Юзеф Крашевский - Борьба за Краков (При короле Локотке)

• Название: Борьба за Краков (При короле Локотке)
• Автор: Юзеф Крашевский
• Издательство: TEPPA
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.

Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.

Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.

Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

---

Князь улыбался, слушая все это с видимым удовольствием, и в конце концов поверил Альберту и требовал только одного, чтобы ему сдали замок. Альберт клялся, что завтра же все это будет окончено, надо только послать герольда к княгине, обещая ей свободный пропуск.

Ночь прошла неспокойно. Квартальные не осмелились обходить свои участки, потому что силезцы угрозами разгоняли их. Когда рассвело, на улицах оказалось несколько трупов, с которых сняли все, что было ценного; несколько домов были объяты пламенем, и только с большим трудом удалось остановить пожар, чтобы он не перекинулся еще дальше.

Днем Хинча Кечер отправился и войту, который в эту ночь не смыкал глаз, он тоже не был вполне спокоен и даже не пробовал заснуть. Хотя они и были единомышленниками, и Хинча Кечер считал себя приятелем Альберта, однако оба не доверяли и не симпатизировали друг другу.

— Знаете ли вы о том, что делается в городе? — спросил Кечер.

— Воины ночью пили и безобразничали, разве могло быть иначе? — возразил войт. — Что тут удивительного?

— А слышали ли вы, сколько они ограбили лавок? Сколько трупов принесено в ратушу? Зебюс потерпел убытку на тысячу марок. Панко Вангос убит…

— А вы бы хотели, — в гневе воскликнул войт, — даром освободиться из тисков Локотка? Даром ничего не дается!

— Но нам может это обойтись очень дорого, — возразил Кечер. Альберт, возмущенный этими упреками, вскочил с места. Но в

это время в дверь начали стучаться другие жалобщики, плача и крича. Фейт, начальник квартальных, появился с пораненной головой, обвязанной платком.

Войт, выведенный из терпения, кричал, бранился, не хотел никого слушать и без сожаления прогонял всех жалобщиков. В это время епископ, исполняя свое вчерашнее обещание, направился в замок к княгине.

Епископа сопровождала довольно многочисленная свита из духовенства, впереди шел сакристиан с крестом, а сзади — отряд силезцев.

Раздались возгласы: "Отворяйте епископу!"

На башне показался каштелян.

— Ни для епископа, ни для кого другого ворота не будут открыты! — сказал он спокойно. — Мы знаем, на чьей стороне епископ и чего он желает. Поезжайте себе с Богом.

Каноник епископа подскакал к самым воротам замка и начал угрожать ослушникам анафемой, так как никто не имел права заграждать епископу дороги в костел.

Но крики эти не привели ни к чему. Каштелян отвечал сухо и коротко:

— Поезжайте с Богом… Мы поговорим об этом в другом месте. Так они стояли некоторое время, осыпая ослушников угрозами

и не зная, что предпринять дальше, когда вдруг подъехал герольд от войта со знаменем и силезским орлом на груди, громко трубя и добиваясь встречи в качестве посла с княгиней Ядвигой.

Ему отвечали, что княгиня не желает вступать в переговоры с насильниками, самовольно захватившими город.

Поднялась брань на польском и немецком языке, а час спустя, потеряв напрасно время, епископ вернулся ни с чем в город. Вслед отъезжавшему герольду посыпался град камней.

Прибежал и сам войт, но у ворот никого из имеющих власть не оказалось, и никто не захотел выйти к нему.

Князь Болеслав пировал в доме войта за обильно уставленным всякими яствами столом и весело шутил со своими собеседниками в полной уверенности, что его вот-вот повезут в замок.

Неожиданный случай расстроил ему веселую беседу. Утром, когда город был уже взят Болеславом, прибыл к Локотку, ничего не зная о происшедшем, Винцент из Шамотул. И только при въезде в город узнал, что там уже сидел Болеслав Силезский. Он ехал по-магнатски, окруженный многочисленной свитой из вооруженных людей, и силезцы, увидев его, сейчас же сообразили, чью сторону он держит и, окружив отряд, хотели взять его в плен. Но с Шамотульским было не так-то легко справиться.

И он, и люди его тотчас же взялись за мечи и дубинки. У ворот завязалась борьба, так что сам войт прибежал узнать, что случилось.

Пан из Великой Польши в бешенстве разгонял толпу, нанося удары направо и налево. Войт, зная его и опасаясь последствий, крикнул силезцам, чтобы они оставили его в покое, а сам, забрав с собой Винцента, повел его к Болеславу.

Шамотульский, нимало не испугавшийся, шел за ним. Князь Болеслав сидел еще за столом, когда войт доложил ему о новоприбывшем и советовал постараться привлечь его на свою сторону. За ним вошел и Винцент с такой самоуверенной и горделивой осанкой, как будто ему и дела не было до нового пана.

Силезец принял его очень приветливо.

— Вижу, что вы еще не знаете, что я прибыл сюда, избранный волею всего народа? Краков и Сандомир сдались мне добровольно. Я не просил об этом и никому себя не навязывал — они сами пришли с просьбой освободить их от тяжелой власти Владислава.

— Я действительно не знал этого, — отвечал Шамотульский. — Но я боюсь, что ваша милость была введена в заблуждение. Возможно, что немецкие мещане, которые сидят здесь на чужой земле, — призывали нового князя, но что касается шляхты и рыцарства, которое осталось верным своему князю, — я этому не верю.

— Но мне ручались за шляхту!

— Да ведь они сами ничего не знают, — отвечал Шамотульский. — Взять город, когда изменники откроют ворота, — не так трудно, но город — это еще не вся земля.

Войт, бледный от гнева, стоял за ним; князь обернулся к нему.

— Говорите же! — крикнул он.

Альберт запнулся сначала, но потом отвечал коротко:

— Краковская и сандомирская шляхта на нашей стороне и идет с нами.

— Но кто же именно? — спросил Шамотульский.

Растерявшийся войт вместо ответа начал бормотать:

— Это все выяснится. Всем нам надоел князь Владислав, надоели войны, и налоги, и грабежи по большим дорогам.

Шамотульский искоса взглянул на него и обратился к князю.

— Ваша милость, — сказал он, — поверили каким-то обещаниям; но войти сюда было легче, чем удержаться здесь. Князь Владислав скоро подойдет с большим войском, а к нему присоединится и шляхта.

— Не присоединится! — гневно возразил войт.

— Вы не можете ручаться за шляхту, — отвечал Шамотульский, — ваши городские интересы и наши шляхетские не одни и те же. Вы здесь гости, а мы тут свои.

Слушал князь и хмурился.

Винцент из Шамотул держался таким магнатом, говорил с такой уверенностью в себе, что Силезец и не подумал задержать его. Альберт шептал ему, что его не надо выпускать, потому что, вернувшись в Познань, он всех там поднимет, но Силезец не хотел возбуждать против себя шляхту, и отпустил его с миром.

После этой короткой беседы Винцент сел на коня и, присоединившись к своему отряду, не задерживаясь и часу в городе, тотчас же выехал за ворота.

Все, что он говорил, глубоко запало в душу Болеслава; он только теперь увидел ясно, что позволил обмануть себя приятными речами. Но еще сильнее, чем сам князь, были раздражены начальники воинских отрядов, которые шли в поход, как на веселую прогулку, совершенно не ожидая войны, и вдруг наткнулись на сопротивление, грозящее закончиться войной. Все были недовольны Альбертом и гнев свой вымещали на городе и на мещанах, отплачивая им за перенесенное ими разочарование.

Между тем в замке готовились к упорной обороне. Это замечали и силезцы, стоявшие на страже у крепостных валов, а князь Болеслав не решался внять увещеваниям и начать осаду замка.

VIII

Прошло несколько месяцев с того времени, как силезцы изменнически завладели Краковом, а дела их были все в том же положении. Город кормил их, замок по-прежнему не сдавался, шляхты нигде не было видно, а страна, по-видимому, вовсе не считала себя завоеванной.

Князь Болеслав находился со своим двором в доме войта, ел и пил и ни в чем не терпел недостатка, но на душе у него было неспокойно. Город должен был оплачивать все расходы на его войско, со всех тянули деньги, и не видно было конца этому.

Радость немцев при его вступлении в Краков сменялась все растущим беспокойством, и только небольшая горсточка приспешников войта по-прежнему льстила ему и была на его стороне. Альберт, однако, замечал вокруг себя угрюмые лица молчаливых и озабоченных людей.

Князь Опольский соскучился ждать без надежды добиться своей цели. Обещанное войтом посольство от рыцарства не показывалось. Войт, когда его об этом спрашивали, обещал со дня на день, а потом собрал из окрестностей нескольких перепуганных бедняков, подговорил их и послал к князю: они кланялись и что-то бормотали, торопясь поскорее покончить с навязанной им ролью и уехать.

Все усилия были направлены к тому, чтобы взять замок, но князь Болеслав так и не мог решиться употребить силу.

Он все время твердил, что приехал сюда избранный народною волею, и потому сам не будет ничего добиваться.

Войт надеялся, что голод принудит Вавель сдаться.