Чарльз Диккенс - Замогильные записки Пикквикского клуба

• Название: Замогильные записки Пикквикского клуба
• Автор: Чарльз Диккенс
• Издательство: С.-Петербургъ.
• Жанр: Классическая проза

Проходят годы, меняются вкусы, но ничто не в силах затмить блистательный образ восторженного и наивного чудака мистера Пиквика — плод вымысла классика мировой литературы Чарлза Диккенса.

Он рисует старую Англию с самых различных её сторон, прославляя то её добродушие, то обилие в ней живых и симпатичных сил, которые приковали к ней лучших сынов мелкой буржуазии. Он изображает старую Англию в добродушнейшем, оптимистическом, благороднейшем старом чудаке, имя которого — мистер Пиквик — утвердилось в мировой литературе где-то неподалёку от великого имени Дон-Кихота.

Роман «Замогильные записки Пикквикского клуба» является любимой книгой многих поколений читателей и олицетворяет в их глазах классическую Англию прошлого века.

---

И среди глубокаго безмолвія, водворившагося въ судебной палатѣ, м-ръ Винкель, объясняя незначительный случай, разсказалъ со всѣми подробностями, какъ почтенный старецъ, годившійся ему въ отцы, забрался ночью въ спальню незамужней леди, потерявшей по этому поводу своего жениха, и какъ по тому же самому поводу онъ, Пикквикъ и всѣ его друзья были представлены передъ грозныя очи м-ра Нупкинса, городского мэра въ Ипсвичѣ.

— Оставьте свидѣтельскую ложу, сэръ, — сказалъ сержантъ Сноббинъ.

Быстро оставилъ ложу м-ръ Винкель и еще быстрѣе побѣжалъ въ гостиницу "Коршуна и Джоржа", гдѣ, черезъ нѣсколько часовъ, трактирный слуга нашелъ его въ самой печальной и безотрадной позѣ: несчастный лежалъ на кушеткѣ, схоронивъ свою голову между подушками, и страшные стоны вырывались изъ его груди!

Треси Топманъ и Августъ Снодграсъ, потребованные къ допросу, подтвердили во всей силѣ свидѣтельство своего несчастнаго друга, послѣ чего скорбь и тоска овладѣли ихъ чувствительными сердцами.

Возвели на верхнюю ступень Сусанну Сандерсъ, и допросили ее: сперва сержантъ Бузфуцъ, потомъ вторично сержантъ Сноббинъ. Результаты оказались удовлетворительные, Сусанна Сандерсъ говорила всегда и вѣрила душевно, что м-ръ Пикквикъ женится на м-съ Бардль. Знала, что, послѣ іюльскаго обморока, это дѣло считали рѣшеннымъ на ихъ улицѣ, и послѣднему мальчишкѣ было извѣстно, что скоро будетъ свадьба. Слышала это собственными ушами отъ м-съ Модбери, содержательницы катка, и отъ м-съ Бонкинъ, привилегированной прачки. Слышала также, какъ м-ръ Пикквикъ спрашивалъ малютку, желаетъ-ли онъ имѣть другого отца. Заподлинно не знала, что м-съ Бардль стояла въ ту пору на короткой ногѣ съ булочникомъ на Гозуэлльской улицѣ, но знала навѣрное, что булочникъ тогда былъ холостой человѣкъ, a теперь женатъ. Не могла объявить подъ присягой, что м-съ Бардль была тогда влюблена въ этого булочника, но думала, однакожъ, что самъ булочникъ не былъ влюбленъ въ м-съ Бардль, иначе онъ женился бы на ней. Была увѣрена, что м-съ Бардль лишилась чувствъ въ іюльское утро оттого, что м-ръ Пикквикъ просилъ ее назначить день свадьбы. Знала, что и сама она, Сусанна Сандерсъ, упала въ глубокій обморокъ, когда м-ръ Сандерсъ, въ качествѣ жениха, попросилъ ее о назначеніи этого дня, и вѣрила сердечно, что всякая порядочная женщина съ душой и сердцемъ непремѣнно должна при такихъ обстоятельствахъ падать въ обморокъ. Слышала, что м-ръ Пикквикъ гладилъ малютку по головкѣ, дарилъ ему деньги и принималъ дѣятельное участіе въ его дѣтскихъ забавахъ.

Допрошенная вторично, Сусанна Сандерсъ объявила между прочимъ, что м-ръ Сандерсъ, когда былъ женихомъ, писалъ къ ней любовныя письма и она получала ихъ, потому что всѣ леди получаютъ и читаютъ любовныя письма отъ своихъ жениховъ. Помнитъ очень хорошо, что при этой корреспонденціи м-ръ Сандерсь часто называлъ ее «уткой», «уточкой», «утицей», «утенкомъ»; но знаетъ навѣрное, что никогда онъ не называлъ ее ни «котлетками», ни "картофельнымъ соусомъ". М-ръ Сандерсъ очень любилъ утокъ. Еслибъ онъ также любилъ котлетки или соусъ подъ картофелемъ, очень можетъ статься, что онъ употребилъ бы въ своихъ письмахъ эти названія для выраженія особенной нѣжности къ своей невѣстѣ.

Наконецъ, сержантъ Бузфуцъ поднялся со своего мѣста съ торжественною важностью и провозгласилъ громогласно:

— Потребовать Самуэля Уэллера!

Но не было никакой надобности въ формальномъ требованіи Самуэля. Лишь только произнесли его имя, онъ храбро взбѣжалъ на ступени свидѣтельской ложи, положилъ свою шляпу на полъ, облокотился руками на перила, бросилъ орлиный взглядъ на присяжныхъ, подмигнулъ на сержанта Бузфуца и весело взглянулъ на вице-президента Стерлейха.

— Какъ ваша фамилія, сэръ? — спросилъ вице-президентъ Стерлейхъ. і

— Самуэль Уэллеръ, милордъ.

— Одно «Л» или два?

— Пожалуй, хоть и три, какъ вздумается вашей чести, милордъ, — отвѣчалъ Самуэль, — самъ я, съ вашего позволенія, всегда пишу два «Л», такъ что и выходитъ — Уэллллерръ — Самуэль Уэллеръ, милордъ.

— Браво, Самми, браво, другъ мой! — закричалъ изо всей силы чей-то голосъ изъ галлереи, — пишите двойное «люди», милордъ, двойное "люди"!

— Кто тамъ смѣетъ кричать? — сказалъ вице-президентъ, обращая глаза кверху. — Докладчикъ!

— Что угодно вашей чести? — откликнулся ближайшій докладчикъ.

— Приведите ко мнѣ этого невѣжу.

— Слушаю, милордъ.

Но докладчикъ не нашелъ и, слѣдовательно, никого не могъ представить передъ глаза раздраженнаго судьи. Задыхаясь отъ негодованія, вице-президентъ обратился къ Самуэлю и спросилъ:

— Знаете-ли вы, сэръ, кто это кричалъ?

— Думать надобно, милордъ, что это мой родитель.

— Видите-ли вы его теперь?

— Нѣтъ, милордъ, не вижу, — отвѣчалъ Самуэль, пристально устремивъ свои глаза на потолочное окно судебной залы.

— Если бъ вы могли указать, я бы приказалъ посадить его подъ арестъ, — замѣтилъ вице-президентъ.

Самуэль поклонился въ знакъ благодарности за снисхожденіе къ его отцу и весело подмигнулъ на сержанта Бузфуца.

— Ну, м-ръ Уэллеръ, — сказалъ сержантъ Бузфуцъ.

— Ну, сэръ, — отвѣчалъ Самуэль.

— Вы, если не ошибаюсь, состоите на службѣ y м-ра Пикквика, — отвѣтчика по этому дѣлу. Говорите, м-ръ Уэллеръ, говорите.

— И буду говорить, сколько вамъ угодно, сэръ, — сказалъ Самуэль, — я подлинно состою на службѣ y этого джентльмена, и могу увѣрить, что это — отличная служба.

— Дѣла мало, денегъ пропасть, не такъ ли, м-ръ Уэллеръ? — сказалъ сержантъ Бузфуцъ веселымъ тономъ.

— Да таки нешто, сэръ, есть и деньжонки, какъ говаривалъ одинъ прохвостъ послѣ того, какъ ему влѣпили въ спину триста пятьдесятъ палокъ.

— Намъ нѣтъ надобности до прохвостовъ или до кого бы то ни было, съ кѣмъ вы знакомы, — перебилъ вице-президентъ Стерлейхъ, — это не относится къ дѣлу.

— Очень хорошо, милордъ, очень хорошо, отвѣчалъ Самуэль.

— Не помните-ли вы какихъ-нибудь особенныхъ происшествій, случившихся въ то самое утро, когда вы только что поступили въ услуженіе къ этому джентльмену? — спросилъ сержантъ Бузфуцъ.

— Какъ не помнить, сэръ! Очень помню, — отвѣчалъ Самуэль.

— Потрудитесь разсказать о нихъ господамъ присяжнымъ.

— Извольте прислушать, господа присяжные, — сказалъ Самуэль. — Въ тотъ самый день, какъ я поступилъ въ услуженіе къ м-ру Пикквику, для меня былъ купленъ новый фракъ со свѣтлыми пуговицами и чудесная пуховая шляпа, которую, впрочемъ, я уже износилъ; и если вы, господа присяжные, возьмете въ разсчеть, что до той поры фрачишка былъ y меня старенькій, шляпенка ледащая, дырявая, какъ вентиляторъ, то можете представить, какъ я былъ тогда благодаренъ м-ру Пикквику. Это было самое важное и необыкновенное происшествіе, случившееся въ тотъ день.

Всѣ захохотали. Вице-президентъ Стерлейхъ нахмурилъ брови и сказалъ сердитымъ тономъ:

— Совѣтую вамъ быть осторожнѣе, сэръ.

— Вотъ это же самое говорилъ мнѣ и м-ръ Пикквикъ, когда снабдилъ меня новымъ платьемъ. "Будьте, говоритъ, осторожнѣе, Самуэль, не то платье скоро износится". И я, дѣйствительно, былъ остороженъ, милордъ, потому что родитель пріучиль меня съ издѣтства слушаться благихъ совѣтовъ.

Вице-президентъ пристально и сурово посмотрѣлъ минуты двѣ на Самуэля: но черты его лица были такъ спокойны, ясны, и обличали такую младенческую кротость, что м-ръ Стерлейхъ не сказалъ ничего и только махнулъ рукою въ знакъ того, что допросъ можетъ быть возобновленъ.

— Хотите-ли вы сказать, м-ръ Уэллеръ, — началъ сержантъ Бузфуцъ, сложивъ руки на груди и бросивъ многозначительный взглядъ на присяжныхъ, — хотите-ли вы сказать, что вы не замѣтили никакихъ особенныхъ обстоятельствъ, сопровождавшихъ обморокъ м-съ Бардль въ ту пору, какъ она лежала на рукахъ вашего господина?

— Ничего не замѣтилъ, сэръ, да и не могъ замѣтить. Я стоялъ въ коридорѣ до тѣхъ поръ, пока не потребовали меня въ комнату, и когда я вошелъ, старухи уже не было тамъ.

— Послушайте, сэръ Уэллеръ, — сказалъ сержантъ Бузфуцъ, обмакивая перо въ чернильницу съ тѣмъ, чтобы запугать Самуэля, который долженъ былъ увидѣть, что отвѣты его будутъ записаны слово въ слово, — вы были въ коридорѣ, и, однакожъ, говорите, что не видѣли ничего, что было впереди. Сколько y васъ глазъ, м-ръ Уэллеръ?

— Два только, сэръ, два человѣческихъ глаза. Если бы это были микроскопы, увеличивающіе предметы во сто милліоновъ разъ, тогда, быть можетъ, я увидѣлъ бы что-нибудь черезъ доски, кирпичъ и штукатурку; но при двухъ обыкновенныхъ глазахъ, сэръ, зрѣніе мое ограничено, сэръ.

Зрители захохотали, вице-президентъ улыбнулся, сержантъ Бузфуцъ сдѣлалъ преглупѣйшую мину, Самуэль Уэллеръ продолжалъ стоять спокойно, бросая на всѣхъ самые свѣтлые взгляды. Послѣдовала кратковременная консультація съ господами Додсономъ и Фоггомъ, и потомъ сержантъ Бузфуцъ, подойдя къ свидѣтельской ложѣ, сказалъ: