Ростислав Самбук - Ювелир с улицы Капуцинов

• Название: Ювелир с улицы Капуцинов
• Автор: Ростислав Самбук
• Жанр: Прочие приключения

---

Глава шестая

Час испытаний

Миновала предпоследняя военная зима. Для группы Петра она прошла в повседневных хлопотах. Штеккер оказался незаменимым человеком: он имел доступ к информации, которая интересовала командование Советской Армии. Галкин регулярно дважды в неделю выходил в эфир. Теперь запеленговать рацию было невозможно: Федько все время менял место передач. Однажды послал в эфир сообщение под носом гестаповцев – Пет-ро сидел в гостиной фрау Ирмы, а в машине, которая ждала его возле особняка губернатора, Галкин выстукивал:

“Тире, точка, точка… Тире, точка, тире… Тире, точка, тире… ДКК”.

Зато для Зарембы зима выдалась тяжелая. После ареста вуйка Дениса пришлось заново налаживать подпольную типографию. Хлопоты, связанные с поисками бумага и краски для ротатора, отняли много времени и сил. Кроме того, для типографии нужно было подыскать надежное помещение. Каждый шаг требовал трезвых расчетов, суровой конспирации и мудрого предвидения.

После долгих раздумий Евген Степанович решил создать типографию на квартире модного дамского портного Олексы Павловича Мысыка. Заремба хорошо знал его еще со времени совместной работы в КПЗУ[24]. Да, это была подходящая кандидатура. Олекса Павлович шил для жен важных гитлеровцев и крупных коммерсантов, понаехавших в город. Вряд ли кто заподозрит его. К тому же квартира у портного большая, живут они в ней только вдвоем с женой. К портному проще заглянуть со свертками в руках и уйти с таким же свертком. Кто догадается, что там не отрез ткани или платье, а бумага или листовки!

Мысык согласился без лишних разговоров. Печатник поселился у него под видом подмастерья, – хозяин, дескать, уже не управляется с заказами. И вот гестаповцы, раззвонившие о ликвидации подполья, снова увидели на стенах домов и на заборах листовки.

Этот день стал “черной пятницей” для Менцеля. Его вызвал губернатор и положил перед ним на стол два свежих коммунистических воззвания. Положение усугублялось тем, что к губернатору они попали раньше, чем в гестапо, и Менцель, не зная, как выкрутиться, порол какую-то чушь.

Губернатор резко прервал его:

– Вы говорили, что коммунистическое подполье в нашем городе окончательно ликвидировано. Как согласовать ваши слова с этими документами?..

Шеф гестапо поспешил заверить губернатора, что в кратчайший срок изобличит преступников, но листовки продолжали появляться. А через месяц после злосчастной беседы с губернатором Менцелю поднесли пилюлю, которая едва не доконала его: один из агентов доставил целую подпольную газету с разными материалами, даже с передовой статьей “Общая борьба против общего врага”.

Эта газета была гордостью Зарембы. Она содержала статьи и давала широкую информацию о положении на фронтах и в тылу. Евген Степанович сам написал для газеты обращение к украинскому и польскому народам, между которыми бандеровцы стремились вбить клин.

…Несколько дней в комнате не топили. Евген Сте shy;панович накинул на плечи пальто и писал неровным почерком – пальцы одеревенели от холода. Через полчаса он должен передать Мысыку материалы для газеты, а еще нужно успеть подготовить информацию для рубрики “Краевые известия”. Поэтому писал быстро, не задумываясь особенно над стилем – было бы лишь коротко и доходчиво.

“В первой половине ноября, – ложились на бумагу строчки, – на линии Потуторы – Ходоров взлетел в воздух эшелон с мадьярскими войсками. Спаслось едва лишь двадцать человек. Остальные убиты или тяжело ранены”.

Подготовив еще несколько подобных сообщений, Заремба принялся просматривать письма из Германии. Профашистские газеты часто прибегали к провокациям, фальсифицируя письма людей, которые якобы добровольно поехали на работу в Германию и теперь наслаждались там привольной жизнью. Фабриковались эти письма в приторно-угодническом духе и были рассчитаны на неопытную, несознательную молодежь. В подпольной газете следовало разоблачить эту ложь. Партизаны раздобыли несколько подлинных писем от юношей и девушек, которых гитлеровцы угнали на работу в Германию, где они находились на положении рабов, – наиболее яркие отрывки из этих писем и готовил Заремба к печати.

Закончив работу, Евген Степанович спрятал рукописи под подкладку своей видавшей виды огромной меховой шапки. Захватив с собой отремонтированный примус, он заторопился к Мысыку.

Модест Сливинский злился на весь мир. Пани Стелла уже две недели ждет его в Будапеште, а он вынужден болтаться в этом опротивевшем ему городе. Если бы хоть была еще необходимость, а то ведь Менцель просто вертит им, как цыган солнцем…

Пан Модест уже забыл, как когда-то рвался сюда. Тогда много отдал бы, чтобы поскорее представилась возможность побродить по Студенческой или посмотреть на город с Крутого замка. Неужели прошло всего лишь три года? Как все меняется… Тогда мечтал о Киеве, а сейчас со страхом просыпается по ночам – не доносится ли уже канонада большевистских орудий?..

Ко всем чертям этих гитлеровцев: понаобещали златые горы, а теперь дивизии красных уже за Шепе-товкой. Пани Стелла давно ликвидировала здесь свои дела и подалась на Запад. Пока что – в Будапешт, но они условились забраться куда-нибудь подальше.

Умная женщина эта пани Стелла! Красные еще только подступали к Днепру (газеты Геббельса вопили, что это случайный прорыв и что вскоре немецкая армия вновь перейдет в наступление), а пани Стелла позвала к себе Сливинского для секретного разговора, который пан Модест никогда в жизни не забудет.

Как она тогда сказала? Гитлеровская кобыла захромала сразу на все четыре ноги… А он, Модест Сли-винский, который считал себя дальновиднейшим чело shy;веком, засмеялся в ответ, как самый последний иди shy;от. Пани Стелла пожала плечами – дескать, каждый сам себе хозяин. Все же он послушался ее и сумел вовремя сбыть наиболее ценные картины. Что бы он сейчас с ними делал? Никто ничего не покупает, все забились в свои щели и выжидают. А чего выжидать! Всем понятно – скоро большевики будут здесь. Пусть гитлеровские газеты другим втирают очки – мол, на подступах к городу сооружены такие укрепления, какие Советам никогда не взять, – Модест Сливинский, простите, господа, имеет голову на плечах.

Сидеть бы ему сейчас в уютной будапештской квартирке и пить кофе с коньяком в обществе пани Стеллы. Боже мой, где найти слова для возвеличения ума и дальновидности этой женщины? Война научила ее, сказала на прощание пани Стелла, что лишь устойчивая валюта и драгоценности могут гарантировать спокойствие и счастье. Единственный выход для них – перебраться в Швейцарию: живописная природа, собственный коттедж… Когда кончится война, откроются дороги в Ниццу или на итальянские курорты – ничего больше порядочному человеку и не нужно. Да и годы уже не те…

Пани Стелла это сказала впервые – о годах. Она совсем не постарела, даже девушки могут позавидовать ее фигуре и цвету лица. Тем не менее она права: годы неумолимы… Пан Модест посмотрелся сегодня утром в зеркало и убедился, что эти самые годы основательно побелили ему голову. Да как тут не поседеешь, если Менцель на каждом шагу ставит тебе палки в колеса!

Месяц тому назад, когда Модест Сливинский осторожно намекнул, что ему хотелось бы свернуть свои коммерческие дела и найти тихий приют где-нибудь подальше от фронта, штандартенфюрер грохнул кулаком по столу.

– Выехать из города можете лишь по нашему разрешению. Любое своеволие, – предупредил он, – будет расцениваться как измена. Надеюсь, вы понимаете, чем это пахнет?..

Да, Модест Сливинский знал это. Потому и слонялся по Люблинскому базару, вместо того чтобы сидеть в удобном кресле в будапештской квартирке пани Стеллы.

Кончался май. Дни стояли ясные и теплые, без осточертевших прикарпатских дождей. Базарная площадь напоминала муравейник: что поделаешь, всем хочется есть, и люди несут сюда последнюю тряпку в надежде обменять ее хотя бы на горсть муки. Сливинский чувствовал себя в этой толчее как рыба в воде. Приценивался, хоть и не покупал (другое дело, если попадалось действительно стоящее, ценное), а сам высматривал красивых девушек, лелея надежду: авось да удастся выхватить из базарного скопища волшебную золотую рыбку.

Пану Модесту всегда везло. Эту девушку заметил сразу, хоть и проталкивалась она через толпу далековато от него, – тоненькая, с огромными лучистыми глазами и высоким лбом. Сливинский пробрался поближе к ней. Да, хороша: розовые, свежие щечки с ямочками невольно навевали мысли о сладостном домашнем уюте… Пан Модест подумал, что из этой девушки вышла бы хорошая жена.

Сливинский посмотрел ей вслед и вздохнул. Сейчас ему было не до девушек, способных стать верными женами. Пан Модест знал, что завоевать сердце такой русалки с ямочками на щеках – трудное и неблагодарное занятие.