Мария Семёнова - Джокер

• Название: Джокер
• Автор: Мария Семёнова
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9985-0067-1

Что может быть общего у разжалованного подполковника ФСБ, писателя и профессионального киллера? Судьба сталкивает Оксану Варенцову, Олега Краева и Семена Песцова в одном из райцентров Ленинградской области — городке под названием Пещёрка, расположенном у края необозримых болот. Вскоре выясняется, что там, среди малоисследованных топей, творится нечто труднообъяснимое, но поистине судьбоносное, о чем местные жители знают, конечно, больше приезжих, но предпочитают держать язык за зубами… Мало того, скромная российская Пещёрка вдруг оказывается в фокусе интересов мистических личностей со всего света — тех, что движутся в потоке человеческой истории, словно геймеры по уровням компьютерной игры… Волей-неволей в эту игру включаются и наши герои. Кто-то пытается избыть личную драму, кто-то тянется к исторической памяти своей семьи и страны, а кто-то силится разгадать правила игры и всерьез обдумывает перспективу конца света, вроде бы обещанного человечеству на 2012 год.

А времени остается все меньше…

---

Краев сощурился на залитый солнцем сливочно-желтоватый обрыв и тускло подумал, что и сам до сих пор не удосужился побывать на том берегу. Почему, интересно бы знать?..

Песцов протянул руку, вытянул из пальцев у Краева листок бумаги, ещё раз прочитал, вздохнул и порвал на клочки. Двое мужчин стояли точно посередине мостика, ровно там, где должна была пролегать гипотетическая граница между мирами. Прозрачно-чёрная вода внизу бежала на удивление быстро, с журчанием обтекая коряги.

— Вот такие, брат, дела, — мрачно проговорил Семён. — Прости. Получается, я тебя кинул. На, держи. Устал я что-то…

Он вытащил «гюрзу», резко дослал патрон, рукояткой вперед протянул оружие Краеву. Лицо у него было не просто белое — аж с зеленью. Смесь снотворного с коньяком он ещё как-то мог выдержать, но вот измену и то, что Бьянка мало что ушла, так ещё и опоила его, как последнего лоха…

А главное, кинула Краева. Лишила надежды. Той самой, которая умирает последней.

— Брось, Семён, — отстранился от «гюрзы» Краев. — Убери. Ты что, в самом деле ей верил? Ну и дурак… Впрочем, мы с тобой по жизни оба дураки…

В смысле внешнего вида они с Песцовым нынче были два сапога пара. Олег ещё с утра ощутил приближение приступа и загодя «вмазался» чудотворным лекарством. И… кажется, наступил тот самый день: снадобье отказывалось помогать. Ну, то есть боль явилась не в полном объёме, он по крайней мере стоял тут и разговаривал, вместо того чтобы беспомощно блевать за кустом, корчась на четвереньках… Но сознание беспомощно ворочалось под придавившей его бетонной плитой, и где-то вдалеке звонил колокол, сообщая размеренно и печально: всё. Всё. ВСЁ…

Песцов мрачно молчал. Речка под ними играла белыми бумажными клочками, почему-то не торопясь уносить их вниз по течению. Казалось, журчащие завихрения силились сложить воедино прощальную записку из пятнадцати букв: «Как в море корабли». И почему все красивые бабы такие стервы?..

— Ладно, брат, — сказал наконец Краев, — Не бери в голову. Прорвёмся. Что там на ужин-то обещали?

Голос прозвучал спокойно, ему удалась даже улыбка. Песцов удивлённо посмотрел на него, и Краев повторил:

— Не боись, прорвёмся, старлей. Лучше посидим после ужина, покумекаем, как дальше воевать станем.

Песцов постоял с ним ещё немного, потом буркнул что-то вроде «Ну, до вечера» и ушёл в лагерь, где больше не было ядовитой и непредсказуемой Бьянки. Олег проводил его глазами и вытащил сотовый телефон. Раскрыл и включил, раза этак с третьего попав пальцем по крохотной кнопке…

— Знаю, знаю… — сквозь зубы пробормотал он, когда телефончик честно предупредил его об отсутствии сети. Действительно, на болотах не брал даже «Мегафон», вроде бы местный чемпион по охвату! Однако аппарат у Краева, любившего технические игрушки, был очень продвинутый. Появится сеть — и сообщения, которые будут сейчас введены, отправятся по назначению. А стало быть, те, кому они предназначены, их рано или поздно получат.

«Рубен, спасибо за всё!»

Ну не мог он избавиться от дурацкой привычки начинать SMS с имени адресата. Хотя и так было вроде бы ясно, к кому он обращался.

«Оксана, милая, прости и прощай».

Когда его голова бралась за своё, перво-наперво ему отказывала способность сосредоточивать взгляд на разной мелкоте вроде буковок на телефонном дисплее. У него и сейчас немедленно потекли из глаз слёзы, а сверло в голове заметно прибавило оборотов, но это, собственно, уже не имело значения.

«Не дрейфь, старлей, прорвёмся!»

Вот такой призыв стоять до конца, исходящий, по сути, от дезертира. Чувствуя, как меркнет, затмевается обморочной пеленой весёлый солнечный день, Краев вытащил наган и приставил дуло к пульсирующему виску. Вот оно и настало, то, ради чего всё затевалось.

Он с последним сожалением подумал про недописанный роман, который теперь наверняка так и канет впустую. Ладно, зато сейчас прямо и выясним, есть ли на самом деле загробная жизнь…

«Ну, Аллах акбар», — усмехнулся он и с решимостью фанатика надавил на спуск.

И — ничего не произошло…

Услышав пустой щелчок, Краев обиженно выругался. Снова надавил на крючок…

Результат был прежний.

Впечатал ударник в капсюль третий раз… Опять ничего!

Надежнейшее изделие бельгийского виртуоза категорически отказывалось функционировать. Зато прозвучал голос, какой вполне подошёл бы древнему скомороху:

— Ишь, расщёлкался тут, разошёлся, ворошиловский стрелок… Кто тебе дал, паря, право распоряжаться-то не своим? Ты жизню свою что, купил? Выменял? Выкрал? Так чего ж самовольничаешь?

— Самовольничаю?..

Возвращаться к обычной реальности оказалось неожиданно трудно. Краев повернулся, с усилием сфокусировал зрение и увидел балагура-мужичка, спускавшегося по тропинке с обрыва. Мужичка вроде поддатенького, в ватнике и начищенных до блеска сапогах. Лицо у него было доброе, бесхитростное, определённо располагающее. Этакий мудрец от станка и сохи, явившийся вправить мозги незадачливому самоубийце.

— А то, — со спокойным достоинством проговорил мужичок. — Пуля ведь дура, мозг холодец, а дыру в башке соплёй не заткнёшь. — И вдруг спросил: — Ну что, болезный, башка-то здорово достаёт?

— Зверски, — почему-то честно, как на духу, сознался Краев. Обдумал собственную откровенность и спросил: — А ты вообще-то кто?

— Хрен в пальто, — заразительно улыбнулся тот. Щёлкнул каблуками и представился: — Никита я, болезный. Блаженный Никита. Всем страждущим помогающий, муки их усмиряющий, на путь истинный скорбных направляющий… Нукось, давай игрушку сюда… — Он неторопливо подошёл, с лёгкостью вынул наган из руки у оторопевшего Краева и направил дуло в небо, на миг став похожим на хрестоматийный памятник политруку, поднимающему в атаку бойцов. — Лучше в белый свет, чем в копеечку!

Выстрелил пять раз подряд, будто бы давая кому-то старт. Кашлянул от порохового смрада, с плеском бросил наган в реку.

— Плыви, плыви, железяка хренова, — сплюнул он, и речка, словно послушавшись, мигом заволокла оружие торфяной мутью. Никита же снова кашлянул, протёр глаза и очень серьёзно кивнул Краеву: — Жить хочешь? Айда за мной. И времени не теряй, у тебя его, паря, не очень много осталось…

Подмигнул, развернулся и направился обратно на свою сторону. Несколько секунд Олег тупо смотрел ему в спину, потом двинулся следом. А что, не в речку же за наганом теперь нырять? С тайной надеждой если не найти, так хоть потонуть?..

Шагал он как зомби, перед глазами всё гуще плыла серая пелена, в голове не было ни мысли. Внутри черепа плескалась боль, и на её волнах одинокой льдиной качалось непонимание. Что же это за наган такой презентовал ему Коля Борода? С патронами заговорёнными? Или дело было вовсе не в нагане и не в патронах? Но тогда в чём?..

Впрочем, он даже и об этом думать внятно уже не мог.

Все остатки сил уходили на то, чтобы очередной раз оторвать от земли правую ногу… поднять. Переставить… А теперь — левую…

Невыносимо медленно они поднялись на обрыв, одолели вкривь и вкось расчерченную сосновыми корнями лесную тропинку — и вышли к деревне Глуховке. Той самой, в которую даже на «Ниве» не мог довезти бабку Ерофеевну сын автобусного водителя… Покосившиеся избушки, в которых доживали век брошенные старухи, убогость, нищета… И небось чадящая лучина по вечерам, ибо электрических столбов в округе решительно не наблюдалось…

— Сюда, паря, — потянул Никита Краева в бузину, среди которой кособочилась замшелая сараюшка. — Заходь, седай на пол. Закрой ладонями глаза.

В ноздри шибанул густой мышиный дух, зашуршало на полу сено… Хлопнула закрываемая дверь. Стерва-боль гадиной завинтилась в мозгу, перейдя, кажется, все мыслимые пределы…

— Ну всё, болезный. Хорош рассиживаться, выходим, — почти сразу раздался в темноте голос Никиты.

Краев отнял ладони, замычал, кое-как разлепил глаза, поднялся, медленно вышел из сараюшки, сощурился на солнечный свет…

И от изумления забыл даже про боль. Кажется, теми же остались только деревья близко подступившего леса. Громадные, мощные, кряжистые, способные припомнить не только Великую Отечественную, но и… ох, страшно даже подумать что. Слева, где полагалось быть топям, поблёскивало огромное озеро, из него в просторную реку бежала искрящаяся протока, а на горушке виднелся крепкий, добротный, посеребрённый временем деревянный забор. Над ним вился дым, долетал запах гари и слышался размеренный тяжёлый звон, словно кувалдой по рельсу.

Уж не тот ли самый колокол, который то ли слышал, то ли не слышал Краев, стоя на судьбоносном мосту…

Он рад был бы спрятаться от слишком громкого звука, но заторопившийся Никита поймал его за руку и потащил прямо туда. Пришлось в очередной раз стиснуть зубы и ковылять, ковылять… А впрочем, его вели не к воротам в заборе, а несколько в сторону туда, где стена леса распахивалась к озёрному берегу. Там, у самой воды, притулилась избушка-не избушка — сруб «в лапу», с крышей из дёрна и крохотным узким оконцем, задвинутым особой дощечкой. Баня! Что ни есть натуральная, со вкусом и размахом протопленная по-чёрному… Даже в предбаннике едва живому Краеву тотчас показалось, что он всё-таки застрелился и, как положено самоубийце, угодил прямёхонько в ад. Только не на сковородку, а скорее в кастрюлю. Верней, в скороварку.