Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

• Название: Войку, сын Тудора
• Автор: Анатолий Коган
• Издательство: "HYPERION"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-368-01038-3

Основу романа составляют приключения и подвиги Войку Чербула, сначала — рядового бойца, затем — сотника и наконец — капитана в войске Штефана Великого, господаря Молдавии. Все три части романа — «Высокий Мост», «Мангупская княжна» и «Час нашествия» — издавались отдельно.

Повествование охватывает самый драматический период средневековой истории Молдавии — 15 век, когда господарь (теперь — национальный символ страны и самый любимый её герой Штефан чел Маре) смог остановить нашествие турок на Европу на холмах своего государства. Автор органично сплетает исторические факты, холодную логику, идеи гуманизма, романтизм и элементы фэнтэзи.

---

Польский рыцарь великодушно раскрыл объятия. А его невольный обидчик дал себя троекратно облобызать.

— Пахнет, однако, вкусным, — потянул носом Велимир в ту сторону, где воины готовили на костре еду. — Слышу грозный глас своей утробы; пора обедать. Так ты все понял?

— Да, пане рыцарь, — кивнул Войку. — Так и придется, верно, поступить.

— Зови меня пане-брате, как добрый шляхтич — шляхтича, как зовет меня твой отец. — И пойдем.

В тот же вечер, таясь от света привального костра, к Войку прокралась Гертруда. Приложив палец к губам, феодоритка поманила его за собой, к большому дубу, росшему на склоне холма. Из-за дерева на грудь сотнику бросилась Роксана. Княжна дрожала словно в лихорадке, губы ее были горячими и сухими.

— Увези меня! — проговорила она. — Увези скорее! Если приму от него кольцо — не смогу уже уйти…

С трудом успокоив возлюбленную, Войку отправился к Володимеру.

— Пан Велимир прав, Влад, — сказал он. — Но как могу я в такое время оставить свое место в войске? Война ломится в ворота нашей земли, турки готовы выступить.

— Земля Бырсы[49] хоть и за горами, да близко, — положил руку на его плечо побратим-москвитин. — Вернуться всегда успеешь. На сей же день для тебя, истинно, не вижу иного пути. Только по прямому шляху, по Тигечскому кодру на Бырлад, на Тротуш и Ойтуз ехать не надо, — добавил Влад, хорошо знавший уже страну. — За вами наверняка будет погоня. Сделайте лучше круг через север, мимо Сучавы. Ближе к огню — теплее, — завершил он русской поговоркой.

47

В глухой час следующей ночи, собравшись втайне, восьмеро всадников свернули с великого сучавского шляха на боковую дорогу, в обход столицы. Впереди ехал Войку и старый войник Изар, знавший семиградские места еще по набегам, которые совершал на них Штефан-воевода, чтобы поймать свергнутого им Петру Арона, убийцу своего отца. За ними следовали обе женщины. Замыкали небольшой отряд четверо бойцов из стяга Тудора Боура, особо преданных своему капитану.

Утром кончилась золотистая степь; перед путниками встала стена тигечских лесов, за которыми ждали их другие, не менее дремучие: сучавские, путненские, бистрицкие.

И стала разворачиваться перед ними живая сказка молдавских кодр, в сравнении с крымским лесом — великаном рядом с карликами. Стоявшие на Молдове с начала времен дремучие кодры встречали их звучавшими с каждого дерева птичьими хорами. Путникам слышался тихий смех русалок за кустарниками по краям солнечных полян, уханье леших во мраке молчаливых чащоб, плесканье водяных в затерянных в дебрях темных озерах. Густые бороды хмеля, дикого винограда, поросшие сами от древности лишайниками и мхами, свисали с лесных гигантов обок тайных троп, как изодранные в битвах великаньи плащи; поваленные бурями полусгнившие стволы вставали перед ними, словно могучие змеи-горынычи в чешуе влажной зелени, готовые к прыжку.

Ехали молча, чутко вслушиваясь в темные дали леса, торопя коней. Велимир Бучацкий и Влад, возглавив обязательную погоню, должны были увести ее в другую сторону; но нельзя было знать, не снарядит ли, узнав о побеге, князь Штефан другие отряды для поиска по всей стране. Воины держали наготове оружие. Феодоритка Гертруда, сбросив с русых волос узорное покрывало, с любопытством рассматривала новые для нее, дивные края. Неробкие звери старых кодр — косули, рыси, волки — мелькали; гигантские зубры, как черные привидения, бесшумно пересекали дорогу впереди. Роксана замкнулась, ушла в себя, одной лишь слабой улыбкой отвечая Чербулу, когда тот придерживал скакуна, чтобы с заботой взглянуть ей в глаза.

— Это и есть леса, которые зовутся у вас кодрами? — спросила наконец княжна, когда Войку оказался рядом с ней.

— Да, Сана, — кивнул сотник.

— Ты часто в них бывал? Охотился?

— В здешних дебрях я бывал до сих пор только дважды, — ответил Чербул, — когда ехал на битву и возвращался с нее. Зимний лес невиданно хорош. Летний же кодр передо мной — в первый раз, как и перед тобой. Дивное место, не правда ли?

— В Мавро-Кастроне женщины говорили: в этих чащах живет царь оленей, — сказала княжна. — Во лбу у него камень-алмаз, большой-пребольшой, и из камня того — ясный свет идет. Это правда?

— Не ведаю, — улыбнулся Чербул, — много в наших кодрах чудного. Будь то правдой, по мне, царь оленей давно вышел бы из тайных своих чертогов нам навстречу, чтобы поглядеть на тебя.

— Нужна я такому великому государю! — чуть усмехнулась Роксана. — Еще говорили мне, в ваших кодрах живет много чертей.

— Это лешие, Сана, — поправил Войку. — Лешие — не черти.

— А кто же еще? — удивилась княжна. — Если у них рога, да козлиные копыта, да хвосты?

— Черти злые, — возразил Чербул. — Их забота — за душами христиан охотиться. А лешие — добрые, если их не сердить и кодров не разорять. Черти строят людям козни, лешие — только шутят да проказят. Людям они не вредят, порой даже помогают.

Роксана нахмурилась, призадумалась, следя за быстрой игрой света и тени в вышине, в зеленых кронах лесных великанов.

— Все дело в том, чьи ж они? — сказала она строго. — Из райского воинства или адского? Кому служат — господу богу или врагу его, Сатане?

Войку вопрос застал врасплох. Действительно, чьи ж они, сонмы игривых, веселых духов, населявших леса, луга и воды, водившихся в домах и лачугах, в овинах и заброшенных дворцах?

— Пожалуй, что и ничьи, — сказал он, подумав. — И служат себе, оберегая место, в коем поселились, — озера, реки, дебри, людское жилье. Разница, пожалуй, в том, что это духи воли, не подвластные ни свету, ни тьме. Ангелы и черти служат своим господам, вольные духи — никому. Ангелы и черти трудятся днем и ночью, духи — бездельничают…

Роксана взглянула на него с осуждением, поняв: сотник опять потешается.

— Неисправимый ты грешник, Войко, — вздохнула набожная базилисса. — Ангелов рядом с диаволами готов поставить… Молись скорее божьей матери, — перекестилась Роксана. — Может, она, всемилостивая, наставит тебя на добрый путь.

И снова надолго умолкла.

Следуя за могучим старым Изаром во главе небольшого отряда, Войку снова и снова с благодарностью возвращался мыслью к Велимиру Бучацкому, к его благородному поступку. Истинным рыцарем оказался в глазах сотника также побратим Володимер. Благородный Влад бросил на кон затеянной Чербулом опасной игры и достояние свое, и честь. Обласканный Штефаном-воеводой безвестный скиталец, вчерашний галерный раб менее чем за год стал одним из тех воинов-дьяков, чьими руками вершилась воля и претворялись в дела заветнейшие замыслы государя. В Сучаве, а личном войске князя, Володимер встретил немало ратников из разных русских земель. Иные, отслужив условленное время в наемных хоругвях, стали уже куртянами — получили из рук князя вотчины, обзавелись семьями. На положении куртянина, получив землю на три села близ Орхея, был теперь и сам Володимер, с тою разницей, что воины-дьяки князя несли службу при дворе круглый год, а не по срокам, сменяя друг друга в войске. Штефан прислушивался к его слову. Теперь, став пособником Войку в его проступке, Володимер мог лишиться всего, чего достиг. А то и голову потерять, если падет на нее скорый государев гнев.

Тропа выводила вдруг маленький отряд к домикам, запавшим между лесистыми холмами. Вдали изредка появлялись села в шевелюрах густых садов, монастыри. Деревянные церкви глядели с пригорков из-под высоких кровель, словно деды в больших кушмах. Отряд, не втягиваясь в долины, из осторожности продолжал двигаться вдоль опушек. Старые кодры, как мохнатые звери, спускались по холмам к озерам и рекам — попить холодной водицы, остудить замшелые пасти.

Войку с любовью смотрел на них, уходивших за самую дальнюю даль. От южной степи до Хотина на севере, от Днестра на востоке до Фалчу на западе то был единый массив, громадная лесная крепость, в которой затворялся его народ в дни великих нашествий. Оттуда, устроив на тайных полянах семьи и стада, мужчины выходили отважными четами на дороги войны, в войско своего князя или на вольную охоту за супостатами. В них сохранялась и накапливалась для отпора живая народная сила, и в них же, заманенные бойцами Молдовы, гибли вражеские полки. Слева, поближе к Фалчу, громоздился высокий холм со странным названием Рабыйя. Отсюда поставленная господарем отборная стража следила за движением войск в мунтянской, турецкой стороне; отсюда при опасности подавала знак тревоги — дымом костра, голосом длинных бучумов-трымбиц. И весть о новой рати по цепи других постов в тот же день доходила до столицы.

На таком открытом месте, возле развалин старого скита, давно сожженного татарами, Изар указал Чербулу одинокую могилу. На камне, поставленном в головах заросшего травою сирого холмика, виднелись полустертые письмена. Подъехав ближе и спешившись, Войку различил славянские букии.