Тюрэ Эрикссон - Белый мыс

• Название: Белый мыс
• Автор: Тюрэ Эрикссон
• Издательство: Государственное издательство детской литературы министерства просвещения РСФСР
• Жанр: Современная проза
• Год: 1957

Автобиографическая повесть шведского писателя Тюрэ Эрикссона «Белый мыс» рассказывает о детстве и юности автора. Действие происходит в 20–30 годах нашего столетия. Герой повести Оке вырастает в крестьянской семье на острове Готланд. Суровая природа и трудные условия жизни, а главное – простые, сердечные люди, воспитывают в Оке искренность и пытливость, чистоту души и горячее, хотя еще неясное, стремление к справедливости в жизни.

Пятнадцатилетний юноша уезжает на материк, «в люди». В Стокгольме Оке ждут большие разочарования: из-за кризиса он не может найти постоянной работы. Но есть и светлые стороны. Оке знакомится с молодыми рабочими, вступает в молодежный союз. Перед юношей открывается путь сознательной борьбы за справедливую жизнь.

---

– Ох, теперь заладят холода и дожди!.. – протянула Салли уныло.

Она безуспешно проездила в Бредвика в поисках работы и теперь никак не могла решить, чем заняться.

– Шерсть свивается, словно червь в муравейнике! – произнесла бабушка сердито, прогревая карды[12] у огня.

Она тоже была недовольна пасмурной погодой и теперь задумчиво смотрела на беспокойно мелькавшие в золе красные искорки.

– Не иначе буря собирается, – заметила она.

– Вот и хорошо, не так тошно будет! – выпалила Салли.

– Храни бог всех, кто в море, – сказала бабушка серьезно.

В ее словах прозвучали вековая тревога и смирение.

– Что, баптисты[13] обратили бабушку в свою веру? – спросила Салли с лукавинкой.

Бабушка усмехнулась.

– Скорее со мной обстоит дело так же, как с дурачком Биркес-Ула. Собрался это он записаться в секту к методистам и говорит: «Все-то мы, черт дери, господа бога дети!»

– Проповедники всё жалуются, что им еще нигде не попадались такие закоренелые грешники, как в Ну-ринге.

– Поделом им! Какие только секты здесь не перебывали, только не очень-то им удавалось развернуться. Не пойди баптисты собирать деньги по всему острову, им никогда бы не осилить часовни. Здесь на мысу народ был всегда себе на уме… Ты слыхала вечернюю молитву наших дедов?

– Нет. А какие в ней слова?

– Да вот, говорят, что в старое время нурингцы такую молитву читали:

Дай, господи, чтобы много судов
Напоролись на наши рифы,
Чтоб мы могли грабить и красть.

Оке задумался над бабушкиными словами. «Наши деды» – это были, наверно, совершенно особые люди, которые жили совсем иначе и творили смелые, геройские дела в те смутные, отдаленные времена, когда даже бабушки не было еще на свете.

– И поговорить-то не с кем… Так со скуки помрешь, – вздохнула Салли.

– Только за этим дело стало? Что ж, тогда и в самом деле иди в часовню. Они и поют и играют красиво, да и поболтать с кем всегда найдется, – предложила бабушка.

Салли покосилась на темные окна. Бабушка лукаво сощурилась:

– И когда только ты вырастешь! Бери Оке с собой – он не боится темноты.

Бабушка была не совсем права. Иногда Оке чудилось, что на чердаке бродят серые привидения, а на лесной опушке его подстерегает косматый медведь с желтыми клыками. Только Оке никогда не поддавался страхам. Если же смелость ему изменяла и по спине начинали бегать мурашки, он вооружался палкой или камнем, и этого оказывалось достаточно, чтобы воображение мальчика прогоняло все страшные призраки.

Часовня лежала на краю Биркегарда, и идти туда было далеко; поэтому они решили двинуться напрямик, через лес. Под гнилыми досками мостика, переброшенного через глубокий канал, тихо журчала вода; в траве на откосе что-то шуршало и фыркало. Салли крепко стиснула руку Оке и прибавила шагу. Он-то хорошо знал, что это бродит какой-нибудь замешкавшийся ежик, которому давно уже пора зарыться на зиму в норку. Потом им нужно было пройти мимо заброшенного хутора. От него остался только сад – мшистые ветви яблонь напоминали мохнатые руки, а вся прогалина казалась озаренной призрачным светом.

Оке не раз бывал в Биркегарда, но ему еще не приходилось видеть красную деревянную часовенку внутри. Яркие огни ослепили его и заставили на мгновение зажмуриться. Начищенная бронза ламп сияла, словно маленькие солнца. Высокий мужчина в черном ходил от одной лампы к другой и накачивал их – совсем как примус накачивают.

Людей в помещении было мало, только на передней скамье теснились верующие да у самой двери стояла кучка подростков, которые фыркали и шумели все время, пока длилось пение первого псалма.

За белыми колоннами и резными карнизами возвышения был натянут кроваво-красный шелк, а посередине, на аналое, стоял лакированный поднос. На нем лежала, приковывая к себе все взоры, библия с золотым обрезом. На возвышение поднялась женщина с простым, грубоватым лицом; ее гладко причесанные волосы были собраны узлом на затылке. Поначалу она говорила неуверенно, запинаясь, потом голос зазвенел, и на щеках зарделись красные пятна.

– Нуринге давно уже является одним из тех темных углов, о которых говорит священное писание. Но Иисус Христос озарит своим светом и здешние места!

Оке глянул на лампы. Похоже, она говорит правду… Члены секты затянули «Аллилуйя» и «С нами бог» и принялись тяжело вздыхать, пряча лицо в руках. Поначалу это производило смешное впечатление, но по мере того как проповедница входила в экстаз и паства вступала все дружнее, слушатели либо начинали клевать носом, либо заражались настроением молящихся. Но вот проповедница смолкла, и воцарилась напряженная тишина. Лишь негромко потрескивал огонь в печной трубе. Молодая женщина, сидевшая на скамье с самого края, стала тихонько наигрывать на гитаре.

– А сейчас сестра Лизавета споет для нас соло, – объявил мужчина, который накачивал лампы.

У молодой баптистки был красивый профиль, только весь нос покрывали яркие веснушки. На белой шее висела тонкая золотая цепочка с маленьким крестиком. Оке слушал песню с восхищением. Сестра Лизавета пела приятным, задушевным голосом, притом песня привлекала его внимание еще и своим содержанием.

Искал везде я злато,
Я мыслил стать богатым,
Но силы зря затратил —
Ни цента не собрал.
Но я ничуть не потерял:
Я душу спас,
Да, чудом спас!
Земные ж блага
Все – для вас!
Свое сокровище не променяю
На миллионы – так я процветаю!

Так, чего доброго, и дядя Хильдинг никогда не разбогатеет? Может быть, с ним будет там в Америке то же самое, что с золотоискателем из песни?

Салли сидела притихшая, обхватив, незаметно для себя самой, руками одно колено. Когда молитвенное собрание кончилось, она поднялась было, но тут к ней подошла сестра Лизавета:

– Вы не хотите отдать свое юное сердце господу в этот вечер?

Салли вспыхнула и отвела глаза. Последние участники собрания покидали помещение. Не нашлось того маловера, который поддержал бы ее в эту минуту, а горячий призывный голос звучал так убедительно… И вот она пошла, словно лунатик, за проповедницей в заднее помещение, где обычно совершались всякие таинства.

Сестра Юханна уже зажгла две свечи на низенькой скамеечке и положила между ними библию.

– Помолимся за спасение души твоей, дорогое дитя, – сказала сестра Лизавета и преклонила колени вместе с Салли перед импровизированным аналоем.

Она заговорила тихо, почти шепотом, но постепенно молитва вылилась в горячий, бурный поток слов.

– Молись и ты сама, молись! – крикнула сестра Юханна.

Она вперила в Салли мрачный, колючий взор, потрясая яростно сжатыми кулаками над ее склоненной головой.

– Еще сатана не выпустил из своих когтей твою душу! Изгони сатану!

Оке стоял в дверях, совершенно окаменев. На обложке библии поблескивал золотой крестик, колеблющееся пламя свечей рисовало на стенах причудливые тени коленопреклоненных фигур. Чей-то неподвижный взор жег ему затылок.

Оке резко обернулся и увидел толстую, отвислую губу и два лишенных всякого выражения глаза. Они принадлежали жалкому подростку, дурачку от рождения. Он всегда бегал и стучал в окна во время молитвенных собраний и вот теперь, когда в часовне опустело, прокрался внутрь.

Леденящий ужас пронизал Оке. Вот так же будет выглядеть его красавица сестра, когда встанет после этой безумной молитвы! Он хотел оттянуть Салли от скамейки, но только собрался ринуться к ней, как она выдавила из себя несколько слов детской молитвы и залилась слезами.

– Слава тебе, господи! – произнесли баптисты хором, и их голоса разом стали простыми и естественными.

Я душу спас,
Да, чудом спас!
Земные ж блага
Все – для вас!

По пути домой Салли все время напевала; теперь она ничуть не боялась идти через лес.

– Как я счастлива! – воскликнула она и прижала к себе Оке.

Ему все еще было не по себе, и он никак не мог понять поведения сестры. Как она может быть счастлива – она, которая только что так безудержно рыдала?

– Это еще что за шутовство! – воскликнула бабушка сердито, узнав великую новость. – На земле жил только один, кому было дано спасать людей. Книжники и фарисеи велели замучить его… Недолго продлится твое обращение, если только я верно знаю тебя.

Внезапное обращение Салли в баптистскую веру и в самом деле очень скоро вступило в противоречие с ее веселым нравом и жизнелюбием. В морозный субботний вечер неожиданно зашел Ёста.

– Пойдем в клуб трезвенников. Там сегодня танцы, потом любительский спектакль.

Салли заколебалась. Послышался веселый смех бабушки.

– Говорят, что искуситель является в образе черного хвостатого урода. Где же ты спрятал хвост, Ёста?

Он посмотрел с недоумением на них обеих.

– Бабушка глупости говорит. Конечно, я пойду с тобой на танцы, – решительно произнесла Салли, беря его под руку. – Я только переоденусь.