Никита Ломагин - Неизвестная блокада

• Название: Неизвестная блокада
• Автор: Никита Ломагин
• Издательство: СПб: Издательский Дом «Нева».
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: ISBN 5-7654-1769-8, ISBN 5-224-03561-9

В книге «Неизвестная блокада» на основе документов партийных органов, спецсообщений УНКВД, многочисленных дневников, писем и воспоминаний изложены малоизвестные вопросы блокады Ленинграда. Все ли возможное делали Сталин и его ближайшее окружение для помощи Ленинграду? Публикуемые документы проливают свет на деятельность Смольного в критические для города месяцы и по-новому освещают развитие ситуации в конце августа— начале сентября 1941 г.

Ранее недоступные уникальные материалы архива УФСБ являются незаменимым источником для оценки деятельности репрессивного аппарата и масштаба протеста населения против режима, допустившего блокаду огромного города и гибель сотен тысяч людей.

---

В мае отрицательные настроения на почве продовольственного снабжения были зафиксированы главным образом среди домохозяек, получавших продукты по иждивенческим карточкам. Они говорили о несправедливости при распределении продовольствия, поскольку не по своей вине попали под сокращение и не работали. Некоторые выражали недовольство тем, что существовавшая система распределения обрекала иждивенцев на голодную смерть — кроме того, что продуктов выдавали недостаточно, в городе практически не было столовых, где бы иждивенец мог свободно получить еду. По-прежнему в городе сохранялись пораженческие настроения и сомнения в возможности снятия блокады:

«Дальше так жить невозможно. Народ голодает и терпит лишения. В Ленинграде тысячи людей погибли от голода только потому, что не хотят признавать своего бессилия в войне с немцами и не ставят вопрос о заключении мира»313.

По данным УНКВД, в связи с улучшением продовольственного положения в июне по сравнению с маем на треть сократилась смертность. Кроме того, резко сократилось число случаев употребления в пищу человеческого мяса. Если в мае за эти преступления было арестовано 226 чел., то в июне — 56314.

«Иерархия потребления» оставалось наиболее значимой в блокадном Ленинграде в формировании межличностных, межгрупповых и иных отношений. Весной горожанам стало очевидно, что далеко не все страдали от жесточайшего голода в зимние месяцы 1941—1942 гг. В городе было достаточно много «упитанных, рубенсовского характера молодых женщин с цветущими телами, с румяными физиономиями». В дополнение к «аппаратам», которые, по мнению некоторых представителей интеллигенции, потребляли всю помощь, поступавшую в Ленинград от колхозников и из других регионов, добавились работники торговой сферы, общепита и «детских очагов», которые набивали себе карманы посредством воровства и спекуляции315.

Более того, в существовавшей в городе «иерархии потребления», часть населения видело политику, направленную на принуждение горожан к эвакуации. Отнесенные к 3-й категории лица «не нужны [власти] и представляют лишние рты в Ленинграде, и чтобы избавиться от них, паек 3-й категории очень уместен». Населению фактически не оставалось выбора, кроме как стремиться быстрее уезжать из города. Забегая вперед отметим, что, по мнению горожан, в конце августа 1942 г.власти вновь использовали нормирование продовольствия как инструмент поощрения эвакуации некоторой части населения:

«И это сделано очень деликатно, без шума и всяких сообщений. Третья категория ничего почти не получает. А кто под третьей категорией находится? — Пенсионеры, иждивенцы, вообще старый нерабочий народ, большей частью немощный и осажденному городу ненужный.Их надо заставить выехать из осажденного города, а как? А заставить их поголодать. Последствия такие: кто сможет, тот выедет, а кто не сможет или не захочет уехать, тот смиренно и тихо умрет, т. е. эвакуируется на тот свет»316.

Пассивность немцев на ленинградском фронте и продолжение страданий населения привели к появлению неприязненных настроений как к «старой» власти (советской), так и потенциальной новой— немецкой. Тезис о том, что «во всем виноваты Сталин и Гитлер», стал весьма распространенным в начале лета 1942 г.317, что означало выход за пределы традиционного поведения личности авторитарного типа, характерной чертой которой был патернализм и желание подчиниться сильному. Поведение союзников также не давало оснований рассчитывать на них как на гарантов благополучия, стабильности и порядка. По-прежнему одним из наиболее общих был тезис о ненадежности Англии и США как союзников СССР318. Даже заключение договоров о союзе с Англией и США значительной частью населения воспринимались как «новая кабала» с целью «втравить» СССР в войну с Японией или, в лучшем случае, не более чем очередной пропагандистский ход. Высказывались предположения о наличии «неопубликованных условий» договора, содержащих изменение советской конституции, а также сожаление о невозможности теперь заключить сепаратный мир с Германией319.

В этих условиях вполне естественным было развенчание культа вождей, рост религиозности населения, веры в судьбу и т. д. Среди наиболее опасных настроений зимы 1941—1942 гг. наряду с написанием листовок антисоветского содержания, проявлений антисемитизма, «колоссальное распространение получили различные религиозные слухи.320. Весьма характерным в этом смысле было противопоставление, сделанное одной из домохозяек в диалоге с информатором РК ВКП(б) Шуваловой в октябре 1941 г.: »Почему т. Сталин знает, что в 1942 г. мы победим? Разве он Бог, что все знает?»321.

В целом на настроения населения огромное влияние оказывали события на фронте. Вынужденные сообщения Совинформбюро о неудачах на юге неизменно приводили к росту «упаднических» настроений, а иногда и их «возобладанию». Всеобщее огорчение вызвало сообщение о падении Севастополя. В связи со сдачей Новороссийска имели место разговоры о том, что «скоро придется заключить позорный мир», что «летом отдали больше, чем отвоевали зимой» и т. д. Кроме того, рабочие выражали недовольство чрезмерно кратким освещением военных событий на фронте322.

Важной мерой, направленной на стабилизацию продовольственного положения в городе в условиях блокады, было решение Военного Совета Ленинградского фронта от 5 июля 1942 г. об эвакуации из города несамодеятельного населения — инвалидов, женщин, имевших двух и более и детей, а также рабочих, инженерно-технических работников и служащих, которые не могли быть использованы в промышленности и городском хозяйстве. Партийные информаторы сообщали, что «у абсолютного большинства граждан, прибывших на эвакопункты, видна большая тяга к выезду из Ленинграда323. К началу августа из города были эвакуированы 303 718 человек и численность оставшегося населения составляла 807 288 человек, в том числе взрослых — 662 361 чел., детей — 144 927 чел. Завоз продовольствия позволил создать в городе запасы муки и крупы на 2,5—3 месяца324.

Отношения с союзниками в условиях отсутствия второго фронта после подписания договоров с Англией и Америкой вызывали у населения скорее раздражение, нежели заряжали оптимизмом. Далеко неоднозначную реакцию вызвал, например, визит в Москву британского премьера Черчилля в августе 1942 г.325 В августе—начале сентября главным объектом недовольства населения Ленинграда стала работа столовых и магазинов. Военная цензура только за 10 дней зафиксировала 10 820 случаев, когда ленинградцы указывали в письмах на то, что работники торговых и снабженческих организаций расхищали продукты питания и занимались спекуляцией. В среднем на 70 человек, проживавших тогда в городе, приходилось 1 сообщение. В приведенных УНКВД примерах вновь появились проявления антисемитизма326 .

Материалы УНКВД дают возможность воссоздать картину медленного выхода из глубокого кризиса, обусловленного голодом. К сентябрю 1942 г., уровень смертности в городе приблизился к довоенному, практически прекратились случаи людоедства, существенно сократилось количество нападений на граждан с целью завладения продовольственными карточками и продуктами. Это вовсе не означало того, что жизнь в городе нормализовалась. 16 октября 1942 г. Остроумова записала в своем дневнике, что «ужасная кругом идет борьба за жизнь, за существование. Голод, холод и темнота. Пока голода нет, так как еще не съедены все овощи. Но цены очень высокие... Страшный холод. Откуда взять дров?»327

Еще одним несчастьем для горожан был произвол управдомов, которые в связи с улучшением контроля в сфере распределения продуктов уже не имели возможности пользоваться карточками умерших и «обратили свое благосклонное внимание на жителей своих домов и обращаются с ними как в своей крепостной вотчине», осуществляя поборы мануфактурой, продуктами и т. п. «Кого я не вижу — все стонут и жалуются как на величайшее зло — на управдома». Справедливости ради надо отметить, что Остроумова указывала на «счастливые исключения» среди управдомов. Она писала, что «есть просто герои, особенно женщины, по энергии, настойчивости и самопожертвованию. Но таких мало»328. Объективно для городской и тем более центральной власти смещение объекта недовольства населения было фактом положительным, поскольку речь шла о бытовых вещах, по преимуществу личного характера.

УНКВД продолжало твердо держать руку на пульсе жизни города — критические высказывания, замечания, печатные материалы антисоветского характера фиксировались самым тщательным образом. На основании сообщений агентуры и перлюстрации писем составлялись донесения о реакции ленинградцев на важнейшие политические события. В частности, краткие ответы Сталина московско-мукорреспонденту Ассошиэйтед Пресс в 3 октября 1942 г. воспринимались значительной частью населения как поиск предлога для заключения сепаратного мира с Германией, выражение неверия в искренность союзников и их намерение открыть второй фронт, а также «очередной» провал сталинской внешней политики329. Публикация в «Правде» статьи о бегстве Гесса в Англию и призыв СССР предать его суду международного трибунала также вызывала волну откликов горожан, часть из которых выражала сомнение в желании союзников (прежде всего Англии) воевать против Германии330.