Федерико Андахази - Город еретиков

• Название: Город еретиков
• Автор: Федерико Андахази
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-20887-6

В романе «Город еретиков» писатель-провокатор предлагает свою, скандальную трактовку событий, которые происходили несколько веков назад, когда в средневековой Европе появилась одна из самых главных святынь для всех христиан — Туринская плащаница.

Герцог де Шарни одержим идеей постройки самой посещаемой во Франции церкви. Его дочь живет одной мечтой — вновь соединиться со своим возлюбленным. Но чтобы вернуть любовь монаха-августинца, нужно построить Город еретиков. А чтобы создать величайшую в христианском мире подделку, нужно пролить кровь...

---

В течение последующих дней Кристина пыталась вычислить, кто же из монахинь роется в ее записях, и молилась, чтобы это была не настоятельница. Она заводила с сестрами поверхностные на вид разговоры, стремясь отгадать, кто из них мог что-то знать о ее письмах, однако никто не сказал ничего подозрительного. И тогда Кристина решила спрятаться на ночь в библиотеке, чтобы застать непрошеную гостью на месте. В треугольном проеме приставной лестницы был сделан маленький чердачок — там хранились метлы и другие принадлежности для уборки. Кристина укрылась внутри этой каморки и подсматривала сквозь щель между дверными створками, ожидая появления той, что шныряет в ее бумагах с неуловимостью крысы. Девушке пришлось скрючиться в три погибели, вписывая свою стройную фигуру в этот маленький треугольник. Время шло, и сидение в засаде превратилось в настоящую пытку: спина, которая пыталась принять форму острого угла, разболелась настолько, что становилось трудно дышать; икры, которым приходилось выдерживать вес почти всего тела, сводило судорогой так, что Кристина не могла сдержать слезы. В тот самый момент, когда она решилась отказаться от своего намерения по причине невыносимой боли, раздался скрип петель библиотечной двери; сердце Кристины чуть было не перевернулось в ее груди. Ей удалось расслышать шаги вновь прибывшей и различить ее силуэт, однако узнать укрытое чепцом лицо было невозможно. Сквозь щелку в дверце Кристина наблюдала за тем, как монахиня двигает лестницу и поднимается к полке, где лежали тайные рукописи. Добравшись до бумаг, она спустила их вниз и уселась за длинный стол. И так и застыла — положив рукопись перед собой, переплетя пальцы и уставившись взглядом в неясную точку на потолке. Кристина с изумлением обнаружила, что монахиня, лицо которой ей по-прежнему не удавалось разглядеть, не читает ее записи. Еле-еле стоящая на ногах, измученная болью во всем неестественно выгнутом теле, по-прежнему скрытая лестницей от посторонних глаз, Кристина пыталась принять хоть немного менее болезненное положение, при этом избегая всяческого предательского шума, когда услышала, что дверь снова открывается. Девушка поразилась еще больше: в библиотеку вошла еще одна монахиня и уселась рядом с первой. Теперь уже две фигуры смотрели на бумаги, не читая их. Кристина не находила объяснения этой странной ситуации. Она все еще раздумывала над ответом, когда дверь распахнулась в третий раз: теперь сразу три послушницы вошли в помещение и тоже расселись вокруг рукописи. Дверь не успела захлопнуться за ними, а в библиотеку уже крадучись входили еще пять сестер. Кристина испугалась: она решила, что происходит нечто вроде верховного судилища in absentia[27] и что суд вершат над ней и над ее записями. Ее охватил панический ужас перед тем, что казалось женским инквизиторским трибуналом. Неожиданно молчание было нарушено: одна из сестер — та, что сидела во главе стола, — принялась читать вслух тайные писания Кристины. Она читала шепотом, в тусклом свете одной свечки, словно совершала противозаконное деяние. Остальные монахини внимали, превратившись в слух. Ноги Кристины сделались как ватные — теперь уже не из-за крайней неестественности ее позы, а потому, что девушка впервые слушала, как чужие уста повторяют ее слова, которые не побоялись поставить под сомнение железные монастырские правила. Возможность допущения христианской любви к ближнему не только как к сущности чисто духовной, но помимо этого облеченной телом — вместилищем души, как можно было вывести из учения о воскресении мертвых, — это противоречило наставлениям, которые монахини каждодневно выслушивали от аббатисы. И хотя поучения матери-настоятельницы не соответствовали ее пламенным упражнениям в экзорцизме, когда демонов изгоняли, заставляя сгорать на костре плотского наслаждения, аббатиса никогда бы не потерпела доктринальной защиты чувственности. Однако когда глаза Кристины привыкли к полумраку, она заметила, что мать Мишель не присутствует при публичном чтении ее писаний. Молодой сочинительнице стало невыразимо стыдно, когда чтица добралась до воспоминаний о ее секретной связи с Аурелио и ее неприкрытые любовные признания оказались выставлены на всеобщее обозрение. Но она была окончательно сражена, увидев, что во время чтения самых сокровенных и трогательных фрагментов большинство монахинь рыдали от нахлынувших чувств. А еще Кристине показалось, что в тех местах, где она подвергала сомнению правомочность власти церковников, обвиняя их в том, что они живут подобно аристократам — в противоположность строгому поведению Христа, — ее сестры решительно кивали головами. То же самое происходило и всякий раз, когда старшая из сестер читала о том, почему принятие Христа означает разрыв с законом, в то время как Церковь мнит себя абсолютной блюстительницей закона и, объединяясь с властью государей, предлагает им в качестве поддержки свое каноническое право — как будто бы два этих последних термина не противоречат друг другу. А если учесть, что ни верблюды, ни иголки не изменились в размерах с той эпохи, когда проповедовал Иисус, то у порфироносных кардиналов не было никаких оснований прекращать обличать богатство и начисто отворачиваться от бедных.

Кристина так и не успела постичь, в чем же смысл этого сборища, на котором выставлялось на всеобщее обозрение то, что она никак не предназначала для посторонних глаз: девушка не смогла больше выносить мучений от нахождения внутри крохотного деревянного треугольника и, неловко шевельнувшись, неожиданно потеряла равновесие. К ужасу ее сестер по монастырю, дверцы каморки под приставной лестницей вдруг распахнулись настежь, и все увидели, как сочинительница святотатственных текстов, которые они читали вслух, падает на пол с этой верхотуры. Когда Кристина поднялась на ноги, она заметила, что сестры взирают на нее с робостью. Девушка не сразу сообразила, что это они чувствуют себя застигнутыми на месте преступления. В конце концов одна из монахинь встала из-за стола и обратилась к Кристине умоляющим тоном:

— Моя госпожа, прости нам нашу бесцеремонность, но твои записи — это самое высокое из учений, такое же, как Евангелия.

Другая сестра молитвенно сложила ладони и, словно обращаясь к высокопоставленной особе, прибавила:

— Мы все — твои рабыни. Пожалуйста, не доноси на нас матери-настоятельнице.

Кристина была настолько растеряна, что не могла произнести ни слова. После той ночи Кристина против своей воли превратилась в нечто вроде духовной наставницы для горстки монахинь, которые втайне ее боготворили. Они вскоре сплотились в некое подобие подпольного сообщества, которому в ближайшем будущем предстояло внести настоящий раскол в монастырскую жизнь. Переписка между Кристиной и Аурелио, которая до этого момента была лишь тонкой ниточкой, сделалась связующим звеном между мужской и женской обителями. Постепенно между двумя монастырями выстраивался мост, прибавлявший в прочности день ото дня: теперь уже письмами обменивались не только эти двое — их примеру последовали и другие молодые монахи и послушницы. Монастыри находились почти что по соседству — и все-таки до сей поры они казались двумя изолированными вселенными. Однако когда завязалась переписка, их обитатели почувствовали себя близкими, и не только духовно: неожиданно они почувствовали, что и физически близки друг другу. Обмен мнениями и впечатлениями об их раздельном существовании взаперти заставил этих женщин и мужчин увидеть, что они понапрасну растрачивают свои дни в заточении этих стен, что их судьбами управляют сластолюбивые педерасты, волки в облачениях пастырей. Письма были полны сомнений, но в них проглядывало и открытие истины, несущей в себе негодование, но также и глубокую нежность. Из строк этих посланий рождались романы по переписке; начали появляться стихи, исполненные любви, а еще юношеской чувственности.

Восстанию молодых монашков и послушниц суждено было вспыхнуть очень скоро — скорее даже, чем подозревали они сами.

2 Вильявисьоса

I Исход

1

Труа, 1348 год

Кристина и Аурелио встретились вновь. Словно предводители разных частей единого войска, они, можно сказать, ехали во главе двух легионов: Кристина, верхом на гнедом жеребце, одетая в монашеское облачение, но с откинутым на плечи капюшоном, с непокрытой головой и развевающимися по ветру волосами, вела за собой десятка два послушниц, решившихся вместе с ней на побег. Аурелио летел к ней на всем скаку по тропе, отмечавшей границы полей, принадлежавших женскому монастырю. Позади облака пыли, поднятого копытами его скакуна, за ним следовала дюжина мужчин, в большинстве своем — молодых монахов. Аурелио остановил коня на небольшом расстоянии от Кристины. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, потом юноша спешился, медленным шагом подошел к своей возлюбленной и протянул ей руку, предлагая спуститься. Так она и сделала — ни на секунду не отводя глаз от глаз Аурелио. Лицом к лицу, не произнеся ни слова, они взглядами пересказали друг другу все то, что хотели высказать за эти два долгих, нескончаемых года, а потом наконец-то слились в объятии. Кристина не удержалась и беззвучно зарыдала — это была вспышка всех чувств, которым она долго не позволяла прорваться наружу: безудержная любовь в своем первозданном смысле; пленительное ощущение победы; боль, которую так долго приходилось держать в себе и которая теперь превратилась в переполняющее ее счастье; стремление к свободе перед лицом грядущего — и потрясение, вспышка противоречивых и невыразимых ощущений. Мужчины и женщины взволнованно наблюдали за этой встречей, а еще они разглядывали друг друга, заразившись тем же чувством, которое слило воедино тела Кристины и Аурелио. Однако нужно было торопиться. И тогда мужчины и женщины перемешались между собой, сплотившись в единую тесную группу, и продолжили свой путь на закат.