Далия Трускиновская - Деревянная грамота

• Название: Деревянная грамота
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00444-1

Москва в середине семнадцатого века — целый мир, где всего с избытком: и праздников, и тайн, и пылкой любви, и коварства соперников, и мужества, и находчивости. Лихие конюхи с Аргамачьих конюшен — Тимофей, Богдаш, Семейка и Данила, — выполняя распоряжение дьяка Приказа тайных дел Башмакова, ищут загадочную деревянную грамоту.

Как всегда, у них есть соперники — подьячие Земского приказа. Засады и погони, военные хитрости и роковые ошибки, мертвые тела и хитроумные влюбленные, секреты кулачных бойцов и искусство скоморохов — все сплелось вокруг грамоты. Что же это за диковина? Кому она принадлежит? Предателю, торгующему секретами Приказа тайных дел? Книжникам, собирающим редкости? Или людям, хранящим давние заветы предков?

Цикл исторических детективов известной рижской писательницы Далии Трускиновской о государевых конюхах продолжает роман «Деревянная грамота», где мы вновь встречаемся с героями «Заколдованной душегреи» и «Кровавого жемчуга».

---

Несколько обидевшись, Стенька поспешил выполнять задуманное. На сей раз покалеченных с ним не было, извозчика нанимать не стали — и пришлось идти к Шепоткину на Волхонку пешком, а поселился он там, где Волхонка уже звалась Пречистенкой и стояли недавно отстроенные белокаменные боярские и княжеские дома. Неподалеку стояли и Большие конюшни, которые по привычке все называли Чертольскими.

— Вот! — Стенька указал рукавицей. Пристав Никон Светешников негромко стукнул кулаком в ворота. Залаял кобель.

— Отворяй! — грянул Никон. Одно это он и умел — греметь страшным голосом, наводя ужас на посадский люд.

Кобель заливался, а из людей никто не подал голоса.

— Отворяй, не то ворота высадим!

— Хозяин у них ногой скорбен, — сказала, подойдя, статная женка. Погодите, добрые люди, пес меня знает, я войду и хозяйку вызову.

— Дай Бог здоровья, голубушка, — проявил вежество Стенька. И как было не проявить — такие длинные, без уголька черные брови да такие огненные глаза не всякий день на улице встретишь!

Голубушка повернулась к нему и посмотрела пристально.

— Всем хорош молодец, — сказала она загадочно. — Послушай меня, я баб знаю, не давай своей женишке воли!

— Да что ты такое плетешь! — под общий хохот воскликнул покрасневший Стенька.

— Ты думаешь, она в твоей воле ходит, а она себе иное в голову забрала! Ох, молодец, замесили на дрожжах — не удержишь на вожжах!

И с тем она проскользнула в калитку.

— Умом баба тронулась, — сказал другой пристав, Кузьма Глазынин. — Вот ходит такая, что-то там себе думает, а потом как начнет в церкви выкликать! И вчетвером ее оттудова не выведешь — лягается! Потом возят к старцам отчитывать…

— С нами крестная сила! — произнес испуганный Никон, а Стенька подумал, что ему во время розыска для полного счастья только кликуш недоставало.

— Заходите, я кобелю цепь укоротила! — позвала женка.

Стенька, оба пристава и стрелец Трофимка Баламошный вошли на двор и поднялись на крыльцо.

Увидав таких гостей, Ивашка, сидевший на скамье и евший калиновую кулагу с хлебом, чуть не обмер.

— Ах, вот ты как? — напустился он на Стеньку. — Мало вам было той полтины? Теперь еще и на суд потянете? Почуяли, что можно из меня денет вытянуть?!

Он решил, что Земский приказ все же решил докопаться до правды о закладе жены Марфицы за пятнадцать рублей.

— Уймись! — прикрикнул Стенька, в то время как прочие трое крестились на образа. — Ты полтину уплатил — и на том дело закрыто. А пришли мы вот за чем — позови того парня, Нечая, что у тебя живет!

— Какого Нечая? — весьма правдоподобно удивился Ивашка.

— Какого? А такого, что вчера тебе дрова колол!

— Ах, его? Ну так он дрова поколол да и прочь со двора пошел.

— Ври, да не завирайся! — прикрикнул на хозяина Стенька. — Ведомо нам учинилось, что тот Нечай — беглый, и купец Рудаков его к тебе жить определил, и по две деньги на день кормовых давал. Вот и зови Нечая! Не ты, а он нам надобен!

Ивашка Шепоткин уставился на земского ярыжку с подлинным ужасом.

— А ты как проведал?!.

— Запираться станешь — на дыбу пойдешь! С первой виски промолчишь — со второй заговоришь! — принялся стращать Стенька. Он собирался было добавить про горящие веники, которыми кат гладит по ребрам несговорчивых, но тут из-за крашенинной занавески заголосила Марфица. Да как!

— Ахти мне, бессчастной, горькой сиротинушке! Останусь я вдовой ненадобной, буду меж чужих дворов скитаться, голодная, холодная, раздетая, разутая!.. Ахти мне, смертушка моя пришла!..

— Люди добрые! Безвинно на дыбу тащат! Злодеи оговорили! — возвысил голос и Ивашка.

Кузьма Глазынин зажал уши, Трофимка Баламошный присел и голову в плечи втянул.

— Молчи, дура! Не мешай государеву розыску! — прикрикнул на Марфицу Стенька, но она лишь пуще соловьем разливалась.

В это время странноватая женка, войдя из сеней, прошла к печке и зашла за занавеску. Там вдруг сделалось тихо. Ивашка тоже вдруг перестал блажить. Бабка вышла и направилась к Стеньке.

— Ты, молодец, коли что надобно, меня спроси. Я тут многих знаю.

— Ты уж мне наговорила! — огрызнулся Стенька.

— Что увидела — то и сказала. А Нечая и точно увезли. Приезжали за ним на санях. Так что тебе его уже не тут искать надобно.

— А кто приезжал? — Стенька решил, что от женки будет больше толку, чем от заполошного семейства Шепоткиных.

— А кто привез, тот и увез.

— Купец Рудаков, что ли?

— Этого я знать не могу. А вот что скажу — никогда раньше тут этого человека не встречала. Иванушка! — она повернулась к Ивашке. — Кто тебе этого подкидыша сосватал?

— Да купец Рудаков же!

— А кто он таков, откуда взялся?

— В дороге сошлись, как я из Касимова ехал, и он там был со своими возами…

— И сговорились, чтобы тот Нечай у тебя пожил? — осторожно вмешался Стенька. — Да ты не бойся, что беглого к себе пустил, это он пусть боится! Вольно ему парней сманивать!

— Ахти мне!.. — взвыл Ивашка, и таким же криком отозвалась Марфица. Стенька замахал на Ивашку руками.

— Помолчал бы ты, Иванушка! А как того Рудакова звать-величать? спросила женка.

— А звать его Перфилием, а по отчеству — не помню… — хмуро отвечал Ивашка. — Мне до него дела нет. Я за него не ответчик!

— А живет он где? Ты, Иванушка, добром скажи! — потребовала женка, да как! Брови сошлись, с лица она сделалась как те рыси, которых для государевой потехи выкармливали зверовщики Семеновского потешного двора,

— Да ведь он меня в гости не зазывал! Я даже не знаю, есть ли у него на Москве двор-то! Коли он парня своего мне подсунул!..

— А парня как звать? — не давая земскому ярыжке и слова молвить, продолжала вести розыск разумная женка. — Нечай — это по-домашнему. А крещен каким именем?

— А я откуда знаю! Меня на крестины не звали!

— Ты кому другому, Иванушка, а не мне огрызайся! — предупредила женка. Вот уйду сейчас вовсе — кто твою скорбную ногу править станет? Меня бабка Козлиха потому и прислала, что я это могу, а у нее уже не так получается.

И повернулась к Стеньке.

— Ты, молодец, больше от него ничего и не выведаешь. Я его знаю — он всю дорогу от Касимова до Москвы пьян был. Его, как мертвое тело, везли. А про того купца Рудакова скажу — не стар, боек, шуба у него и точно дорожная — волчья, поди. Ростом невелик. И уж не знаю, показалось иль нет, а одно плечико у него выше другого. Шуба большая, поди разбери…

Женка приподняла левое плечо, задумалась, припоминая, приподняла правое…

— Вот так он и шел, чуть боком.

— Перфилий Рудаков, ростом невысок, не стар, правое плечо выше левого, шуба волчья, — повторил Стенька. — Может ты еще, голубушка, скажешь, какой сотни купец?

— Скажу, что из небогатых.

— Сани с конем, что ли, плоховатые?

— В конях не смыслю, а ты уж моему слову поверь.

— Та-ак… — Стенька повернулся к Ивашке. — Стало быть, по дороге с тем Перфилием Рудаковым знакомство свел?

— Да пили они вместе! — объяснила женка. — У него таких знакомцев пол-Москвы!

— Погоди ты! Я ж розыск веду! Я! И когда тот Перфилий сманивал Нечая в Москву с ним ехать — ты при том был?

— Да разве я того Перфилия стерег? Сани у него сломались, Нечай перегружать помогал, это я помню. А потом гляжу — он уж с нами едет!

— И разговаривал ли при тебе тот Перфилий с тем Нечаем?

— А чего им разговаривать? Один — купец, другого до Москвы обозным мужиком взяли.

— А обещал ли при тебе тот Перфилий, что в Москве поведет того Нечая в Успенский собор, и в баню, и в Охотный ряд?

— Да на что тебе? — хором изумились Ивашка и женка-знахарка.

— Надобно! — таким путем Стенька издалека подъезжал к деревянной грамоте.

Но Ивашка намертво отперся — никаких соблазнов при нем Рудаков Нечаю не рассказывал, ничем не прельщал.

Тогда Стенька в отчаянии решил сказать прямо.

— А не говорил ли при тебе тот Перфилий, что видывал-де некую деревянную книжицу, и не обещал ли тебе ее показать?

— Какую книжицу?..

Ивашка поклялся, что отродясь про такие диковины даже от попа не слыхивал, а от Рудакова — тем более. Клятва была так горяча, что Стенька ей не поверил.

— Ну, собирайся! Возьмем тебя в приказ, отберем от тебя сказку про того Перфилия Рудакова! Ведь ты, сучий потрох, точно про него знаешь — кто таков и где проживает!

— Не знает он! — вступилась женка. — А возить взад-вперед по всей Москве — не позволю! Я ему ногу правлю, весь мой труд насмарку пойдет!

— Больно ты грозна! — сказал на это Баламошный. — Ишь, приказывает! Да кто тебя слушать станет!

— Да ты и послушаешь! Я-то знаю, какую хворобу тебе с самого Рождества лечат, никак вылечить не могут! Гляди — такого сейчас скажу, что и вовсе с той хворобой сладу не будет!