух старух гречанок — Меланию и Ксантиппу, знавших все яды и лечение от их действия, и горничную Гликерию. Для представительства и тайных политических дел она брала с собой греков: князя Константина, родом из Мореи, братьев Траханиотов, Димитрия и Георгия, ездивших сватать ее к московскому государю, и представителя от царевичей — Димитрия Раля из рода Палеологов.

Такое избрала царевна себе тесное и верное окружение. Остальные люди были от папского престола, но и они все даны ей на помощь. Зоя была спокойна и верила в свою судьбу, в свою молодость и умение пользоваться женским обаянием. Все тайны любви ей были известны по подробным рассказам замужних подруг, а о всех грязных кознях и происках властолюбцев Ватикана, именуемого папским Вавилоном,[55] сообщали ей служанки со слов прислуги его святейшества.

В покои царевны вошла ее няня Евлампия и доложила, что привезли дорожные сундуки для одежды и прочих вещей.

— Начни сегодня же вместе с Ксантиппой и Меланией все укладывать, как я приказала. Его святейшество назначил нам через четыре дня выехать всем поездом в Москву. Через час же приедут царские послы, и я поеду с ними прощаться с его святейшеством…

Няня пошла к выходу, но Зоя остановила ее и, громко рассмеявшись, молвила:

— Слушай, что сказал старик доктор: «Всякий, мол, береги себя сам». Нам же, девицам, нужно не беречься, а только лучше продать то, что хотят продать без нас другие. Я хочу взять без посредников сама главный барыш…

Няня одобрительно хлопнула в ладоши и воскликнула:

— Хитра девка! Только сумей мужа лаской опутать…

— Сумею! — с самоуверенной улыбкой сказала царевна. — А теперь иди да пришли Гликерию одевать меня…

В ватиканский дворец Зоя приехала в карете, окруженная русской охраной. Послы государя московского в нарядных одеждах ехали впереди ее кареты верхом на татарских конях в богатой сбруе. В приемной дворца, куда Зоя скромно вошла в сопровождении только четырех московских послов, царевну уже поджидали ее именитые спутники — легат и нунций папы, архиепископ Антонио Бонумбре со своим духовником и свитой из монахов доминиканского ордена, князь Константин и братья Траханиоты.

Отсюда они все двинулись во главе с царевной к галерее с изящными колоннами и по беломраморной лестнице сошли в дворцовый парк. Здесь придворные чины встретили гостей и повели их к огромной многовековой смоковнице, где его святейшество обычно отдыхал в тени деревьев.

Это был прием запросто. Папа в домашнем одеянии сидел в удобном плетеном кресле и читал книгу стихов Данте о молодой любви, обновившей жизнь поэта.[56] В конце этой книги Данте оплакивает смерть своей Беатриче — первой и последней любви. Он клянется, что не будет говорить о ней до тех пор, пока не создаст нечто достойное ее имени.

Сикст медленно закрыл книгу, а в мыслях его все еще мелькали отрывки взволнованной речи великого поэта: «Я надеюсь сказать о ней, как не было сказано ни об одной женщине, а потом — да сподобит меня Бог увидеть ее, блаженную, уже созерцающую Его лик».

Папа грустно вздохнул и закрыл глаза. Все мысли как-то вдруг ушли от него, и томик стихов выскользнул из рук к нему на колени: он задремал.

Поспешно подбежавший слуга почтительно коснулся руки его святейшества. Папа вздрогнул и проснулся.

— Ваше святейшество, — быстро заговорил слуга, — сюда идут царевна Зоя с послами и с его преосвященством Антонио Бонумбре…

Папа встретил гостей, подходивших к нему, весьма приветливо. Зоя, как истинная дочь латинской церкви и воспитанница святейшего престола, держалась смиренно и почтительно, но папа и его придворные все же заметили в ней некоторую перемену. В ее внешности и поведении чувствовалась уже будущая государыня московская, начиная с мантии без рукавов из драгоценной золотой парчи с пышной собольей оторочкой (подарок государя Иоанна) и кончая уже усвоенной величавой походкой.

Прощаясь, она снова благодарила его святейшество за свое воспитание и все заботы о ней, но сдержанно и с большим достоинством.