Чарльз Диккенс - Домби и сын

• Название: Домби и сын
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза

Москва - Ленинград, 1929 год. Государственное издательство.

Роман создавался в годы наивысшего подъема чартизма - наряду с другими шедеврами английского критического реализма.

Роман выделяется особенно острым и многообразным сатирическим обличением английской буржуазии. Созданный Ч.Диккенсом образ мистера Домби - один из наиболее ярких образов английского капиталиста, холодного дельца, знающего одно мерило поступков и чувств - выгоду.

---

И капитанъ проревѣлъ наистрашнѣйшимъ сопрано:

A то-то люли, то-то люли!
Тот-то люл-ли, тот-то люл-ли!

Послѣдній припѣвъ достигнулъ до чуткихъ ушей забубеннаго шкипера, квартировавшаго насупротивъ, который покоился крѣпкимъ сномъ послѣ вчерашней попойки и еще далеко не пришелъ въ трезвое состояніе. Услышавъ знакомый припѣвъ, столь близкій его сердцу, морякъ немедленно соскочилъ съ постели, отворилъ окно и что есть духу загорланилъ:

То-то лю-ли, то-то лю-ли!
То-то люл-ли-и-и-и-и!..

Это произвело удивительный эффектъ. Показывая, однако-жъ, что онъ еще не совсѣмъ задохся, вытягивая послѣднюю ноту, шкиперъ ужаснымъ голосомъ проревѣлъ: "эгой!" какъ будто привѣтствовалъ черезъ рупоръ подъѣзжавшій корабль. Совершивъ этотъ подвигъ, храбрый морякъ снова закрылъ окно и опять отправился на боковую.

— И теперь, капиталъ Куттль, — сказалъ Вальтеръ, подавая ему синій камзолъ и жилетъ, — если вы потрудитесь пойти со мною и объявить дядюшкѣ эту новость, которую, сказать правду, ему давно бы слѣдовало знать, то я оставлю васъ y дверей нашего магазина и гдѣ-нибудь прогуляюсь до обѣда.

Но капитанъ, казалось, вовсе не съ большой охотой принималъ на себя это порученіе и отнюдь не надѣялся на свою отвагу. Можете вообразить — онъ уже такъ блистательно и къ полному своему удовольствію устроилъ будущую судьбу и приключенія Вальтера, такъ часто и такъ торжественно поздравлялъ себя за удивительную проницательность и прозрѣніе отдаленныхъ судебъ! A теперь вотъ однимъ ударомъ разбивались въ дребезги всѣ эти мечты, да еще въ добавокъ его самого приглашаютъ поднять руку на разрушеніе такихъ чудесныхъ замковъ! Нелегко, даже и очень нелегко! Какъ прикажете вдругъ в_ы_г_р_у_з_и_т_ь изъ головы всѣ эти свѣтлыя идеи и н_а_г_р_у_з_и_т_ь свой мозгь новыми и при томъ ужасно непріятными мыслями! Для этого, разумѣется, надобно подумать да подумать, и вотъ капитанъ, вмѣсто того, чтобы наскоро надѣть свой жилетъ и камзолъ, какъ этого требовалъ Вальтеръ, вовсе отказался отъ облаченія и наотрѣзъ объявилъ, что ему, при такомъ важномъ случаѣ, слѣдуетъ напередъ "немножко покусать ногти".

— Это ужъ моя старая привычка, Валли — сказалъ капитанъ, — когда ты увидишь, мой другъ, что капитанъ Куттль кусаетъ ногти, это будетъ значить, что онъ сидитъ на мели.

Потомъ капитанъ, за неимѣніемъ дѣйствительной руки, поднесъ къ зубамъ свой желѣзный крюкъ и съ видомъ самаго сосредоточеинаго философскаго глубокомыслія принялся разсматривать данный предметъ во всѣхъ его видахъ и развѣтвленіяхъ.

— Есть y меня пріятель, — началъ капитанъ такимъ тономъ, какъ будто бы разсуждалъ самъ съ собою, — такой пріятель, который могъ бы дать шесть очковъ самому парламенту, и выигралъ бы, непремѣнно бы выигралъ. Жаль, что теперь онъ на морѣ, a будь онъ здѣсь, — для него бы это дѣло трынъ-трава! Удивительная голова! Три раза, сударь мой, бросали его за бортъ корабля, да и то какъ ни въ чемъ не бывало! Когда онъ былъ въ ученьи, цѣлыхъ три недѣли колошматили его по башкѣ желѣзнымъ болтомъ, — и ничего, рѣшительно ничего! Сухъ выходилъ изъ воды, не горѣлъ въ огнѣ. Въ цѣломъ свѣтѣ не сыскать такого доки!

Однако-жъ, Вальтеръ внутренно радовался, что прославляемаго мудреца не было въ наличности. Онъ имѣлъ причины думать, что всякое участіе посторонняго лица было бы неумѣстно и безполезно въ его дѣлахъ.

— Если бы ты, напримѣръ, указалъ ему на Темзѣ между кораблями на поплавокъ, — продолжалъ капитанъ тѣмъ же тономъ, — и спросилъ бы его мнѣнія насчетъ этой вещицы, онъ, я ручаюсь, Валли, доказалъ бы тебѣ какъ дважды два, что это не поплавокъ, a пуговицы твоего дяди. Вотъ оно какъ! Да что и толковать? Онъ за поясъ заткнулъ бы самого чорта?

— A какъ его зовутъ, капитанъ Куттль? — спросилъ Вальтеръ.

— Его зовутъ Бенсби, — отвѣчалъ капитанъ, — да какъ бы его ни звали, какое до этого дѣло?

Больше капитанъ уже не распространялся объ этомъ предметѣ, a Вальтеръ, съ своей стороны, не считалъ нужнымъ требовать дальнѣйшихъ объясненій. Было ясно: капитанъ Куттль погрузился въ такую глубокую задумчивость, что, казалось, утратилъ всякую способность видѣть и слышать. Молодой человѣкъ съ безмолвнымъ уваженіемъ смотрѣлъ на почтеннаго друга.

И точно, капитанъ Куттль разрѣшался въ эту минуту такими великими идеями, что не только благополучно сошелъ съ мели, но даже вдругъ попалъ въ самый глубокій фарватеръ и не находилъ дна своей прозорливости. Озаренный вдохновеннымъ сіяніемъ, онъ вдругъ увидѣлъ яснѣе солнца, что тутъ просто была ошибка, и ужъ, разумѣется, ошибался не кто другой, какъ самъ Вальтеръ, этотъ вѣтреный и пылкій юноша, который все такъ горячо принималъ къ сердцу. Если и въ самомъ дѣлѣ назначили его въ Барбадосъ, то нѣтъ сомнѣнія, назначали съ тою цѣлью, чтобы молодой человѣкъ съ необыкновенной быстротой устроилъ свою блистательную карьеру. A если, сверхъ чаянія, въ самомъ дѣлѣ произошло между ними маленькое недоразумѣніе, то есть, между Вальтеромъ и м-ромъ Домби, то стоитъ только какому дружку съ обоихъ сторонъ замолвить кстати приличное словцо, и, нѣтъ сомнѣнія, все устроится къ общей радости и благополучію. Выводъ капитана изъ всѣхъ этихъ предварительныхъ соображеній былъ тотъ, что такъ какъ онъ уже имѣлъ удовольствіе познакомиться съ мромъ Домби и провелъ въ его обществѣ очень пріятныхъ полчаса (въ брайтонской гостиницѣ, когда они ѣздили занимать деньги), то теперь ему, какъ истинному другу, надлежитъ, не говоря до времени Вальтеру ни одного слова, немедленно отправиться въ домъ м-ра Домби, сказать лакею: "Потрудитесь-ка, любезный, доложить своему барину, что капитанъ Куттль желаетъ его видѣть", — и потомъ, взявъ м-ра Домби за пуговицу, переговорить съ нимъ попріятельски, какъ водится между свѣтскими людьми, вполнѣ понимающими другъ друга и питающими одинъ къ другому искреннее уваженіе. Нечего и толковать, что такіе люди, какъ онъ и м-ръ Домби, весьма легко уладятъ всякое затрудненіе, и Валли не далѣе, какъ нынѣшній же день будетъ очень пріятно изумленъ радостною вѣстью.

Когда эти размышленія заронились въ капитанскую душу и приняли мало-по-малу соотвѣтственную форму, его лицо постепенно начало проясняться, какъ пасмурное утро, уступавшее мѣсто ясному полудню. Его грозныя нахмуренныя брови утратили свой щетинистый видъ и совершенно разгладились; его глаза, почти замкнутые при этой головоломной экзерциціи, открылись и приняли смѣлое, рѣшительное выраженіе; его улыбка, образовавшаяся сперва на трехъ ямочкахъ на правой сторонѣ рта и подъ угломъ каждаго глаза, быстро распространились по всему лицу и озарила яркимъ свѣтомъ величественное чело, такъ что лощеная шляпа гордо поднялась на головѣ, какъ будто она вмѣстѣ съ хозяиномъ благополучно сдвинулась съ мели и свободно поплыла въ открытое море. Наконецъ, капитанъ пересталъ грызть ногти и рѣшительнымъ тономъ сказалъ:

— Ну, Валли, теперь дѣло кончено. Помоги мнѣ одѣваться.

Вальтеръ никакъ не могъ понять, отчего капитанъ Куттль оказался на этотъ разъ внимательнымъ къ своему туалету. Надѣвая галстухъ, онъ распустилъ огромные концы шелковаго платка, на подобіе косы и продѣлъ ихъ въ массивное золотое кольцо съ изображеніемъ надгробнаго памятника, обведеннаго красивыми желѣзными перилами, въ память какого-то усопшаго друга. Потомъ онъ вздернулъ воротнички своей рубашки до послѣднихъ предѣловъ возможности и украсилъ себя ими, на подобіе лошадиныхъ наушниковъ. Затѣмъ, сбросивъ башмаки, онъ надѣлъ превосходнѣйшую пару полусапожекъ, употребляемую только въ экстренныхъ случаяхъ. Облачившись такимъ образомъ, къ полному своему удовольствію, капитанъ самодовольно посмотрѣлся въ бритвенное зеркальце, снятое для этой цѣли со стѣны, и, взявъ свою сучковатую палку, сказалъ, что готовъ идти.

Походка капитана, когда они вышли на улицу, тоже была величественнѣе обыкновеннаго, но Вальтеръ приписывалъ такую перемѣну неизбѣжному вліянію экстренныхъ полусапожекъ и не обращалъ на это большого вниманія. На дорогѣ встрѣтилась съ ними цвѣточница, и Куттль, вдругь остановившись среди тротуара, какъ будто озаренный счастливою мыслью, купилъ изъ ея корзинки превосходнѣйшій вѣерообразный букетъ прелестнѣйшихъ цвѣтовъ, какіе когда-либо произрастали въ самыхъ рѣдкихъ оранжереяхъ.

Вооруженный этимъ любезнымъ подаркомъ, предназначавшимся, какъ само собою разумѣется, для м-ра Домби, капитанъ благополучно дошелъ съ Вальтеромъ до магазина мастера всѣхъ морскихъ инструментовъ.

— Ну, такъ вы теперь пойдете къ дядюшкѣ? — сказалъ Вальтеръ.

— Да, — отвѣчалъ капитанъ, желавшій поскорѣе отвязаться отъ молодого человѣка, который не долженъ былъ видѣть, какъ онъ направитъ стопы свои въ домъ м-ра Домби.

— Стало быть, я пойду теперь гулять, чтобы не мѣшать вамъ.

— Хорошо, дружокъ, хорошо, — отвѣчалъ капитанъ. — Гуляй себѣ, сколько хочешь, и чѣмъ дольше, тѣмъ лучше.