Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

• Название: Войку, сын Тудора
• Автор: Анатолий Коган
• Издательство: "HYPERION"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-368-01038-3

Основу романа составляют приключения и подвиги Войку Чербула, сначала — рядового бойца, затем — сотника и наконец — капитана в войске Штефана Великого, господаря Молдавии. Все три части романа — «Высокий Мост», «Мангупская княжна» и «Час нашествия» — издавались отдельно.

Повествование охватывает самый драматический период средневековой истории Молдавии — 15 век, когда господарь (теперь — национальный символ страны и самый любимый её герой Штефан чел Маре) смог остановить нашествие турок на Европу на холмах своего государства. Автор органично сплетает исторические факты, холодную логику, идеи гуманизма, романтизм и элементы фэнтэзи.

---

— У меня должно быть от тебя дитя, — сказала Роксана, прижимаясь к нему в последний раз. — Должно. Бог не может не послать его мне после всего, что мы вынесли. Не молю господа о воздаянии в раю, только о том ребенке, который должен у нас родиться.

Может быть, думал Чербул, бросить все? Забрать жену, уехать в село, где живет его дед, где родились отец и дядя Влайку, погибший в Каффе? Пятеро братьев из Шолданешт и скутельник Васку немало рассказывали Чербулу об их родовом гнезде. В тихом селении, в потаенной долине среди лесных дебрей, куда вот уже полсотни лет не докатывалось ни одно нашествие, у Войку и капитана Боура было право на долю в отчине, на пастбище и пашню, дом деда. Может быть, ради этого стоит отказаться от страшного мира, в котором они живут? Надо думать, надо взвесить это вместе с Роксаной. Но не раньше, чем из Земли Молдавской будет изгнан последний турок. Раньше даже мысли об этом будут бегством, уходом от долга, который еще — за ним.

На заре Войку зашел в комнату, в которой, по приказу пыркэлабов, был устроен его побратим. Юнис-бек лежал на своем ложе одетый, устремив невидящий взор в потолок. Было ясно, что в эту ночь он так и не сомкнул век.

— Поднимайся, мой Юнис, — сказал сотник. — Выступаем.

Юнис-бек медленно перевел на него странный взор, безразличный и в то же время — дикий.

— Куда? — спросил он хрипло. — Разве меня не казнят?

— Возвращаемся, — молвил сотник. — Туда, где тебя ждет отец.

— Почему же не к палачу? Разве у вас за такое не казнят? — повторил тот с прежней странной настойчивостью.

Войку заставил Юниса подняться и под локоть вывел во двор, где собирался уже отряд.

Хозяйским взором бывалого воина молодой сотник окинул свою дружину. Многих не было в строю, три десятка его недавних спутников полегли, защищая Хотин. Среди первых войников, начинавших с ним поход, не было уже цыгана Негрула, болгарина Северина, молдаван Бузилэ, Кушмэ, Сулы. Пали Мику и Серафим — шолданештские воины-пахари, братья Чербула по отчине. Но отряд все-таки вырос. С ними были теперь сбросившие постылые чалмы и халаты белгородец Переш и его друг, болгарин Любомир. Были приняты перешедшие на сторону молдавского воинства во время битвы мунтяне и ратники боярских чет, попросившиеся вместе с ними бывшие подданные вездесущего князя лотров. Под началом Чербула, званием — простого сотника — оказался отряд в две с половиной сотни сабель, по числу людей — целый стяг, четвертая часть полной четы. Вместе с ними в стан господаря отправлялся дьяк Ион, оставлявший жену и сына в Хотине. На трех телегах везли к воеводе пленных бояр, на десятке других — пищали, пушки и прочее оружие, отнятое у противника и столь нужное теперь князю в войске.

Войку в последний раз обнял жену. Пыркэлабы тоже заключили в объятия полюбившегося им витязя, похлопали по спине.

— Передай его высочество князю-воеводе, пане-брате, — сказал Влайку (Чербул в первый раз удостаивался такого обращения), — пусть не беспокоится за милостивую нашу государыню, за семью. Хотин, скажи, стоит крепко, не нуждается ни в чем. А мы с сыном, слуги верные, отныне будем стократ осторожнее. Приход нехристей и изменников показал нам, как хитер и коварен ворог.

Пыркэлабы сердечно простились в рыцарем Кейстутом. Подойдя к Юнис-беку, с неподвижным взглядом сидевшему в седле, боярин Дума положил ему руку на колено.

— Земля Молдавская не злопамятна, о ага, — по-турецки сказал молодой пыркэлаб. — Да вернет в твою душу мир всемогущий господь!

Войку направил коня к воротам, успев заметить, как в одном из окон дворца мелькнуло девичье личико и маленькая рука махнула платком. Кейстут, сын Жеймиса, встрепенулся, вспыхнул румянцем. Войку понял: молодой литвин еще погостит в Сучаве, когда княжий двор возвратится в столицу. Если, конечно, судьба сбережет его до тех пор.

Дружина Чербула на рысях потянулась лесным хотинским цинутом. Дорогу с тремя войниками разведывал Палош. За ним следовали шолданештские воины — скутельник Васку, Клокот, Илья и Ион. Далее ехали вместе, по старой дружбе, Переш и Клаус. Кристя-куртянин скакал бок о бок с Кейстутом, с увлечением рассказывавшим о песках и замках, о студеном море своей северной родины.

Войку ехал вместе с Юнис-беком. Оцепенение, охватившее молодого османа, не проходило. Раньше все для Юниса было ясно; потомственный воин ислама, молодой бек храбро бился с неверными, убивал их, сколько мог, в бою, — убивавших его товарищей, пытавшихся убить его самого. Не слышал стонов, не считал добычи, собираемой его слугами, не испытывал душевного разлада. Теперь Юнис убил собственного спасителя; Юнис-бек убил человека, избавившего его от неминучей смерти. Благородный бек не мог и помыслить, что подобное когда-нибудь с ним случится. И Войку не считал себя вправе его осуждать. Другой турок в таком же случае, убив кяфира, тем более — цыгана, самое большее — усмехнулся бы с сожалением и тут же обо всем забыл. Юнис-бека случившееся потрясло.

— Пане сотник, — тронул за локоть Войку один из воинов, охранявший пленных. — Боярин просит.

Чербул с неохотой оторвался от своих дум, придержал коня, ожидая, когда его нагонит хвост дружины, где везли схваченных предателей.

Боярин Кындя, высокородный немеш, владелец двадцати семи богатых сел и необъятных пастбищ, на которых жирели стада, каждый год отгоняемые на продажу в немецкие земли, вельможный пан Кындя встретил его спокойным, гордым взглядом, в котором, однако, не было ни высокомерия, ни враждебности.

— Зачем звал, боярин? — приблизился к нему Войку.

— Хотел спросить тебя, пане сотник, почему везешь нас в цепях, как татей? — молвил Кындя. — Турчонок едет с вами вольно и на коне, как подобает аге и беку, а нас, бояр Земли Молдавской, везут на телегах, словно лотров.

— Лотров апроды княжьи волокут на суд на арканах, боярин, — напомнил Чербул. — Вы — паны великие, вас везут с удобством, мало что не в рыдванах.

Кындя внимательно взглянул сотнику в глаза. Боярин, действительно, лежал на возу, с удобством вытянув ноги в малиновых сапогах, в бархатном кафтане, плечистый и ладный. Боярину оставили богатое платье, в его изголовье лежал бобровый гуджуман. Только цепи да чуть заметная щетина, проступившая на бритом подбородке, свидетельствовали о том, что он в плену.

— За что чинишь насмешку, пане сотник? — спросил Кындя. — За что мстишь?

— Возмездие — не месть, — ответил Чербул. — И не в моих руках воздаяние твоей милости. Карать изменников — право воеводы.

— Наше дело — правое, измены в нем нет, — возразил Кындя. — Разве не ведома тебе, сотник, древняя правда Молдовы, да и иных земель? Разве не знаешь святого права старых, славных родов — отъехать от своего государя, с семьей и добром, коли будет господин к ним немилостив или поступит не по правде? Так оно искони ведется на Руси и Польше, в Мадьярщине и в богемских местах. Повсюду!

— Мне ли о том судить, боярин, простому воину! — чуть усмехнулся Войку. — Ведаю лишь: встали ваши милости под стяги супостата, пришедшего к нам с ярмом. Прочее, говорю тебе, дело воеводы; вы ведь, немеши, родня князьям, — добавил он, собираясь удалиться, — вот и рассудитесь с ним, как с равным.

Боярин остановил Чербула, протянув к нему загремевшую цепью руку.

— Правый суд воеводы Штефана! — воскликнул он с горькой насмешкой. — Суд волка над агнцем, своры псов над оленем! Сверши уже лучше свой, вели нас распять. Ведь тебе уже не прикрыться, сотник Войку, щитом простоты; мы знаем давно тебя, Чербул, грамотей-книгочей, сын пана Боура, капитан во славном Брашове. Ныне тем более ты наш, если хватило смелости решиться на такой брак. Наш ты, Войку, хочешь того иль нет!

Чербул слушал с непроницаемым лицом. Так вот еще одно, уж вовсе нежданное следствие той любви, которую послала ему судьба!

— Вот так, пане Чербул, — уже спокойно, с жесткой усмешкой продолжал боярин, — твоя милость уже не черная кость; один шаг, и простота — уже не кольчуга для твоей совести. Теперь ты обязан знать законы, по которым живут в земле нашей не смерды, а лучшие, ведать, что высокие роды живут по одной правде, а низкие — по другой! И что это и есть справедливость!

— Ты назвал меня книгочеем, — улыбнулся Войку. — Назови ж мне, боярин, книгу, где такое писано. Я ее не читал.

— Ибо молод, а имя той книге — жизнь.

Сотник безмолвствовал. Что мог знать боярин Кындя о жизни Войку Чербула, о виденном, испытанном им, пережитом за полтора года, в трех войнах и в мирные дни между ними! Впрочем, нет, — одернул себя сотник, — Кындя прав; книга жизни — не легкое чтиво, читай ее хоть вечность, а не малый срок, прожитый на свете им самим. Очень долго надо жить, дабы вычесть из нее хоть что-то, долго жить, да не по правде вельможного пана Кынди.

— Молодость, впрочем, не грех, — задумчиво продолжал боярин, словно ехал и впрямь в удобном возке-рыдване, а не в телеге, как связанный буйный кнур — на воскресный базар; Войку еще раз подивился умению пана владеть собой и величавости, которую тот сохранял, вопреки всему. — Молодость — дивная пора, когда и ошибки — не смертные грехи, когда смелый саму жизнь готов отдать, не размыслив как должно, заслуживает ли этого дело, за которое он бьется.