Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

• Название: Войку, сын Тудора
• Автор: Анатолий Коган
• Издательство: "HYPERION"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-368-01038-3

Основу романа составляют приключения и подвиги Войку Чербула, сначала — рядового бойца, затем — сотника и наконец — капитана в войске Штефана Великого, господаря Молдавии. Все три части романа — «Высокий Мост», «Мангупская княжна» и «Час нашествия» — издавались отдельно.

Повествование охватывает самый драматический период средневековой истории Молдавии — 15 век, когда господарь (теперь — национальный символ страны и самый любимый её герой Штефан чел Маре) смог остановить нашествие турок на Европу на холмах своего государства. Автор органично сплетает исторические факты, холодную логику, идеи гуманизма, романтизм и элементы фэнтэзи.

---

Войдя за незнакомцем в освещенную свечами комнатку, Войку смог наконец его рассмотреть. Это был стройный невысокий мужчина лет тридцати. Чуть заметное жеманство и манерность проступали в его походке, движениях, речи. На синей тунике, плотно облегавшей его стан, был вышит золотом семиградский герб; золотые шпоры дополняли его наряд. Незнакомец провел Чербула под высокий пятисвечный канделябр и пригласил сесть.

— Меня зовут Фехерли Янош, — представился он, — я служу герольдом его сиятельству воеводе Семиградья. Мне приказано спросить вас, сударь капитан Чербул, знаете ли вы, что есть рыцарь?

— Честный воин, — просто ответил витязь. — Если он из тех, кто по заслугам так зовется.

— Вы правы, — вежливо отозвался Фехерли. — Но знаете ли вы рыцарский устав?

— Смотря какой. Есть французский, английский, миланский, нормандский. Есть уставы монашеских орденов — храмовников, ливонского.

— Устав венгерского рыцарства. Мне велено его вам вручить. Прикажете также прочитать?

— Не трудитесь, сударь, благодарю, — сказал Войку, принимая несколько листков с латинскими письменами, переплетенные в кожу с тисненым королевским гербом.

Фехерли начал усердно перечислять добродетели истинного рыцаря, а также все, что для него запретно. Не пьянствуй… Не грабь… Не прелюбодействуй… Не насилуй… А жизнь, если надо, отдай за короля и христианскую веру. Войку сдержал улыбку. Сколько хвастунов с золотыми шпорами охотно отдали бы хоть за черта такую благочестивую жизнь, если бы им пришлось ее вести! «Сила рыцаря — в верности своему государю, сила — в повиновении и вере!» — закончил герольд.

— Как быть тогда с Артуровым наследием, ваша милость? — сказал Чербул, скрывая улыбку. — Король говорил своим рыцарям: «Сила — это справедливость».

Герольд в первый раз внимательно посмотрел на брашовского капитана.

— Блаженной памяти король-рыцарь совершал свои подвиги четыреста лет назад, — заметил он. — Его заветы, конечно, живы, но звучат в наше время по-иному. Ваша милость, однако, столько сведуща в рыцарской науке, что может пройти посвящение хоть сейчас.

— Вы сказали — посвящение? — спросил Войку, не скрывая удивления. — Посвящение в рыцари?

— Именно так, сударь, вы не ослышались, — ответил герольд.

Войку помолчал, осмысливая неожиданное сообщение. Жить и сражаться истинным рыцарем — таким в его понимании всегда было назначение мужчины. Но золотые шпоры — к чему они Чербулу? Ради франтовства?

— А это, сударь, так уж необходимо? — спросил он.

Герольд одарил его учтивой улыбкой, в которой виднелась легкая насмешка.

— После вызова на бой, брошенного вами сегодня, сударь, это просто неизбежно, — пояснил он. — Если вы, конечно, не пожелаете взять обратно свою перчатку. Ваш противник, сударь, может биться только с рыцарем, — многозначительно заключил Фехерли.

Войку молчал. Брошенный вызов — все равно что кинутый жребий, переигрывать нельзя.

— Эта честь, — продолжал Фехерли, — не оказывается вам необдуманно. Господин Генрих Германн, региментарий и рыцарь, дал за вас ручательство. Если счастье завтра вам не улыбнется, вы умрете рыцарем, сударь! — торжественно закончил герольд.

— У меня приказ — делать, как вы скажете, — сказал Войку.

— Тогда нужно выбрать герб, — сказал герольд. — Чтобы к завтрашней встрече ваш щит был готов. Какая фигура вам более по душе? Может быть, вздыбленный лев? Или, имея в виду ваше прозвище — олень?

— Я предпочел бы корабль, — заявил он герольду.

— Море отсюда неблизко, — с сомнением протянул Фехерли, — но поскольку ваша милость родилась у его берегов… Корабль — знак предприимчивой смелости и любви к странствиям… Попробуем корабль!

Взяв чистый лист бумаги герольд уверенно набросал свинцовым карандашом очертания трехмачтового корабля с раздутыми парусами, с реющими на ветру флагами и вымпелами — ни дать ни взять «Зубейда». Войку кивнул.

— Сделаем его красным на серебряном поле, — добавил Фехерли. — В левом же углу, в честь вашей родной страны, поставим герб Земли Молдавской — голову зубра. Это будет по достоинству оценено вашим противником, сударь, — заключил он, не вдаваясь в подробности, и Войку почуял здесь скрытый подвох.

— Вот этого, ваша милость, не требуется, — отклонил он предложение герольда. — Не будучи ныне на службе моей земли, я не вправе вводить ее знак в свой герб.

Вошел Генрих Германн и, к удивлению Чербула, Михай Фанци, совсем недавно уехавший в свои секейские земли. Фанци срочно вызвали из Секейщины; дело, значит, было вправду серьезное. Германн и Фанци, взяв капитана под руки, торжественным шагом отвели в стоявшую неподалеку церквушку. После короткого богослужения все удалились из храма, закрыв тяжелые двери. Войку остался в одиночестве.

Он сделал усилие: надо было взять себя в руки и осмыслить как следует происходящее. Все, что в тот день случилось, для мыслящего здравого молодого воина было нелепой игрой. Прячущие лица знатные незнакомцы… Окружавшая их тайна… Выбор герба и чтение устава… Это ночное бдение и все, что могло последовать… Кто-то могущественный придумал себе забаву и, возможно, — с серьезным видом предается ей от души. И началось все с ссоры, тоже нелепой, хотя по-другому Войку не мог поступить. Но из всей игры, кем-то затеянной и развернутой, ему может выпасть тяжелый жребий, даже смерть. Жизнь воина, рано или поздно, кончается в бою, Чербул к этому всегда готов. Но что станет с Роксаной — одинокой на чужбине, с тою, кого он увез из-под опеки родных? Кто выплатит Чербулов долг — отдать кровь за свою отчизну в близящейся большой войне?

Нет, он не даст себя убить ради чьей-то забавы. Во всем, что последует, Войку будет осмотрителен и осторожен: он за многое ныне в ответе. Если ж его решили во что бы то ни стало убить, — это дорого обойдется неведомым врагам.

Войку честно пытался обратиться к богу. Добросовестно прочитал те немногие молитвы, которые знал. Но разговор с господом не получался. И витязь отдался на волю мыслей, сменявших друг друга скоротечной бессонною чередой.

На заре в храм вошли Михай Фанци, Генрих Германн, Янош Фехерли и несколько других рыцарей, все — в латах, звеня шпорами, держа в левой руке начищенные шлемы с пышными султанами. Отстояли службу. Потом Германн совершил обряд. Сначала с размаху хлопнул коленопреклоненного Войку по плечу могучей рукой в латной перчатке, в испытание — не дрогнет ли; Войку не шелохнулся. Затем посвящаемый вслед за полковником повторил слова присяги. После этого бравый Генрих три раза ударил плашмя стоявшего на коленях неофита обнаженным мечом по правому и левому плечу. И наконец, самолично поднял на ноги, обнял и расцеловал. Присутствующие поздравили нового рыцаря. Затем герольд поднес ему золотые шпоры и сам пристегнул к сапогам.

— Это дар вашего благородного противника, — пояснил Фехерли. — Вашу милость, рыцарь Чербул, просят отдохнуть и подкрепиться. После этого вы сразитесь, и бог рассудит вас.

56

Добрую часть того утра Войку проспал в чьей-то уютной спальне. После легкого завтрака за дверью послышался звон металла, и двое слуг под предводительством Фехерли внесли оружие и доспехи. Это был полный рыцарский панцирь, целиком закрывавший сталью туловище, руки и ноги воина.

— Делал славный мастер Вальтер Хельмшмидт[60] из Нюрнберга, — объявил герольд, изящно изгибаясь и пританцовывая на ходу.

Войку посмотрел на звенящее сталью одеяние косо. Не для боя штуковина: ни с татарином, ни с турком в ней как следует не сразиться. Великий Янош это знал, таких доспехов не носил и не жаловал. Десяток боевых коней, не менее, за его стоимость купить можно, с седлами и сбруей! Откован на совесть, арбалетный дротик от нагрудника отскочит, зато пули не выдержит.

Войку молчал, с поднятым забралом шагнул в коридор, за которым синело небо ясного сентябрьского дня.

Трубы пропели торжественный сигнал, сотник Войку, звеня сталью, появился на малом дворе княжеских палат. В середине этого пространства крепким дубовым забором в рост человека было огорожено небольшое поле, посыпанное речным песком, — малое ристалище для фехтования и пеших поединков. Вокруг на подмостках стояли скамьи, на которых восседало десятка три важных господ. Чербул вошел в загон и остановился в ожидании. Мало ли что теперь могло случиться; на него могли выпустить медведя, зубра, льва; могли поставить напротив и убийцу — наемного учителя фехтования; такое уж бывало с людьми, не угодившими сильным мира. Среди господ на скамье сидели, правда, Фанци и Германн, его друзья; он узнал капитанов трех других брашовских стягов, и это было добрым знаком. Но мало ли что! Войку был готов ко всему.

Трубы пропели снова, и перед Чербулом, в таком же панцире, с опущенным забралом появился тот, с кем ему предстояло сразиться.