Монах Лазарь (Афанасьев) - Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

• Название: Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни
• Автор: Монах Лазарь (Афанасьев)
• Издательство: Литагент «Благозвонница»05f8fb0f-8952-102d-9ab1-2309c0a91052
• Жанр: Религия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91362-057-6

Эти очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни – новое, переработанное автором издание его известной книги «Оптинские были».

Монах Лазарь (Афанасьев) – оптинский монах и сам в прошлом насельник обители. Может быть, потому удалось ему так проникновенно, с чувством благоговейной любви и благодарности изобразить эту жемчужину русского духа и культуры. Многие рассказы и очерки почерпнуты из никогда не публиковавшейся скитской Летописи. С особым душевным трепетом знакомимся мы с прославленными оптинскими старцами и подвижниками, их высокой молитвенной жизнью.

Повествование охватывает период существования Оптиной Пустыни от возродившего ее в конце ХVIII века игумена Амвросия до убиенных в 1993 году оптинских новомучеников иеромонаха Василия и иноков Ферапонта и Трофима.

Рассказывается здесь и о тех замечательных людях, которые были так близки оптинскому духу – И.В. и Н.П.Киреевских, К.Н.Леонтьеве, Великом Князе К.Р.

---

В 1919 году в государстве усугубилась всеобщая разруха. Хотя Оптина Пустынь попала в список историко-культурных памятников и потому должна была быть сохранена, ее теснили и исподволь уничтожали.

Настоятеля и других монахов арестовывали, но пока, до времени, отпускали. В 1922 году вместе со старцем Анатолием арестован был и владыка Михей, их доставили в Калугу, но потом отпустили. В 1923 году архимандрит Исаакий и многие монахи вынуждены были покинуть обитель и поселиться на частных квартирах в Козельске. Владыка Михей поселился близ этого города, в деревне Морозово, у родственницы своей покойной супруги, имевшей там небольшую усадьбу. Владыка был болен, но изредка служил в приходском храме.

В мае 1923 года по требованию Калужского губисполкома оптинские монахи должны были покинуть пределы губернии и возвратиться каждый на место своего рождения. Находившиеся в Козельске иноки во главе с архимандритом Исаакием написали общее заявление с просьбой отменить это требование, так как в родных местах у них не осталось никого за давностью времени. Написал бумагу в таком же духе и владыка Михей. «Когда ликвидировалась Оптина Пустынь, – писал он, – тогда мне, проживавшему там на покое, предложили уехать оттуда, и я поселился в деревне Морозово Козельского уезда, у дальней родственницы своей покойной жены. Будучи преклонного возраста, мне 73 года от роду, и страдая грудной жабой и астмой с пороком сердца, а также геморроем при сильных кровоизлияниях, я не только не способен к переездам, но даже не могу обходиться без посторонней помощи. 18-го сего мая ко мне пришел председатель исполкома и потребовал, чтобы я в 24 часа уехал на родину в Петроград. Я указал ему, что при своей болезни и возрасте, а кроме того, не имея совершенно средств, я этого исполнить не могу да к тому же, с малолетнего возраста уехавши из Петрограда, не имею там никого, кто взял бы меня на жительство и прокормление, тем более что нуждаюсь еще в особом уходе за собой. На это заявление получил категорический ответ, что это его не касается. Тогда я обратился с письменным заявлением к Козельскому исполкому, но и там мне дали только отсрочку до 30 мая, после которой все же предписали уехать. 22 мая опять приходил председатель Хотинского исполкома и требовал немедленного выезда, грозя, если я не исполню его распоряжения, арестовать меня. Мне ничего не оставалось отвечать, как только просить дать средств на выезд и указать, где меня примут на жительство и прокормление, причем я просил объявить мне наконец, откуда и какое распоряжение он получил выселять меня из деревни Морозово. Тогда только мне было прочитано решение выездной сессии суда о выселении всех монахов из Калужской губернии. Я был поражен таким определением суда, так как никакого суда надо мной не было и никакого решения его не было объявлено; если бы было такое постановление суда, то оно, по закону, должно было быть объявлено подсудимым, но ничего такого не было никому объявлено, и мы не могли его обжаловать… Я решительно не знаю, куда мне деться и какие гарантии, что меня и в дальнейшем не будут гнать?»

Владыку Михея оставили в покое. Высылка монахов не удалась, но вскоре власти другими способами добились своего, вырывая из среды монашества то одного, то другого, а то и несколько человек сразу, арестовывая, ссылая в лагеря и на поселение на окраины России, не только на Север, но и в Среднюю Азию. Начались и расстрелы. Безбожная власть чем больше укреплялась, тем более свирепела.

Владыка Михей скончался 3/16 февраля 1931 года, в день святых праведных Симеона и Анны, и был похоронен на Пятницком кладбище Козельска. На погребение никто из епископов приехать не смог, оно было самым скромным. Могила его сохранилась до наших дней. В далекой северной ссылке, в деревеньке под городом Пинегой, умиравший от туберкулеза иеромонах Никон, ныне преподобный, узнав о кончине владыки Михея, поскорбел и вознес под северным небом молитву об упокоении его души. Владыка Михей был членом Оптинского братства – здесь начал монашеский путь, здесь и закончил.

ЖИЗНЬ И ТРУДЫ ИЕРОМОНАХА АЛЕКСИЯ (из Оптинского Патерика)

Богослужение еще совершается, и паломников много, даже из отдаленных мест, – из Орла, Тулы, Курска, из Москвы, из разных малых городов, сел и деревень разоряемой России. Старцы Анатолий и Нектарий, невзирая на трудности, принимают людей, которые приходят за духовной, а то и телесной помощью. Вот монахов в обители стало меньше – многих рясофорных и послушников взяли на военную службу, человек сто отправили в Калугу на какие-то общие работы. Гостиницы отобрали, – в одной приют для беспризорников, в другой красноармейцы, в третьей богадельня. Многие келлии заняты солдатами, и запах ладана заменился там зловонием самогона, табака… По территории расхаживает опоясанный ремнями, увешанный гранатами и с маузером на бедре «комендант» Оптиной из козельских милиционеров. Для него это уже не монастырь, а поселок «Оптино» с двумя «организациями» – племенным рассадником крупного рогатого скота и музеем «Оптина Пустынь» с библиотекой. Рассадник, бывший все-таки полезным для всей губернии, так как трудившиеся в нем монахи работали на совесть, разваливается, так как власти выживают оттуда именно монахов, заменяя их пролетариями, то есть бродягами и забулдыгами.

Музей же, подчиненный с самого начала московскому учреждению «Главнаука», где еще держались у руля интеллигентные люди, только складывался, и, как казалось, прочно, всерьез.

Объединенная библиотека обители и Скита в 30 тысяч томов стала по праву называться «научной» и потому строго охраняемой государством. Сохранялся при ней богатый архив. А прекрасную переплетную мастерскую со всеми замечательными станками и оборудованием все же успели разграбить козельские чиновники.

Система музейных «павильонов» расположилась в братской трапезной, Владимирском храме, доме настоятеля и других помещениях. Сюда начали собирать все исторически и художественно «ценное» – старинное священническое облачение, утварь, мебель, иконы, картины. В ризницах оставалось только самое необходимое. Настоятеля, архимандрита Исаакия, то арестовывали, то выпускали, но от всякого руководства отстранили. Арестовывали и других монахов, выискивая всякие предлоги. В келлиях было холодно – все заготовленные дрова забрали оптинские «учреждения». Старец Анатолий, живший в домике близ Владимирской церкви, в эту морозную зиму 1919 года спал в полушубке и шапке, так как дров не хватало и почти все стекла в окнах были выбиты пьяными комсомольцами. Он говорил, однако: «Мы до конца потерпим с Божьей помощью».

Музеем «Оптина Пустынь», открытым в начале 1919 года, временно заведовал иеромонах Никон (Беляев), который надеялся, что пусть уж хотя в музее, но сохранится и не подвергнется разграблению достояние монастыря. Ему помогала приехавшая из Петрограда паломница журналистка Лидия Васильевна Защук (В 1938 году претерпевшая, уже как схимонахиня Августа, вместе с архимандритом Исаакием и другими мученическую кончину в Туле, – ныне она местно прославлена в Тульской епархии). Л. В. Защук осенью того же года утверждена была Главнаукой в должности директора музея. Власти прекрасно видели ее твердую религиозную настроенность, любовь к старцам, понимали, что она делает все для сохранения монастыря и молитвенной жизни в нем, а музей – лишь прикрытие. Но пока ничего не могли сделать – мешала Москва. Однако местные власти постоянно придирались к ней, даже арестовывали, но вынуждены были отпускать. До поры…

Экспонаты были размещены в павильонах потолочной и стенной живописи, культовых предметов, бытовых предметов, кустарных изделий. Были павильоны литературный, гравюрный рукоделия, а также два кабинета, посвященных живописи иеромонахов Даниила (Болотова) и Алексия (Виноградова).

Семидесятичетырехлетний иеромонах Алексий (Виноградов) не вставал с постели с декабря 1918 года. Келейник его с трудом отыскивал под снегом щепки или обломки хвороста и иногда протапливал времянку. Остатки красок в банках заледенели, кисти засохли – о. Алексий уже не работал. В эту последнюю зиму своей жизни он много молился, не выпускал из рук четок Навещали его архимандрит Исаакий, о. Никон с Лидией Васильевной Защук. Приносили ему, что могли, из пищи, ставили сами самовар и согревались вместе с болящим чаем. Нельзя было не посоветоваться с ученым монахом – историком, археологом, художником – о делах музея. Он передавал музею все, что имел, – рукописи, книги, художественные работы, целый архив папок с записями. Просматривал и отдавал, а какие-то рукописи просил келейника сжечь. Среди множества книг по русской истории, церковной археологии, богословию, а также богослужебных были и его собственные труды, изданные в разное время, в частности: «Краткие сведения о деревянных старинных храмах» (1877 год), «О деревянных старинных храмах Весьегонского уезда» (1877 год), «Опыт сравнительного описания и объяснения некоторых символических икон древнерусского искусства» (1877 год), «Родословное древо по памятникам христианской иконографии» (1879), «Исторический опыт западных христианских миссий в Китае» (1886), «История Библии на Востоке» (1889), «Китайская библиотека и ученые труды членов императорской духовной и дипломатической миссии в г. Пекине» (1889), «Миссионерские диалоги М. Риччи с китайскими учеными о христианстве и язычестве» (1889), «История английско-американской Библии» (3 тома, 1890-е годы) и другие книги. Передал он и массу не напечатанных нигде работ по археологии, церковной истории и китайскому языку, в частности, православный молитвенник на китайском языке и учебник грамматики китайского языка для русских, а также папки с записями и рисунками, сделанными во время археологических раскопок в Козельске. В Оптиной по предложению историка В. О. Ключевского, редактировавшего по просьбе Синода новое двенадцатитомное издание Житий святых, о. Алексий написал замечательные Жития святых – великомученика Георгия Победоносца и Пафнутия Боровского[6], которые и были помещены в соответствующих томах этого издания (ныне репринтно перепечатанного издательским отделом Оптиной Пустыни). Конечно, здесь перечислены не все труды о. Алексия, так как полных сведений о нем самом и о его трудах пока не собрано.