Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

• Название: Войку, сын Тудора
• Автор: Анатолий Коган
• Издательство: "HYPERION"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-368-01038-3

Основу романа составляют приключения и подвиги Войку Чербула, сначала — рядового бойца, затем — сотника и наконец — капитана в войске Штефана Великого, господаря Молдавии. Все три части романа — «Высокий Мост», «Мангупская княжна» и «Час нашествия» — издавались отдельно.

Повествование охватывает самый драматический период средневековой истории Молдавии — 15 век, когда господарь (теперь — национальный символ страны и самый любимый её герой Штефан чел Маре) смог остановить нашествие турок на Европу на холмах своего государства. Автор органично сплетает исторические факты, холодную логику, идеи гуманизма, романтизм и элементы фэнтэзи.

---

— Не был этот город ни ратником, ни работником, — привалясь к длинному ящику, заявил Шандру. — Как паук, сидел у моря, ловя людей, словно мух: как паука, метлой его и прихлопнули.

— Плохо знал ты старую Каффу, — возразил Ренцо, — как честно ей ни служил.

И армянин с итальянцем по очереди начали рассказывать о своей погибшей родине, какою ее знали. Не одними ведь невольничьими рынками жил древний город у отрогов крымских гор, главным делом его все-таки были питающие друг друга ремесла и торговля. Здесь строили корабли и ковали мечи, ткали дивные ткани и делали украшения, лили колокола и пушки, чеканили прекрасные сосуды из золота и серебра, меди и бронзы. Шили обувь и платье, обрабатывали кожи и меха, писали книги и фрески. Через Каффу, с помощью ее изобретательных и неутомимых торговцев, Восток и Запад обменивались всем лучшим, что могли произвести; ища в том свою корысть, здешние негоцианты, презрев опасности, отправлялись в далекие путешествия по морю и по суше, открывали и осваивали новые торговые пути, знакомили людей во всех концах света с новыми товарами, прививали им вкус к дотоле неизвестным вещам.

Не одни базары и гавань укрывались за стенами генуэзской крепости; здесь были покойные улочки и тихие садики с каменными фонтанами и скамьями, где собирались для беседы ученые, художники, любители искусства и мудрости всех верований и племен. Люди встречались в излюбленных тратториях и кофейнях, ходили друг к другу в гости, поддерживали всю жизнь друг друга советом и сочувствием, открывали друг для друга скромные кошельки. Так жила старая Каффа трудового люда — мастеровых, живописцев, нотариусов, музыкантов, учителей, мелких чиновников и торговцев. Итальянцев, греков, армян, евреев, татар, славян, германцев и иных языков, кого ни заносила сюда судьба.

Войку слушал, прислонясь затылком к жесткой доске. Что-то твердое мешало юноше, упираясь в бок; сотник протянул туда руку и нащупал замок, висевший на длинном ящике.

— Третий день лежу на этой штуке, — проворчал он шутливо, — и не подумаю, что это есть.

Ящик пытались пошевелить. Позвали тихо Данилу-руса; у сурожанина сохранился от обысков складной нож. Согнув гвоздь, вытащенный из переборки, смастерили отмычку.

— Тяжелый, дьявол, — прошептал Данило, — не иначе в нем главная турецкая казна. У кого рука дюжая? Моя еще с боя ушиблена, болит.

Войку ткнул отмычкой в скважину замка, покрутил; тот не поддавался. Османы, видимо, долго не открывали ящик, забытый в углу. Наконец в руке Чербула что-то щелкнуло и заскрипело.

— Тише, черт! — буркнул русич. — Отворил?

— Кажется, да…

— Наше золото султана! Поднимайте крышку, да осторожнее!

В ящике лежали темные, длинные предметы, пальцы нащупывали то дерево, то металл. Давицино, матрос, опознал их первым.

— Абордажные крючья, — сообщил фрязин. — Сам бог послал. — Юноши радостно обнялись в темноте. Слов не требовалось: у них было оружие, они сумеют воспользоваться им.

— Эти, там, на кожах, замыслили что-то, — прошептал, приблизившись, другой сурожанин, Димитерко. — Будьте настороже.

40

Сотнику, пожалуй, легче было не спать душной ночью на судне, чем его товарищам. Войку, воспрянув духом, загораживал собой бесценное сокровище, негаданно попавшее в их руки, — цепкие крючья на длинных древках, которыми воины цепляют чужой корабль, чтобы, притянув его к своему, броситься врукопашную на вражий борт. Пользоваться такими можно и как копьями, и как палицей. Его товарищи не были безоружны, как прежде, и это сегодня — главное.

Ночь заступила на вахту на Великом море, узники «Зубейды» один за другим забывались в тревожном сне. Товарищи давно уже спали, когда слух Войку уловил какое-то движение у перегородки, где почивали на своих кожах оставшиеся с Чезаре сынки патрициев. Чербул всмотрелся во тьму. Привычное к мраку зрение и чуткий слух поведали: кто-то осторожно пробирается к нему.

Войку нащупал друзей. Легкого прикосновения было достаточно, чтобы прервать сторожкий сон. Притворяясь спящими, молодые воины приготовились встретить гостей.

— Они должны быть здесь, — услышал над собой Ренцо тихо сказанные по-итальянски слова. Тени сгустились, приблизились: ночные гости силились разглядеть, кто где лежит.

Рядом с Войку, у самой его руки, опустилась чья-то нога в сапоге. Не раздумывая долее, сотник схватил ее, изо всех сил рванул. Тяжелое тело упало между прикинувшимися спящими, за ним — другое. Войку навалился на захваченного врасплох противника, рука его скользнула по руке врага, схватила и выкрутила кисть. Раздалось проклятие, оброненный неизвестным стилет звякнул о доски палубы.

Узники просыпались, спешили на помощь. Короткий вопль, сдавленные крики, шум борьбы… Мгновение спустя ночные гости, придавленные к палубе и обезоруженные, были связаны поясами и кушаками, к кадыкам приставили их собственные кинжалы. Двое патрициев-ренегатов лежали недвижимо на полу, заколотые в быстрой схватке.

— Один лишь звук, и все вы в аду, — сказал пойманым Войку, когда за дверями раздался шум. Ночной караул снаружи зашевелился, звеня оружием, насторожился. Но в узилище все было тихо, и воины ислама, успокоившись, снова вытянулись на досках, чтобы подремать.

У ящика с абордажными крючьями, теперь опустевшего, — оружие было роздано самым сильным и смелым, — по зову сотника собрался на скорую руку боевой совет.

— Чезаре и его люди хотели убить в темноте Ренцо, а может, еще кого-то, — сказал Чербул. — Теперь они в наших руках. Но с рассветом придут турки, и все раскроется. Что будем делать?

— Прирежем оставшихся предателей, — предложил Холмуз. — И некому будет поднять тревогу.

— Нам не скрыть двадцать трупов, — заметил евреин Матусаэль. — Эта кровь прольется зря.

— Что там думать! Надо драться! — потребовал Асторе.

— Драться придется, никуда от этого не денемся, — пожал плечами Левон Бархударян. — Но снаружи пятьдесят янычар, да матросов десятка два. Оружие у всех — что игл у ежа. А у нас — два десятка крючьев, все равно что дубин. И, может быть, наберется десяток ножей и кинжалов.

Войку взвесил на руке стилет, отнятый у Чезаре.

— Что скажешь ты, Даниил?

— Что сказать мне, торговому гостю? — усмехнулся тот во тьме. — Скажу, что разговаривать некогда, надо дело делать — рассвет приближается. Ты, волошин, — сотник славного войска, тебе и думать, приказывать, а работа — нам.

— Он прав, — сказал старший меж греками, Константин.

— Мы твоя сотня, Войку, — присоединился Гендерик, русокудрый гот. — Приказывай.

Сотник велел собрать все, чем можно было резать и колоть, от стилета до гвоздя, и раздал тем, кому не досталось крючьев. Нескольким плотникам приказал надергать из обшивки гвоздей — на «Зубейде» они были такими длинными, что каждый при нужде мог сойти за стилет. Пяти генуэзцам-матросам повелел обыскать палубу, не забыли ли где османы, кроме крючьев, еще что-нибудь тяжелое и острое. А сам, взяв еще четверых, отправился к задней стенке помещения, где явственнее слышался плеск морских волн.

Корабль был стар, но построен крепко, юноши долго трудились, пока раскачали одну доску. За нею обнаружилось узкое пустое пространство, далее темнела часть толстой наружной обшивки. После долгой работы наконец пробили и ее. Сняв вторую доску, увидели волны, а над ними — небо, начинавшее светлеть. Еще немного времени, и их могли бы обнаружить.

Войку высунулся по пояс в проделанное ими окно, повернулся лицом кверху. И едва сдержал крик радости — оттуда свисала длинная веревка.

— Гляди, что нашли мы еще у них под кожами, — встретили сотника товарищи, когда он возвратился к ним, и протянули саблю. Войку вытащил из ножен клинок: то была добрая сабля восточной работы, с богатой чеканкой по рукояти. — Она — твоя.

Кто из ренегатов спрятал оружие под грудой кож? Как сумел его спрятать? Об этом некогда было уже думать.

Товарищи обвязали витязя веревкой, опоясали саблей, помогли ему выбраться, протиснуться через прорубленный люк. Войку ухватился за свисавший сверху канат. «Только не смотри вниз», — напутствовал его Давицино. Глотнув соленого ветра, Войку с вызовом опустил взор, и сердце зашлось незнакомым, острым чувством: на большой глубине под ним бились о борт холодные волны моря. Войку отвернулся и полез по канату вверх.

Чербулу пришлось довольно долго карабкаться по толстому тросу: сказывались трое суток, проведенных взаперти, на сухарях и воде. Но в конце концов он благополучно одолел подъем. Войку лег на выступ у основания фальшборта и заглянул на палубу через отверстие для стока воды.

Вот мулла, взобравшись на мостки, воздел руки к небу, обращаясь к аллаху; все, кто был наверху, расстелили коврики, начали класть земные поклоны, истово молясь. Вот патрон, свернув священный коврик, отдал приказание; матросы взялись за дело, одни — тянуть канаты, другие, забравшись на реи, — распускать свернутые на ночь паруса. Войку увидел матросов, несущих бадьи с водой и ящик с сухарями, — завтрак для молодых кяфиров; он быстро отвязал от пояса веревку, все еще соединявшую его с нижней палубой, но продолжал придерживать ее рукой. Только минуту спустя, когда товарищи трижды дернули за нее, сотник отпустил конец: условный сигнал означал, что в этот миг янычары начали отодвигать засовы узилища.