Жюст Руа - История рыцарства

• Название: История рыцарства
• Автор: Жюст Руа
• Жанр: История

Текст печатается по изданию: Руа, История рыцарства, сочинение, С.-Петербург, 1858 г. перевод с французского Г. Веселкова. Текст сохранен в редакции 1858 г.

---

День назначен. Варварский обычай постарались окружить всевозможным великолепием. Оба противника не жалеют денег на вооружение и свиту. Образуются партии: если много придворных на стороне королевского любимца, то еще более на стороне того, чье положение интересует дам. С той и другой стороны призывают Бога на помощь. Во время религиозных приготовлений Вивон не так набожен, как Монлье, и это единственное благоприятное предзнаменование в пользу последнего.

Поле битвы открывается в Сен Жермене 10 июля 1547 года. Дворянство самых отдаленных провинций выезжает из своих донжонов на это милое зрелище их праотцев, которое, по их мнению, слишком редко бывает. Балконы полны дам, живо сочувствующих оскорблению баронессы Жарнак. Для Генриха II и принцев воздвигнут великолепный помост. Коннетабль Монморанси — судья поля. Герцог Омальский, впоследствии знаменитый герцог Гиз — секундант Шатеньере.

Барабанный бой и трубный звук, смешавшись со звоном колоколов, объявляет судебный поединок. Вивон приближается надменно, Монлье — скромно. Оба клянутся, что их дело право, что с ними нет запрещенного оружия, что они не прибегали к помощи чар. Они бьются; сила Шатеньере не одолевает ловкости Монлье; наконец кажется, что последний гнется под ударами противника; он прикрывает голову щитом и дважды ранит Вивона острием меча в левое колено. Вивон, рассчитывавший на верную победу, падает, жизнь его в руках победителя, но победителю стыдно пользоваться этим варварским правом: «Возврати мне мою честь, — кричит он сопернику, — и моли Бога и государя о пощаде». Вивон хранит суровое молчание. Монлье припадает к стопам Генриха: «Государь, предаю вам моего соперника, — говорит он ему, — удостойте меня имени честного человека, простите ошибку нашей молодости. Примите его, государь, из уважения к памяти вашего славного отца, нас обоих воспитавшего». Король молчит. Монлье возвращается к Вивону, не угрожает мечом, а становится на колени и ударяя себя в грудь стальной печаткой, трижды повторяет: Domine, nоn sum dignus. Пока он молится, Вивон с усилием схватывает меч, поднимается на колени и ползет к сопернику. «Не трогайся с места, или я тебя умерщвлю», — говорит Монлье. «Умертви же», — отвечает Вивон. Монлье смотрит на него с состраданием, роняет свой кинжал, возвращается к королю и говорит: «Примите его, государь; он ваш, вам дарю я его жизнь и молю Бога, чтобы довелось этому храброму рыцарю сослужить вам такую службу в день сражения, какую хотел бы сам сослужить». Генрих все молчит. Этот второй отказ не умаляет великодушия Монлье. «Вивон, мой старый товарищ, — говорит он сопернику, — Вивон, молись Создателю, и останемся друзьями». И на это нет ответа. Не умилостивится ли король? Монлье снова от всего сердца обращается к нему. Король уступает, принимает Вивона к себе. Коннетабль и маршалы хотят по обычаю провозгласить победителя, но Монлье противится. Тогда Генрих, обнимая его говорит: «Вы бились, как Цезарь, и говорили, как Аристотель». Герцог омальский спешит к побежденному и не может унять его ярости. Все удаляются. Тогда толпа бросается к шатру, в котором Вивон приготовлял своим друзьям великолепный пир, и расхищает посуду. В надежде на победу, он приглашал, говорит Брантом, своих друзей посмотреть на поединок так: «Приглашаю вас тогда-то на мою свадьбу». Теперь же, стыдясь своего поражения и чувствуя, что жизнью своей обязан состраданию врага, он срывает повязки и через три дня умирает, а между тем рана не была смертельная. Герцог омальский соорудил ему памятник.

Поединок Жарнака и Шатеньере был последним во Франции с разрешения короля, но в Англии последний такой поединок происходил гораздо позже, в царствование Карла I, между лордом Дональдом Реем и оруженосцем Давидом Рамзеем.

Уверенность, что судебные поединки были действительным судом Божьим, некогда было в таком ходу, что даже в гражданских делах, когда противники не могли согласиться, или когда судьи находили закон неясным, или расходились в его истолковании, то решали вопрос поединком.

Случалось даже, что монастыри и капитулы высылали на поединок борцов для защиты спорных прав и для окончания процессов монахов или каноников.

Несколько раз соборы и папы запрещали дуэли под страхом строжайших казней. Филипп Прекрасный указом в 1303 году причислил дуэли к уголовным преступлениям. Но что могут сделать гражданские и религиозные законы против так глубоко укоренившегося предрассудка? Не новыми законами уничтожится дуэль, а новыми нравами и только одна религия в состоянии произвести эту благотворную перемену.

Особенные бои Дюгесклена, Баярда. Бой тридцати

Особенные бои, происходившие в военное время между рыцарями воюющих сторон, хотя и одного свойства с дуэлями, но цель их гораздо благороднее и потому религия их почти не преследовала. В древности, когда о дуэлях еще и помину не было, частные бои были в обычаях; в Илиаде и Энеиде много примеров; замечательнейшие бои Ахилла и Гектора и бой Энея и Турна; римская история представляет, между прочими, битву Горациев и Куриациев и битву молодого Манлия, и т. д.

Не трудно понять, почему в рыцарские времена, когда сами сражения бывали ни что иное, как битвы грудь с грудью, вызовы на поединки враждующих воинов составляли не редкость. Часто великодушный и мужественный рыцарь, желавший померяться силами с рыцарем врагов, слава которого равнялась его славе или даже превышала ее, тщетно искал его в схватке; тогда он пользовался перемирием и предлагал ему особенный, частный бой. Подобный вызов никогда не оставался без ответа. Иногда вызов от двух, трех и даже большего числа рыцарей относился такому же числу враждебных рыцарей. Такие бои происходили не иначе, как с разрешения вождей. Кроме общих постановлений, всегда строго соблюдавшихся в подобных случаях, сражающиеся устанавливали еще особые условия или частные законы, которым подчинялись безоговорочно. Для этого рода боев не делали таких приготовлений, как для военных игр или турниров, а церемоний конечно было менее, чем а судебных поединках.

Однако всегда старались придать им всевозможное великолепие и блеск.

История Франции, преимущественно в период рыцарства, так полна подобных деяний, что затрудняешься сделать выбор из этой массы блестящих подвигов отваги и удали, особенно, когда надо представить только несколько примеров для объяснения того, что происходило на частных боях. Надеемся, что читатель останется доволен, если мы предпочтем некоторые подвиги двух храбрейших и знаменитейших рыцарей, Дюгесклена и Баярда. Первый поддержал своим могучим мечом колебавшийся под ударами Эдуарда III и Черного Принца трон Франции, другой — олицетворенное предание старого рыцарства; он последний и благороднейший его представитель в такую эпоху, когда оно становилось уже воспоминанием. Глава эта закончится битвой тридцати, одним из достопамятнейших и блистательнейших военных эпизодов XIV столетия.

В 1356 году герцог ланкастерский осаждал город Ренн. Дюгесклень, уже прославившийся в отдаленных странах, попал на место военных действий благодаря одной из. тех схваток, в которых он отличался. Спустя некоторое время герцог ланкастерский, славнейший полководец своего времени, изъявил желание повидаться с молодым рыцарем и послал к нему герольда. Дюгесклень принял приглашение. Во время продолжительной беседы, в которой Ланкастер хлопотал о том, чтобы привлечь на свою сторону Дюгескленя, является в зал английский рыцарь Бембро. Бембро пользовался уважением в войске; он был родственник правителя города Фужере (Fougerai), убитого Дюгескленем некоторое время назад. Англичанин, не смотря на присутствие военачальника, обращается прямо к Дюгескленю: — Вы взяли Фужере, — говорит он ему, — вы убили Бембро, моего родственника, бывшего начальником города; я хочу отомстить за его смерть и требую трех ударов меча с вами.

— Шесть, и даже более, если вам угодно, — с живостью отвечал Дюгесклень, пожимая руку англичанину.

Бембро столько же славился силой и мужеством среди англичан, сколько Дюгесклень между бретонцами. Оба рыцаря назначили для поединка следующий день, и Бертран обещал с утра явиться в лагерь англичан, где должен был происходить поединок.

Герцог ланкастерский хотел было воспротивиться, но так как Бембро был знатного рода, да к тому же сердиться было не за что, если бы английский рыцарь победил Дюгескленя, то он согласился приготовить все для поединка. Наконец, он отпустил гостя и с большим почетом проводил его до городской черты.

Возвратясь в город, Бертран тотчас же доложил начальнику, рыцарю Пеноэ (Penhoet), обо всем, происшедшем при свидании с ланкастерским герцогом, а также и о поединке, предложенном ему на завтра. Пеноэ укорял его за то, что он принял вызов и дал ему почувствовать, как он был неблагоразумен, что вовлек себя в такое дело, что он будет среди неприятельского лагеря один или с весьма малым числом своих, что противнику его могут подать помощь и облегчить победу.