Рауль Ванейгем - Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни)

• Название: Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни)
• Автор: Рауль Ванейгем
• Издательство: Соцжизнь
• Жанр: Политика
• Год: 2007
• ISBN: 5-87987-034-0, 978-5-87987-034-3

Мир должен быть преобразован; все специалисты по его благоустройству вместе взятые не помешают этому. Поскольку я не хочу понимать их, меня устраивает то, что я не понят ими….

У ситуационистов есть две «священные книги». Первая — это «Общество спектакля» (или, в другом переводе, «Общество зрелища») Ги Эрнеста Дебора, вторая — «Трактат об умении жить для молодых поколений». Поскольку английский перевод книги Рауля Ванейгема вышел под названием «Революция повседневной жизни», а английский язык — язык победителя, язык мирового культурного империализма, в мире книга Ванейгема известна в основном как раз под вторым, английским, названием. Традиция серии «Час „Ч“» — издание книг с обязательным подзаголовком — дала редкую возможность соединить оба названия этой Библии ситуационистов.

---

В истории человечества, несводимой к выживанию, но и неотделимой от него, диалектика этого тройного проекта, объединённая с диалектикой производственных сил, должна объяснять большую часть человеческого поведения. Нет ни одного бунта, ни одной революции, которые не выказывали бы страстного поиска насыщенной жизни, прозрачности в человеческих отношениях и коллективного способа преобразования мира. Поэтому, по эту сторону эволюции можно различить три фундаментальные страсти, которые являются для жизни тем же, чем потребность в еде и самозащите является для выживания. Страсть к созиданию, любовная страсть, страсть к игре действуют и взаимодействуют с потребностью есть и защищаться, так же как воля к жизни беспрерывно вмешивается в потребность к выживанию. Очевидно, что эти элементы не обладают значением в рамках истории, но мы здесь обвиняем в этом именно историю их разъединённости от имени их вечно искомой целостности.

Социальное государство включает вопрос выживания в единую проблематику жизни. Я продемонстрировал это выше. В этой исторической догадке, согласно которой экономика жизни постепенно впитала в себя экономику выживания, разъединение трёх проектов и страстей, лежащих в их основе, ясно проявляется в качестве продления ошибочного разделения между жизнью и выживанием. Между этим разделением, являющимся вотчиной власти, и единством, являющимся сферой революции, существование большую часть времени вынуждено выражать себя в двойственности: поэтому я вынужден обсуждать каждый проект по отдельности, хотя и в единстве.

*

Проект самореализации рождается из страсти к творчеству, в тот момент, когда субъективность растёт вширь и хочет править повсюду. Проект общения рождается из любовной страсти, каждый раз, когда люди обнаруживают друг в друге тождественную волю к завоеваниям. Проект участия рождается из страсти к игре, когда группа помогает самореализации каждого.

Будучи изолированными, эти три страсти извращаются. Будучи разделёнными, эти три проекта фальсифицируют себя. Воля к самореализации становится волей к власти; её приносят в жертву престижу и роли, она правит во вселенной ограничений и иллюзий. Воля к общению превращается в объективную ложь; основанная на взаимоотношениях между предметами, она предоставляет для семиологов знаки, которыми те наделяют человеческие отношения. Воля к участию организует всеобщее одиночество в толпу; она создаёт тиранию иллюзии общности.

Каждая из этих страстей, будучи отрезанной от других, интегрируется в метафизическое видение, которое абсолютизирует её и делает её недоступной, как таковую. Людям мысли хватает юмора: они отсоединяют провода и потом заявляют, что тока не будет. Тогда они могут, нисколько не смущаясь, утверждать, что полная самореализация — это западня, прозрачность — это химера, социальная энергия — это причуда. Там, где правит отчуждение, все действительно натыкаются на невозможность. Картезианская мания фрагментировать и прогрессировать постепенно всегда гарантирует незавершённость. Армии порядка вербуют только калек.

2. — Проект самореализации

Гарантированность существования оставляет неиспользованным большое количество энергии, ранее поглощаемой необходимостью выживать. Воля к власти стремится интегрировать эту энергию, доступную для свободного расширения индивидуальной жизни во благо иерархизированному рабству, (l). Обусловленность общего угнетения провоцирует у большинства людей стратегический отход к тому, что они считают неумалимым в себе: к своей субъективности. Революция повседневной жизни должна конкретизироваться в наступлении субъективного центра на объективный мир, предпринимаемом сотни раз в день (2).

1

Исторический этап завладения частной собственностью помешал человеку быть Богом—творцом, которого ему пришлось создать в идеале, чтобы подтвердить свой провал. В сердце у каждого человека есть желание быть Богом, но это желание до сих пор исполняется против самого человека. Я показал, как иерархическая социальная организация создаёт мир, уничтожая людей; как совершенствование её механизма и его сетей помогают ей действовать в качестве гигантского компьютера, в котором программисты сами запрограммированы; как, наконец, самые холодные из всех холодных чудовищ находят своё завершение в проекте кибернетического государства.

В этих условиях, борьба за хлеб насущный, борьба против неудобств, поиск стабильной работы и гарантированного существования являются, на социальном фронте, множеством агрессивных атак, которые медленно, но верно становятся заданиями арьергарда (как известно, без недооценки их значения). Необходимость выживать поглощала и продолжает поглощать определённое количество энергии и творчества, которые государство благосостояния наследует как стаю диких волков. Несмотря на фальшивые занятия и иллюзорную деятельность, беспрестанно стимулируемая творческая энергия уже недостаточно быстро поглощается диктатурой потребляемого. Что случится с этим внезапно появляющимся изобилием, с этим избытком здоровья и энергии, которые не удаётся реально использовать ни ограничениям, ни лжи? Не интегрируемое художественным и культурным потреблением — идеологическим зрелищем — творчество спонтанно обращается против условий и гарантий выживания.

Человеку, оспаривающему нечего терять кроме своего выживания. Тем не менее, он теряет его двумя способами: теряя жизнь или строя её. Поскольку выживание является медленным умиранием, существует соблазн, не без причин обусловленных страстью, ускорить движение и погибнуть быстрее, всё равно, что жать на акселератор спортивной машины. Так в негативном смысле «живут» отрицанием выживания. Или же, наоборот, люди пытаются выживать как анти—выживающие, концентрируя свою энергию на обогащении своей повседневной жизни. Они отрицают выживание, но включают его в своё конструктивное празднование жизни. В этих двух тенденциях можно узнать путь, по которому следует одна противоречивая тенденция к разложению и преодолению.

Проект самореализации неотделим от преодоления. Отчаянное отрицание, каким бы оно ни было, остаётся пленником авторитарной дилеммы: выживание или смерть. Это соглашательское отрицание, это дикое творчество, над которым так легко одерживает верх существующий порядок вещей, является волей к власти.

*

Воля к власти, будучи отрезанной от участия и общения, является сфальсифицированным проектом самореализации. Это страсть к созиданию и самосозиданию, пойманная в рамки иерархической системы, приговорённая ворочать жерновами угнетения и видимости. Престиж и унижение, власть и подчинение, такова жизненная среда воли к власти. Героем является тот, кто приносит жертвы карьере роли и мышц. Когда он устаёт, он следует совету Вольтера и культивирует свой сад. И его посредственность становится ещё одной моделью для простых смертных.

Сколько жертв принесли воле к власти герой, руководитель, звезда, плэйбой, специалист… Сколько самоотречений для того, чтобы навязать людям — паре или миллионам — которых сами они считают полными дебилами, своё фото, своё имя, налёт уважения к себе!

И всё же, воля к власти содержит в своей защитной оболочке, определённую дозу воли к жизни. Я думаю о добродетели кондотьера, об избытке жизни гигантов Возрождения. Но в наши дни нет больше кондотьеров. Всё что осталось — это капитаны индустрии, бандиты, торговцы оружием и искусством, наёмники. Авантюрист и исследователь зовутся ныне Тинтин и Швейцер. И этими людьми Заратустра мечтал заселить вершины Сильс—Марии, в этих жертвах аборта он намеревался различить признаки новой расы. На деле, Ницше — это последний властелин, распятый своей собственной иллюзией. Его смерть стала переизданием, более пикантным, более духовным, комедии Голгофы. Она придаёт смысл исчезновению властителей, как смерть Христа придаёт смысл исчезновению Бога. Ницше мог обладать прекрасной чувствительностью к отвратительному, но мерзкий запах христианства не мешал ему дышать полными лёгкими. И, притворяясь, что он не понимает, что христианство, презирающее волю к власти, является её лучшим защитником, её самым верным рэкетиром, потому что мешает возникновению повелителей без рабов, Ницше освящает вечность мира, в котором воля к жизни обречена быть не более, чем волей к власти. Формула «Дионис Распятый», которой он подписывал свои последние сочинения, хорошо выдаёт скромность того, кто искал лишь повелителя для своей искалеченной жизненной энергии. К Вифлеемскому колдуну нельзя приблизиться безнаказанно.

Нацизм — это ницшеанская логика, призванная к жизни историей. Вопрос был следующим: чем может стать последний властитель в обществе, в котором исчезли настоящие властители? Ответ на это бы таков: суперслуга. Сама идея сверхчеловека, какой бы бедной она не была у Ницше, крайне далека от того, что мы знаем о лакеях, управлявших III—м Рейхом. Для фашизма есть лишь один сверхчеловек — государство.