Петр Боборыкин - Василий Теркин

• Название: Василий Теркин
• Автор: Петр Боборыкин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-280-01828-7, 5-280-01525-3

Более полувека активной творческой деятельности Петра Дмитриевича Боборыкина представлены в этом издании тремя романами, избранными повестями и рассказами, которые в своей совокупности воссоздают летопись общественной жизни России второй половины XIX — начала ХХ века.

В третий том Сочинений вошли: роман "Василий Теркин" и повесть "Однокурсники".

---

Всю эту историю Серафима слышала в первый раз.

— Ты почему же мне никогда не говорил про это, Вася?.. — спросила она его спокойно, совсем не тоном упрека.

— Почему?.. Да не пришлось как-то!.. Право слово,

Сима!.. Все это вышло как раз перед нашей встречей. До того ли мне было!

— Разве мы мало провели времени на «Сильвестре», перед тем как тонуть?..

Этот вопрос вышел у нее уже тревожнее.

— Или, быть может, не хотел тебя смущать, портить первых дней нашего тогдашнего житья… И то, пожалуй, что я не люблю вспоминать про историю моего исключения из гимназии…

Из этой истории Серафима знала далеко не все: ни его притворного сумасшествия, ни наказания розгами в селе Кладенце.

— Конечно, конечно! стр.183

Глаза ее потускнели. Она потянулась к нему лицом и поцеловала в лоб.

— Только вот что, Вася, — продолжала она потише и вдумчивее, — как бы тебе не впутаться в лишнюю неприятность… Кузьмичев один в ответе.

— Да ведь он и не выгораживает себя.

— Ну, так что ж?..

— Как же ты не хочешь понять, Сима (Теркин начал краснеть)! Я довел Перновского до зеленого змея — это первым делом; а вторым — я видел, как он полез на капитана с кулаками, и мое показание было очень важно… Мне сам следователь сказал, что теперь дело кончится пустяками.

— И ты Кузьмичеву пообещал место?

— Счел это порядочным поступком.

— Да не ты ли говорил как-то, что он хороший малый, но с ленцой?

— У меня будет исправен!

Она замолчала; он видел, что в ней женская

"беспринципность" брала верх, и уже не впервые. В его дела она не вмешивалась, но каждый раз, как он вслух при ней обсуждал свои деловые поступки, она становилась на сторону "купецкого расчета" и не поддерживала в нем того Теркина, который не позволял ему сделаться бездушным "жохом".

— Эх, Сима! — вырвалось у него. — Растяжимая совесть у вашей сестры!.. Не хочешь понять меня!

— Понимаю! — порывисто крикнула она. — Вася!.. Ты всегда и во всем благороден! Прости!.. Мы — женщины

— трусихи!.. За тебя же боюсь…

И она бросилась его целовать, не дала ему доесть куска. Он должен был отвести ее рукой и чуть не подавился.

VII

— Закормила ты меня, Сима! Кажется, я злоупотребил этим варенцом…

Теркин бросил на стол салфетку и весь потянулся.

— Курить хочешь? Спички есть? Я сейчас принесу…

— Есть, есть!..

Откинувшись на спинку соломенного кресла, он прищурил глаза и ушел взглядом в чащу леса за частокол цветника. стр.184

— Экая здесь у нас благодать! — выговорил он тронутым звуком. — А? Сима!..

— Да, милый.

— Ты поддакиваешь, а сдается мне, без убеждения.

— Почему же?

— Не больно ты, Сима, охотница до лесных-то дебрей. Да и насиделась, бедная, в этом захолустье. А меня хлебом не корми, только пусти в лес. Не знаю сам, право, что ближе моей душе: Волга или лес.

Он раскрыл глаза, — они глядели своими большими темными зрачками, — и ласкал ими стройные, крупные стволы сосен, выходивших из поросли чернолесья: орешника и кустов лесных мелких пород.

— Для этого надо родиться, — тихо ответила Серафима, но не начала жаловаться на скуку, хотя частенько скучала тут, на этой опушке, в его отсутствие.

Ему бы хотелось поговорить на свою любимую тему; он воздержался, зная, что Серафима не может войти в его душу по этой части, что она чужда его бескорыстной любви к родной реке и к лесному приволью, где бы он их не встречал. — Что же ты про матушку-то свою не скажешь мне ничего? Как живет-поживает? Чем занята? Она ведь, сколько я ее по твоим словам разумею, — натура цельная и деятельная.

— Да чт/о, Вася… — Серафима точно прервала себя и присела к нему поближе. — Мама ведь опять к старой вере повернула.

— Чего повертывать? Она и всегда была в ней.

— Они с отцом и со мною, — прибавила она, улыбнувшись, — в единоверии состояли. Ты знаешь?

— А теперь?

— Прежде они ведь беспоповской веры были… Вот старая-то закваска и сказалась. От одиночества, что ли, или другое что… только она теперь с сухарниками держится.

— С кем? — переспросил Теркин.

— С сухарниками… Потеха! Это, видишь, такие же беспоповцы… Только у них беглых попов нет… Надоела возня с ними… Дорого стоят, полиция травит, и безобразие от них идет большое.

Теркин слушал с интересом и то и дело взглядывал на Серафиму. Она говорила с веселым выражением в глазах, и ее алый рот складывался в смешливую мину. стр.185

— Что же это значит — сухарники?.. Я в толк не возьму…

— Погоди, Вася! Я тебе объясню… только все это со стороны — просто потеха!..

— Почему же потеха? — строже спросил он. — Каждый по- своему верит. Лучше это, чем никакого закону не знать и никакого предела для того зверя, который в нас сидит.

— Милый! Да ты послушай и говори потом… Разве это не жалко: мать — умная женщина, всегда была с царем в голове — и вдруг в такое изуверство удариться!

И, не давая ему возразить, она опять с насмешливой миной заговорила быстро:

— Сухарники они вот почему. От какого-то старца — там где-то на Иргизе или где в другом месте, уж не знаю, — их начетчик получил мешочек с сухарями. Ими он причащал. Попов, мол, беглых не наберешься, и поверье, мол, такое — и сие во спасение…

— Что ж эти сухари-то обозначают?

— Запасные, видишь, дары… Как это называется -

— А-а! И потом что?

— Вася! Ты точно сказку слушаешь… Ха-ха!

— Вовсе нет, Сима… Это очень занятно. Я всегда про раскол люблю узнавать.

— Охота!.. Так вот, видишь, старец-то, как помирать стал, и оставил мешочек начетчику, разумеется, мужику… фамилию я забыла… И начал этот мешок с сухариками переходить из рук в руки, от одного начетчика к другому, по завещанию. Разумеется, прежние- то кусочки, от агнца-то, давно перевелись, а только крошки запекали в просвиры и резали потом на новые кусочки и сушили.

— Вот оно что!

— И кому удавалось захватить этот самый мешочек, тот делался столбом благочестия и выше всякого наставника… Вот теперь там, у нас, мешочек хранится у одной старой хрычовки…

— Серафима! Почему же хрычовки?

— Да потому, что я ее знаю. Еще девочкой ее видала… Старушенция-то в девах пребывает… Зовут ее Глафира Власьевна. Простая мещанка; торговлишка была плохенькая, а теперь разжилась. И как бы ты думал… Все их согласие перед ней как перед идолом преклоняется… В молельне земные поклоны ей… стр.186

— И мать твоя также?

— И она!.. Ну как же не жалко и не обидно за нее?.. Я было пробовала стыдить ее, так она, кажется, в первый раз в жизни так рассердилась… Просто вся затряслась… А ты послушай дальше, какие штуки эта баба-яга выделывает…

Серафима встала и начала ходить по террасе, заложив руки за спину. Теркин следил за ней глазами и оставался у стола.

— Что ж делать!.. — выговорил он с жестом головы. — Как ты сказала, Сима: старые дрожди всплыли… Вероятно, и то, что она тайно считала переход в единоверие изменой и захотела загладить вину и за себя, и за мужа.

— Уж не знаю, Вася; но вот ты сейчас увидишь, до какого безобразия и шутовства это доходит… Как подойдет Великий пост и начнется говенье, у них на каждый день полагается тысячу поклонов…

— Тысячу! — вскричал Теркин.

— А ты как бы думал? И каких! Не так, как у никонианцев (она произнесла это слово, нахмурив нарочно брови), а как следует. Маменька называет: "с растяжением суставов". Понимаешь? ха-ха!..

— Понимаю. Для них это не смешно.

— Ведь она не молоденькая… Ты вот какой у меня богатырь… А положи-ка ты в день тысячу земных поклонов, перебери на лестовках-то, сколько полагается, бубенчиков…

— Каких таких?

— Зарубочек… Ты видал раскольничьи лестовки?

— Как же… У нас в Кладенце тоже ведь беспоповцы…

Чуть ли не по беглому священству.

— Кладут они поклоны… Совсем разомлеют, спину отобьют… Соберутся к исповеди… и причастия ждут… Наставник выйдет и говорит: "Глафира, мол, Власьевна которым соизволила выдать кусочки, а которым и не прогневайтесь…" И пойдут у них вопли и крики… А взбунтоваться-то не смеют против Глафиры

Власьевны. Одно средство — ублажить ее, вымолить на коленях, чрез всякие унижения пройти, только бы она смиловалась…

— Неужели и мать твоя таким же манером?

— Она у ней и днюет, и ночует. И меня хотела вести туда, да я прямо отрезала ей: "уж вы меня, маменька, от этих благоглупостей освободите". стр.187

— Неужели так и сказала: "благоглупостей"?

— Так и сказала.

— Напрасно.

— Что это, Вася! Ты сегодня точно нарочно меня дразнишь! С какой стати!.. Ты, сколько я тебя понимаю, так далек от подобного дремучего изуверства…

— Это дело ее совести.

Теркин тоже встал, отошел к перилам и сел на них.