Виктор Виткович - Круги жизни

• Название: Круги жизни
• Автор: Виктор Виткович
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Виктор Виткович (1908–1983) — автор нескольких книг и сценариев фильмов "Насреддин в Бухаре", "Волшебная лампа Аладдина", «Авиценна», "Сампо" и др. В своей последней книге он вспоминает о своем беспризорном детстве, описывает встречи с известными поэтами и режиссерами (Есенин, Маяковский, Мандельштам, Протазанов, Довженко и т. д.), рассказывает об интересных обычаях и преданиях народов Средней Азии, где ему довелось много путешествовать.

---

К чему я это тебе? К тому, что возле Санташа, памятника недоброго прошлого, прославляющего войну, а не мир, ненависть, а не дружбу, я бы теперь в противовес ему поставил наш памятник: доктор Поярков и фельдшер Фрунзе, склонившиеся над больным китайским повстанцем. Человек, оказывающий помощь человеку, — в этом дух, смысл и цель нашей жизни: то, на чем воспитались и чему отдали свои жизни сын фельдшера Фрунзе и его друзья, надо ли тебе их называть.

Говорю об этом столь серьезно, потому что и повод серьезен.

Известно ли тебе, что по ту сторону границы китайцы с величайшей помпой и речами воздвигали памятник — кому бы ты думала? — Чингизу. Мы, среднеазиаты, лучше, чем кто-либо, помним, кто такой Чингиз.

Далеко не все знают, что бурный расцвет культуры, своего рода эпоха Возрождения началась в Средней Азии гораздо раньше, чем в Европе. В X–XI–XII веках в Средней Азии — в Бухаре, Самарканде, Термезе, Балхе, Гургандже и других оживленных городах впервые за историю человечества торжествующе зазвучала мысль, что главное в этом мире — человек, его судьба, его жизнь, счастье, любовь, дружба и ум, который может всем овладеть.

«Поцелуй любви желанный — он с водой соленой схож: тем сильнее жаждешь влаги, чем неистовее пьешь», — страстные строки Рудаки были у всех на устах. Сказки «Тысячи и одной ночи», а вслед за ними «Розовый сад» Саади, предвосхитившие дух и образы Декамерона, в бесчисленных списках разошлись по книжным базарам среднеазиатских городов.

В Бухаре, в одной из книжных лавок, пятнадцатилетний Абу Али Ибн-Сина купил книгу философа Аль-Фараби, который еще в IX веке осмеливался утверждать, что райское счастье возможно лишь на земле, а «все другое, что говорят об этом, россказни и бредни старух». Не отрываясь, прочел юноша Ибн-Сина книгу и был так ею потрясен, что выбежал на улицу и стал раздавать встречным оставшиеся у него деньги, говоря каждому:

— Сегодня я получил ответ на мои вопросы!

Бухара славилась в то время не только книжными лавками, но и больницами в каждом квартале: в ней-то вырос и возмужал гений Ибн-Сины. Кроме всемирно известного «Канона медицины», этот выдающийся ученый создал первую в мире научную энциклопедию — семнадцатитомную «Книгу исцеления», сохранил человечеству в переводах и комментариях множество страниц древнегреческих ученых, которые иначе были бы безвозвратно утеряны, широко распространил учение Аристотеля и вместе с ним сделался на несколько веков во всем мире непререкаемым авторитетом в области философии, естествознания и медицины.

А Фирдоуси, титанический труд которого привлек всеобщее внимание к истории! А Носир Хисроу — интереснейший поэт-путешественник! А Омар Хайям, четверостишия которого и сейчас украшают нашу жизнь.

В Средней Азии тогда рождалась новая астрономия, новая математика. Здесь возникла алгебра: Ал-Хорезми разработал первые два вида алгебраических уравнений. Знаешь ли ты, что само имя Ал-Хорезми в искаженной позднейшей европейской транскрипции «Алгарифми» дало начало математическому термину «алгоритм». В XI веке Ал-Бируни — Коперник Средней Азии — поднялся до гелиоцентрической теории. Его гениальные догадки по поводу естественного отбора среди растений и животных предвосхитили учение Дарвина.

Очень вероятно, что именно здесь, а не в Европе, родилась бы та новая культура, новая цивилизация, которая подарила бы человечеству эти чудеса на три столетия раньше. И мы с тобой (подумать только!), быть может, жили бы сейчас в обществе, располагающем техникой XXIII века. Вся наша жизнь была бы иной, если бы… Если бы не Чингиз!

Человек и его жизнь ничего не значили для Чингиза. Он не умел ни читать, ни писать, он умел только считать. Он создал войско, разделив его на десятки, сотни и тысячи, скрепив их железной дисциплиной. Посадив двести тысяч воинов на выносливых лохматых монгольских коней, он лавиной обрушился на Среднюю Азию. Орды прошли по Средней Азии, превращая все в пепел, кровь и огонь.

Ворвавшись в Бухару, Чингиз крикнул со ступеней мечети: «Луг скошен! Дайте волю коням!» Это был сигнал к грабежу: дома были ограблены, жители перебиты, город сожжен. В Термезе какой-то горожанин, спасая свои драгоценности, проглотил жемчужину, один воин увидел это и вспорол горожанину живот, чтобы жемчужину извлечь. Вслед за этим воины Чингиза стали вспарывать животы всем термезцам подряд, роясь в кишках, ища драгоценности.

Средняя Азия не могла оправиться от этого удара целых семь веков — до нашего времени. Цветущие земли в Хорезме и вокруг Термеза были превращены в пустыню, книги и книжные базары сожжены, Омар Хайям позабыт. В X–XII веках впервые человек был поднят здесь до уровня человека. Чингиз превратил его опять в червя, которого можно раздавить конским копытом. И этому памятник?!

Человек, его жизнь — единственная ценность на земле! Есть древняя китайская поговорка: «Не забывай, что даже жизнь столетнего — это всего 36 тысяч дней» — этот счет напоминает, что жизнь человека слишком коротка, чтобы разменивать его дни на злобу и ненависть.

Именно отношение к человеку — великий водораздел нашего времени. Пусть вычислительные машины служат человеку, но они не должны вторгаться в его счастье. Нельзя допустить, чтобы людей опять начали считать, как сосчитаны человеческими жизнями камни, холм из которых передо мной, иначе над людьми — над тобой и мной — всегда будет висеть угроза, что в один прекрасный день борьба за мир превратится в войну за мир.

Величайшая ценность на земле — человек. Уверен, что это так — и в крупном и в личном, хотя бы потому, что на земле живешь ты, и я могу закончить это письмо словом «твой».

28 апреля. Фрунзе

День — вверх дном, и конца этому пока не видать. Сели в самолет в Пржевальске. Самолет не поднимался и не поднимался, выяснилось, получена радиограмма: идет ветер улан. Решили переждать его ярость. Через короткое время улан налетел и, ударившись о фюзеляж и крылья, зазвенел, зарокотал, засвистел, потом смолк почти так же внезапно. Поднялись в воздух, взлетели и уверенно взяли курс на запад.

Солнце клонилось к горизонту, холодным блеском заливая крылья самолета. Быстро миновали Иссык-Куль и над Боомским ущельем столкнулись (именно столкнулись — это было физическое ощущение) с грозой. Самолет вздрогнул, зазвенел, покачнулся, рядом заклубилась туча, один край ее сверкнул от солнца. Стена дождя обрушилась на нас.

Все происходило гораздо быстрей, чем в состоянии тебе рассказать, — крылья нашего самолета рвали дождевую тучу, по ним текли струи дождя, вдруг откуда-то сбоку глянуло солнце, в то же мгновение вокруг нас вспыхнула радуга — круглая, совершенно круглая, круглая как колесо, и в самом центре радуги обозначилась тень нашего самолета. Ударила молния, границы между цветами радуги стерлись, исчезли, пропали, радуга превратилась в многоцветный клубящийся шарф. Но цвета разделились, вновь перед глазами колесо радуги. Еще удар молнии, опять это чудо…

Подумал, быть может, в последний миг перед смертью это чудо видела прославленная киноактриса Ната Вачнадзе: если помнишь, молния ударила в их самолет, когда летели над Кавказским хребтом.

Грозовой разряд грохнул совсем рядом, упало сердце, закрыл глаза, и когда вновь глянул — клубящаяся туча стремительно улетала назад: мы выпорхнули на солнечные просторы над Чуйской долиной. Ну просто не поездка, а лебединая песня: природа будто торопится напоследок показать все свои чудеса. Туча осталась позади, вздохнул с облегчением: как-то все-таки, знаешь, приятней умирать на земле, чем падать с небес на скалы Тянь-Шаня.

Прилетели во Фрунзе. Места в гостинице, конечно же, не оказалось. И я в фойе, напротив дежурной, раскрыл свою «колибри». Гремлю. Дежурной, по-моему, это начинает надоедать, и если у нее есть хоть один забронированный номер… Ура! Не успел дописать фразу, «как дежурная поманила меня. Подошел. Сказала: «Платите деньги!» — и вручила ключ от номера.

Сейчас машинка моя уже водружена на письменный столик. Вспомнилось… Когда-то давным-давно Леня Соловьев говорил:

— Знаете, Витя, меня часто занимает мысль: а ну как за стихи, за рассказы, вообще за искусство перестали бы платить? Полезный был бы опыт! Сразу станет видно, кто бросит искусство, как дело невыгодное, и приспособится ну хоть бы директором комиссионного магазина, а кто художник милостью божьей.

Мне хочется рассказать тебе, как однажды жизнь проделала похожий опыт. Правда, условия этого опыта были другие. Однако расскажу по порядку. 

Поэт милостью…

Знаешь ли, откуда строки колыбельной: 
Спите, люди, тьма кругом,
Спите, ветры и метели,
Спите, речки подо льдом,
Спи, ущелье!..
Спи, все горе на земле,
Боли нам не причиняя.
Навсегда усни в стволе
Пуля злая.

Смерть, ты тоже отдохни,
Стариков оставь в покое.
Пьяным сном своим усни,
Зло людское!.. 

Было, если память не изменяет, году в 1953-м. Ездил по Тянь-Шаню, собирал материалы для книги «С вами по Киргизии», то и дело возвращаясь отдохнуть на денек-другой во Фрунзе. Тогда-то судьба и занесла меня в низенькую мазанку, где жил поэт. Мебель европейская, но на всем лежал неуловимый отпечаток кавказской сакли. Трагичной оказалась судьба этого человека — коренастого, сильного, брызжущего весельем.