Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

• Название: Войку, сын Тудора
• Автор: Анатолий Коган
• Издательство: "HYPERION"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-368-01038-3

Основу романа составляют приключения и подвиги Войку Чербула, сначала — рядового бойца, затем — сотника и наконец — капитана в войске Штефана Великого, господаря Молдавии. Все три части романа — «Высокий Мост», «Мангупская княжна» и «Час нашествия» — издавались отдельно.

Повествование охватывает самый драматический период средневековой истории Молдавии — 15 век, когда господарь (теперь — национальный символ страны и самый любимый её герой Штефан чел Маре) смог остановить нашествие турок на Европу на холмах своего государства. Автор органично сплетает исторические факты, холодную логику, идеи гуманизма, романтизм и элементы фэнтэзи.

---

Роксана не подозревала, однако, что не только битвы и опасности, не только трудная дорога меняли ее спутника у нее на глазах, что есть еще одна причина быстрого возмужания Чербула, — это она сама, близость с ней и сознание, что он — ее опора.

Войку тоже иногда с удивлением всматривался в то новое, что с ним творилось. Сотник раньше думал, любовь всегда остается такою, какой приходит, разве что может окрепнуть или ослабеть, а то и вовсе уйти. И все оказалось не так. Озарившее Войку чувство жило в нем своей, порой непонятной жизнью, пуская все глубже корни, словно дерево по весне. Шумело в нем, ликуя, листвой, и сотнику в иные часы казалось, что все ветры мира стремятся к его густой кроне — отдохнуть в ней, набраться силы. Чтобы понести потом во все стороны света ее свежесть и аромат.

На следующий день с вершины поросшего могучими буками холма они увидели небольшой деревянный скит. Бревенчатая дряхлая церквушка-избушка с пристроенными к ней меньшими часовенками и крытыми притвориками под островерхими шапками тесовых кровель казались семейством старых грибков-опят. Монахов нигде не было видно — немногочисленные лесные иноки при виде вооруженных пришельцев, по обыкновению, попорятались кто куда. Но старенький иеромонах, встретившийся им у покосившегося забора, с полуслова понял, что нужно этим гостям. Старик не мешкая провел их в пропахший ладаном, древесной гнилью замшелый храм; почерневшие древние лики, как в пещерном Мангупе, строго глянули на вошедших с образов и стен церквушки, и Войку на миг грешно почудилось, что не мученики то и пророки, но хитрые лешие кодра, надевшие святые личины, дабы посмеяться над глупыми людьми.

Засветились робко над тоненькими свечками трепетные огоньки, заструился пахучий дымок из убогого медного кадила. Старик приволок откуда-то перепуганного карлика-дьяка, у которого обнаружился вдруг глубокий и мощный, дивный голос… И вскоре сотник Войку с княжной Роксаной под двумя бедными венцами из позеленевшей латуни стали мужем и женой, перед богом и людьми, на радость и горе, в нерасторжимом брачном союзе.

После обряда, когда все потянулись из храма, уже от порога Роксана метнулась обратно, склонилась перед аналоем, припала к подножию маленького иконостаса в исступленной молитве, сотрясавшей ее, как рыдания без слез. Чербул с любовью и жалостью, войники с набожными благовением, застыв на месте, смотрели на мангупскую княжну.

Дав шпоры коню, Войку вспомнил слова Эмин-бея: «Эта женщина не для тебя, безродного! Опомнись, ты погибнешь!» Чербул с вызовом улыбнулся. Эта женщина давно — лучшая часть его души. Пусть попробуют злые мира разлучить его с ней.

49

Горы близились. Взрывая зеленую шкуру кустарников и дерна, из глуби земли, как переломанные кости давно погребенных чудовищ, все чаще выпирали серые, белые, красные каменные пласты. Отряд шел по петлявшей между скалами, не везде удобной для всадников тропе. Роксана держалась теперь ближе к мужу. После их венчания в лесном ските княжна словно оттаивала от холода прежних тяжких дум и острым взором горянки всматривалась в окружавшие их ландшафты.

— Там кто-то живет? — спросила она, показывая на мрачную груду камня на вершине скалы — остатки когда-то крепких башен и стен.

— Теперь вряд ли, — отвечал Войку. — Разве что шайка лотров вздумает на время скрыться от государевых ратников. Но в прежние времена там стоял замок. И жили в нем иноземные рыцари, мадьяры, но больше — немцы.

— Словно черные гнезда воронов, — содрогнулась княжна.

— Этих птиц отсюда давно выгнали, — пояснил Войку. — Огнем и мечом. Ты видела, Сана, морские скалы у берега, возле Каламиты и Горзувит? — напомнил сотник. — Эти прежние замки, мне кажется, схожи с ними, — словно их изгрыз и разрушил морской прибой. То был тоже прибой, но ненависти и гнева, — заключил он задумчиво.

— Не видела я тех наших скал, — вздохнула княжна. — Только у нас все другое: горы — меньше, дали — ближе, речки — не так холодны и быстры. Взгляни-ка туда, на склон! — она показала рукою на выпуклый бок вздымавшейся по ту сторону ущелья огромной горы. — Там растут сосны?

Войку кивнул.

— Наверно, они высоки! Наверно, до них отсюда — много-много верст! А кажется каждая с булавку. И думаешь: протяни руку — и можешь взять каждую кончиками пальцев!

— Это воздух гор приближает далекое, — сказал Войку. — Это диво, рожденное горной далью…

Их речи были внезапно прерваны звуками близких выстрелов. Воины встрепернулись: совсем рядом, за выступом скалы, кто-то палил из пищалей. Оставив Роксану и Гертруду под защитой двух войников, сотник с тремя другими поспешил к месту стрельбы. И увидел человека в стальном нагруднике и шлеме, прижавшегося спиной к большому камню в глубине расселины. Латник, выставив тяжелый бердыш, отбивался от нескольких всадников, наседавших на него спереди. Разряженная аркебуза валялась у его ног; двое воинов в таких же доспехах лежали ничком рядом с ним.

Нападавшие не смогли окружить укрывшегося в каменном углублении смельчака; наезжая на него и отступая, уклоняясь от его ударов, они тщетно пытались поразить противника длинными копьями, отскакивавшими от стали. Но один из всадников, спешившись, накручивал уже тетиву арбалета; другой протягивал ему железный дротик, способный пробить самый крепкий доспех.

— То латинец, — сурово молвил Изар. — Не мешай им, пане сотник, пускай добивают.

— Эти лотры? — сквозь зубы спросил Чербул. — Напавшие вдесятером на одного?

Витязь бросил коня вперед. Перескочив через трупы незнакомцев, убитых латниками, четверо белгородцев дружно ударили в тыл нападавшим и с налету смяли их. Несколько мгновений спустя еще двое неизвестных в воинских жупанах, какие носили в верхних цинутах Молдовы, неподвижно лежали среди камней. Один, сбитый с лошади, был скручен и брошен, как куль, на землю перед сотниками. Остальные мгновенно скрылись среди камней.

— Спасибо, добрый рыцарь, — сказал, подойдя к Войку, спасенный на причудливом наречии, бывшем тогда в ходу на дорогах и рынках Восточной Европы, вольной и дикой смеси латыни и немецкого, польского, венгерского и иных языков этой части света. — От меня и друзей моих, — он повел в сторону мертвых латников, — которых по вашей милости смогу хотя бы достойно похоронить.

— Кто вы? — спросил сотник, слезая с коня.

— Были мы — как видите, теперь уже были — три честных воина родом из разных немецких земель. — Вернер — из Мемеля, Дитрих — из Кельна, а я, Клаус-аркебузир, родился в славном Нюрнберге. Служили ратную службу могущественным и знатным господам, в последний раз — его милости князю Потоцкому. Теперь шли из его владений через вашу страну в Землю Бырсы, по слухам, в нашей службе есть нужда. Да вот, напали на нас неведомые люди. И ежели б не ваша милость, благородный рыцарь, лежать бы теперь мертвым в этом месте и мне.

Войку пытливо взглянул в широко открытые голубые глаза бравого немца и повернулся к связанному.

— А ты из каких? По какому праву чинишь здесь разбой?

Пленник с издевкой ухмыльнулся.

— А вот прискачут сейчас люди моего хозяина, тогда и узнаешь, кто я есть. О вельможном пане Карабэце, небось, слыхал? Эти места, насколько видишь, — земля нашего пана, кто ступит на нее — тот во власти боярина нашего и его ратных слуг.

Войку о боярине слыхал не раз. Богат и нравом крут был владелец тридцати сел знатный Карабэц, своевольничал и насильничал много лет в Кымпулунгском цинуте и окрестных местечках, до самого Семиградья. Не дошли, видно, покамест руки у Штефана-воеводы — укротить дерзкого магната.

— Говори с паном сотником учтиво, боярский пес, — толкнул ногой пленника Изар. — Не то попробуешь огонька. Отвечай пану сотнику, зачем учинили разбой?

— Боярин наш, — с той же кривой усмешкой отвечал наемник, — давно хотел такой вот нагрудник иметь. Пищаль пригодилась бы мне, тоже давно о такой скучаю. А тут — три нагрудника, три пищали. Как не взять?

Войку с презрением отвернулся от холопа-грабителя.

— Мы торопимся, Клаус, — сказал он немцу. — Пойдешь ли с нами?

— Да мне, господин рыцарь, вроде бы и оставаться тут нельзя, — почесал в затылке аркебузир. — Только надо бы предать, как полагается, Дитриха и Вернера земле… А там с вами хоть на край света.

С помощью белгородских войников Клаус быстро исполнил свой последний долг перед земляками, аккуратно сняв перед тем с них доспехи и кошельки.

— Оружие продам, а деньги до полушки отошлю вдовам, — пояснил он, и можно было верить этому, глядя в его широкое, добродушное лицо. Потом аккуратно зарядил все три аркебузы.

— Эта, — со мною, эти две пусть пока носят ваши люди, благородный рыцарь, — пояснил он. — Они нам, видать, скоро пригодятся, черт меня побери, если я вру. Простите, знатные дамы, мой глупый язык, — смутился бравый путешественник, низко кланяясь подъехавшим в ту минуту женщинам. На Роксану он, впрочем, и не взглянул, круглые голубые глаза простодушного Клауса сразу же приковали к себе русые косы и щедрая краса феодоритки Гертруды.