Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

• Название: Войку, сын Тудора
• Автор: Анатолий Коган
• Издательство: "HYPERION"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-368-01038-3

Основу романа составляют приключения и подвиги Войку Чербула, сначала — рядового бойца, затем — сотника и наконец — капитана в войске Штефана Великого, господаря Молдавии. Все три части романа — «Высокий Мост», «Мангупская княжна» и «Час нашествия» — издавались отдельно.

Повествование охватывает самый драматический период средневековой истории Молдавии — 15 век, когда господарь (теперь — национальный символ страны и самый любимый её герой Штефан чел Маре) смог остановить нашествие турок на Европу на холмах своего государства. Автор органично сплетает исторические факты, холодную логику, идеи гуманизма, романтизм и элементы фэнтэзи.

---

— Начинается поединок, — объявил герольд Фехерли, — между высокородным рыцарем Медведя, — на щите незнакомца был намалеван этот зверь, — и рыцарем Алого Корабля. Время боя не ограничено, знак остановки боя — брошенный одним из противников меч.

Трубы снова подали сигнал. Полковник Генрих Германн бросил на арену платок, и Войку опустил забрало.

Первые же удары показали Чербулу, что противник перед ним опытный и сильный. Незнакомец уверенно начал наступать; он не рассчитывал, по-видимому, встретить в молодом воине из Монте-Кастро умелого фехтовальщика. Но довольно скоро почувствовал, что ошибся, и стал осторожнее. Соперники кружили, обмениваясь легкими ударами, прощупывая друг друга. На лицах зрителей стало заметно некоторое облегчение: ход боя говорил о том, что бойцы не жаждут крови.

Но старший из сражающихся, видимо, помнил, что второй моложе и поэтому наверняка — выносливее. И усилил выпады, стараясь достать противника мечом снизу, где броня была слабее. Старший вновь стал наседать, прикрываясь щитом; было уже ясно, что Чербул владеет им не так искусно. Молодой капитан, действительно, редко и мало пользовался щитом, с юных лет набивая руку на работе саблей. Но Войку, по своей привычке, сразу начал учиться у противника, осмысливая его приемы, перенимая их, с ходу переделывая на свой лад. Перед ним был много упражнявшийся на ристалище, очень опытный боец. Тем лучше, из подобной встречи можно многое вынести для себя!

Но вот случилось непредвиденное. Одна из пластин латного сапога на ноге капитана, по-видимому, плохо пригнанная, наполовину отвалилась, попала под другую ногу, и он упал, но не растерялся; выставив клинок, Чербул прикрылся щитом и собрался, отразив ожидаемое нападение, вскочить на ноги. Выпада, однако, не последовало; незнакомый противник отступил, выразительно взмахнув мечом. Это значило: поднимайтесь, сударь, лежачих не бьем.

Войку мгновенно оторвал злополучную пластину и вскочил. Но при этом ему пришлось выпустить меч, на секунду оказавшийся на песке. Герольд, во все глаза следивший за поединком, заметил это и махнул трубачам, тут же подавшим сигнал отбоя. Господа на скамьях дружно встали и начали громко поздравлять рыцаря Медведя с победой.

Этого Войку не ожидал; лишь опущенное забрало скрывало от присутствующих, как обиженно вытянулось лицо молодого капитана. Его противник, не поднимая забрала, тоже с возмущением стал махать мечом, требуя продолжения. Однако герольд — полновластный хозяин ристалища — был неумолим. Меч по всей длине коснулся арены, значит, поединок окончен. Рыцарь Алого Корабля, как побежденный, должен поднять забрало и с поклоном отдать победителю свое оружие. Старший из рыцарей-свидетелей, региментарий Германн, громким голосом подтвердил справедливость этого решения.

Спор продолжался. Герольд настаивал на своем, бойцы размахивали оружием, требуя новой схватки. Как вдруг раздался конский топот, и на арену, чуть не сбив с ног Чербула, ворвался дородный всадник с золотой булавой в руке. Соскочив с коня и сорвав с себя шапку, он бросился к рыцарю Медведя и рухнул перед ним на колени.

— Ваше величество! — затряс он седыми кудрями, — что вы делаете! Ваше величество, что вы с нами творите!

Седой вельможа на коленях умоляюще простирал руки. Рыцарь Медведя поднял забрало и одарил его милой улыбкой.

— Мы еще не кончили, князь Стефан, — сказал он. — Дозвольте продолжить: дело только сейчас стало интересным.

— Как вы можете, мой король! — вскричал Стефан Баторий, охваченный ужасом. — На колени, господа, как вы смели допустить! — закричал он, вскакивая, свидетелям поединка и герольду. — На колени, мальчишка! — набросился он на Чербула, все еще не пришедшего в себя от новой неожиданности. — На кого поднял меч!

— Этот меч отныне славен, он скрестил его с мечом короля, — сказал вице-воевода Варфоломей Даргфи, входя в свою очередь на арену, становясь на колени перед рыцарем Медведя и целуя его латную перчатку. — Ваше величество, вы щедро делитесь славой с малыми воинами и тем делаете ее бессмертной.

Двое слуг, взяв Войку под руки, отвели его обратно во дворец и помогли снять доспехи. Поединок окончен, объявил вошедший следом герольд, рыцарь Чербул может возвращаться домой.

— Где же мой храбрый противник? — спросил король Венгрии Матьяш Корвин, очутившись во главе нагруженного яствами княжеского стола. — Его место сегодня с нами!

— Он не ровня вам, чтобы вы с ним дрались, мой король, — с упреком заявил Баторий, наполняя кубок своего повелителя.

— Но, во-первых: он дрался не с королем, а с неизвестным рыцарем, — возразил Матьяш. — А во-вторых, с кем же мне тогда драться? С трусом Луи Французским? С хворым испанским Фердинандом, до которого не доберешься и в месяц? С толстым и старым британским Генрихом? С кем я могу скрестить добрый меч?

Возгласы одобрения стали отзывом царедворцев на эти слова. У кого еще, воистину, был такой король — храбрейший из рыцарей, мудрейший из государей?

— Вчера я сделал то, что был обязан, как король, — продолжил Матьяш. — Сегодня то, что хочу, как человек. За то, вчерашнее, меня изругают хронисты, за это, случившееся ныне, — воспоют менестрели. А я хочу места не только в хрониках, но и в песнях, князь! Поэтому — где мой храбрый враг? Я хочу видеть его!

— Завтра, ваше величество, завтра! — нехотя сказал Баторий, — на охоте в честь вашего величества, на которую мы пригласим и его.

Войку тем временем спешил домой.

Да, король Матьяш забавлялся. Но то была мужественная, рыцарственная забава. Король Матьяш дрался сам в загоне для боя, скрывая свой сан, как простой воин, и вел себя на арене великодушно и храбро; он сам держал ответ за сказанные им недобрые слова.

57

Король Матьяш и Войку Чербул не торопясь ехали рядом по заросшей лесом прогалине между крутыми склонами, усеянными выступами скал. Звуки рога, крики охотников, лай собак слышались впереди.

— Эта забава, вижу, тебе не по душе, — улыбнулся король. — Оно и понятно: какой охотник из Оленя.

— Истинно так, ваше величество, — наклонил голову капитан. — Приятно узнать, что ваше величество знает язык моей земли.

— Удивляться тут нечему, — ответил Матьяш. — Воевода Янош, мой отец, был родом из трансильванских валахов, лишь по материнской линии я — венгр. Моего деда, войта горной округи, тоже звали Войку. И если правду говорят, что твой отец, капитан из Монте-Кастро, начинал службу в войске миланского герцога, то и в этом у нас с тобой общая черточка: мой родитель князь Янош в молодости тоже служил оным государям в городе Милане.

— В нашей земле люди чтут память великого воеводы Яноша, ваше величество, — сказал Чербул. — И почитают его своим.

— Вот видишь! — воскликнул Матьяш. — Так что — слово дворянина! — я во многом валах.

Войку промолчал. Семиградские валахи были большей частью крепостными, почти рабами у местных баронов — мадьяр. Род Хуньяди-Корвинов ушел от них очень далеко.

— И я как рыцарь рыцаря прошу: забудь слова, сказанные мной о твоем князе, — добавил король. — Я ценю его, товарища моих детских игр и учения, хотя восемь лет назад под Байей, он обошелся со мной совсем не по-братски. То дело давнее, между нами — забытое; теперь мы с воеводой опять друзья. Но признаюсь по чести: ночь той битвы была самой страшной в моей жизни. Один вид молдавского зубра на щите или знамени заставляет меня хвататься за меч.

Войку понял, почему герольд Фехерли советовал ему изобразить этот знак на своем гербе; чтобы рыцарь Медведя бился яростнее и, возможно, убил неумелого молдавского юношу. Войку видел косые, ревнивые взгляды, которые бросали на него ехавшие поодаль приятели и любимцы короля — Янош Гарра, Владислав Канисса, Янош Дракоши, Николай Банфи, Михай Апафи, сын Стефана Батория Шандор. Задиристые и спесивые, цвет венгерского рыцарства, эти молодые магнаты во всем подражали своему кумиру, которого искренне боготворили, чьи стихи и подчас остроумные шутки превозносили как лучшие во все времена достижения словесности, чьи забавные, порой опасные затеи поддерживали со всем пылом записных дуэлянтов и повес. Эти высокородные проказники помогали Матьяшу творить легенду о Матьяше Смелом и Справедливом, короле-рыцаре, и сами рассчитывали найти в той легенде достойное место, как рыцари Круглого Стола в сказаниях о короле Артуре. Теперь они с неудовольствием посматривали на худородного наемного капитана, которого их король дарит неприлично долгим милостивым вниманием.

— Но почему ты выбрал для герба корабль? — внезапно спросил Матьяш Чербула. Войку испытывал перед ним не больше робости, чем на арене во время поединка, чувствуя при этом все большее восхищение. От венгерского властителя исходила странная сила, неудержимо привлекавшая сердца.