Фердинанд Грегоровиус - История города Рима в Средние века

• Название: История города Рима в Средние века
• Автор: Фердинанд Грегоровиус
• Издательство: Издательство АЛЬФА-КНИГА
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9922-0191-8

Впервые в одном томе выходит в свет фундаментальный труд знаменитого немецкого историка и культуролога Фердинанда Грегоровиуса (1821 — 1891) «История города Рима в Средние века». Вэтом уникальном по своей полноте произведении автор с немецким педантизмом и скрупулезностью последовательно год за годом, столетие за столетием описывает события римской истории (многие из которых малоизвестны современному читателю) и их культурологический контекст. Благодаря широте охвата исторического материала, а также литературному таланту автора это произведение стало классическим образцом исторического исследования, посвященного эпохе Средних веков и Раннего Возрождения. Книга читается не как скучный исторический трактат, а как литературное произведение с захватывающим сюжетом, что делает ее интересной широкому кругу читателей.

Настоящее издание включает в себя полные переводы всех 12 книг произведения.

---

Когда Генрих прибыл в Италию, ломбардцы встретили его шумными ликованиями. До сих пор северные итальянцы знали только таких германских королей, которые, перейдя Альпы, нападали на Рим, возводили на престол пап или низлагали их и брали в свои руки имперскую власть. Ломбардцы полагали, что и Генрих так же пришел в Италию затем, чтобы удалить Григория, «врага человечества», с папского престола. Поэтому к Генриху явились целые толпы вассалов из многих городов, лежащих частью к северу от р. По, частью к югу от нее. Григорий, остановившийся на время в Мантуе, бежал тогда в Каноссу, укрепленный замок Матильды, и заперся в нем. Графы и епископы уговаривали Генриха идти на Рим; но в душе короля боролись гордость и боязнь, и он оставался в нерешительности. Затем, совершенно потерянный, этот юноша оттолкнул от себя ломбардцев и колеблющимися шагами пошел навстречу духовной смерти. Приближавшийся день собора в Аугсбурге казался Генриху ужасным и в то время, как предстоявший позор приковывал его к месту, страх гнал его в Каноссу. Наконец роковой замок показался перед глазами Генриха. Здесь за тройным рядом стен под охраной владелицы замка находился монах, предавший короля анафеме. Сюда же, чтобы вымолить прощение, каждый день прибывали мучимые раскаянием германские епископы. Генрих вступил в переговоры, и посредницами в них явились, как вестницы милосердия, две женщины: графиня Матильда и графиня Адельгейда, жена Генриха. В истории папства останутся памятными навсегда две замечательные личности, в которых ярко сказалось духовное величие пап: Лев, перед которым признал себя побежденным страшный Аттила, и Григорий, перед которым преклонил колена Генрих IV, одетый во власяницу кающегося. Но впечатление, которое производят на нас эти два исторических события, неодинаково; в первом случае мы чувствуем всю силу чисто нравственного воздействия, во втором — нас поражает какая-то почти сверхчеловеческая сила характера. Но эта бескровная победа монаха имеет больше прав на всеобщее изумление, чем все победы Александра, Цезаря и Наполеона. Сражения, в которых бились в Средние века папы, они выигрывали не железом и свинцом, а нравственной силой, и это применение или воздействие высших духовных начал, как деятельного фактора, является причиной тому, что Средние века порой стоят выше нашего времени. Какой-нибудь Наполеон по сравнению с Григорием представляет собой не более как варвара.

В течение трех дней стоял несчастный король в одежде кающегося перед внутренними воротами замка, умоляя отворить их ему. Григорий колебался довериться обещаниям легкомысленного государя, и это было естественно; но смирение короля возбуждало общее сочувствие к нему, и строгость Григория должна была показаться жестокой даже Матильде. Сняв с униженного короля церковное отлучение (28 января), Григорий в то же время лишил его королевской власти; Генрих должен был передать корону папе и оставаться частным человеком до тех пор, пока над ним не состоится суд на соборе; затем, в случае нового избрания Генриха, должен был дать присягу в том, что будет всегда повиноваться воле папы. Григорий понимал, что благодаря ему папство в этот момент проявляло свое всемирно-исторческое значение. Некогда Оттон I плакал при виде несчастного папы, простиравшего к нему руки и молившего о помощи. Григорий так же был растроган, когда увидел что к его ногам пал с рыданиями германский король, верховный властитель Запада Но смягчить железную волю этого римского монаха возможно было только ненадолго. Величественное спокойствие, с которым Григорий произнес свой приговор над Генрихом, придает этому папе какой-то роковой и в то же время возвышенный облик.

«Если я, — говорил Григорий, принимая св. дары, — повинен в том, в чем меня обвиняют, пусть немедленно постигнет меня смерть, как только я приму эту облатку». И, приняв при восторженных кликах фанатизированной толпы одну половину облатки, Григорий с невозмутимым спокойствием передал другую половину королю, призывая его на равный суд Божий. Но чуждый в эту минуту чувства собственного достоинства, Генрих малодушно отступил перед ужасным испытанием, которое было ему предложено. Правда, он не сделался в этот момент клятвопреступником, как Лотарь; возможно так же, что унижение и отчаяние, которые были пережиты им тогда, снова воскресили в душе его мужество и возродили его нравственно.

Дела людей имеют свои определенные границы роста и упадка; поднятое на известную высоту дело рук человеческих начинает опускаться, и наоборот. В то время как Григорий стоял в зените своего счастья, Генрих изведал всю глубину своего унижения; затем Григорий стал медленно спускаться к обычному уровню человеческого существования, а звезда Генриха начала так же медленно снова подниматься. Покинув замок, где были принесены в жертву и достоинство империи, и величие предков, и чувствуя себя человеком, как бы пробужденным от ужасного сна, Генрих направился в Ломбардию. Он был встречен здесь гробовым молчанием. Храбрые ломбардцы, еще не распустившие своих войск, отнеслись к королю с презрением; графы и епископы избегали встречи с ним или обходились холодно; города, в которых республиканский дух был уже силен, отказывали королю в приюте или с большой неохотой разрешали ему останавливаться только за стенами. Северную Италию охватило недовольство: ломбардцы находили, что Генрих нанес короне неизгладимый позор. Сами они были готовы идти вместе с королем бороться против общего врага; но король изменнически заключил с этим врагом позорный мир; необходимо было теперь заменить трусливого отца малолетним сыном его, Конрадом, идти в Рим с ним, короновать его императором, прогнать Григория и избрать другого папу.

Не успел Генрих покинуть Каноссу, как в его душу закрались новые сомнения. Если, как объяснил он ломбардцам, он добивался снятия с него церковного отлучения действительно только для того, чтоб получить свободу и отомстить за себя папе, то каждый мог назвать короля лжецом и строгость папы являлась тогда вполне справедливой. Такой человек, как Григорий, глубоко понимавший людей, мог сказать себе наперед, что в его власти подвергнуть крайнему унижению короля, действующего по внушению страстей, но нет возможности принудить этого короля всегда оставаться в таком унизительном положении. Отмщение Григорию являлось естественным последствием чрезмерности его победы. Его отказ Генриху, желавшему возложить на себя в Монце итальянскую корону, был основателен. Некоторое время Генрих еще сторонился ломбардцев, но затем стал хлопотать о примирении с ними. Своих сторонников, мужественно отказавшихся от прощения, предложенного им из Каноссы папой, Генрих принял в Пиаченце. Виберт равеннский, а так же и Ченчий вступили с ним в переговоры. Ченчию не мог не казаться странным король, дошедший до такого позорного унижения перед папой, которого сам Ченчий незадолго перед тем вытащил за волосы из церкви, желая снова испытать свое счастье в борьбе с Григорием, Ченчий явился в Павию; но Генрих, по-видимому, не решился принять его. С целью подстеречь Григория этот мстительный римлянин держался поблизости Каноссы и не переставал замышлять один заговор за другим, пока неожиданная смерть не постигла его в Павии. Сторонники Григория радовались тому, что Каталина был взят наконец в преисподнюю; но те, кто был отлучен папой от церкви, и во главе их архиепископ Виберт проводили тело своего друга в могилу с шумным торжеством.

Если безбожного Ченчия поглотил ад, то благочестивый Цинтий был взят, конечно, на небо. Префект, которому Григорий на время своего отсутствия доверил Рим, был убит в конце лета 1077 г. в засаде, устроенной в Кампаньи братом Ченчия Стефаном. Римские сторонники Цинтия, опечаленные его смертью, отомстили за нее убийце: они взяли приступом укрепленный замок Стефана, убили его самого и выставили его голову перед базиликой Св. Петра; соучастники Стефана точно так же были наказаны: одни — убиты, другие — изгнаны. Таким образом, Цинтий разделил участь своих друзей Ариальда и Эрлембальда. К его могиле так же стекались богомольцы; останки префекта, поучавшего своих сограждан при жизни проповедями, оказались чудотворными; заключенные в мраморный саркофаг, они были поставлены в парадизе базилики Св. Петра и еще долго были предметом общего поклонения.

За Цинтием 14 декабря последовала в могилу несчастная мать Генриха. Она умерла в Латеране, глубоко опечаленная тяжким унижением, которому подвергся ее сын. Тело императрицы было погребено в капелле Св. Петрониллы при базилике Св. Петра. Из всех коронованных лиц германского происхождения только Оттон II и Агнесса похоронены в Риме.

6. В Генрихе возрождается мужество. — Рудольф Швабский, король. — Генрих возвращается в Гер манию, Григорий — в Рим. — Падение последних лангобардских династий в Южной Италии. — Значение лангобардского народа. — Роберт присягает Григорию как вассал. — Вильгельм Завоеватель и Григорий. — Папа признает королем Рудольфа и снова отлучает от церкви Генриха. — Виберт Равеннский, антипапа. — Счастье Григория изменяет ему