Александр Парадисис - Жизнь и деятельность Бальтазара Коссы

• Название: Жизнь и деятельность Бальтазара Коссы
• Автор: Александр Парадисис
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

Когда осенью 1958 года кардинал Ронкалли был избран коллегией кардиналов на папский престол и стал главой западной церкви, он принял имя Иоанна (это имя теперь должны будут произносить миллионы верующих, под этим именем с цифрой XXIII он войдет в историю). Но немногие, вероятно, знают, что задолго до наших дней уже существовал папа с таким же именем — «Иоанн XXIII».

Можно ли считать случившееся результатом неосведомлённости? Конечно, нет. Всем компетентным лицам, близким к святому престолу, хорошо известно, что в летописях Ватикана под именем Иоанна фигурируют двадцать три папы, исключая нынешнего.

Почему же тогда последний святейший решил именовать себя «Иоанном XXIII», а не «Иоанном XXIV», почему присвоил имя своего предшественника, папы Иоанна XXIII, который жил почти 550 лет назад, будто его и вовсе не существовало?

---

«О монахинях же я боюсь даже говорить, так как читатели могут неправильно истолковать мои слова и подумать, что я рассказываю о домах терпимости, где обитают лживые и разнузданные продажные женщины, где имеют место и насилие и кровосмешение. Обители невест Христовых не являются у нас местом служения богу. Это очаги гнусного разврата, где сладострастные распутники стремятся погасить буйное пламя своих страстей. Нет никакой разницы между девушкой в монашеском одеянии и проституткой, которая считает работой продажу своего тела».

Чем выше поднимается человек по церковно-иерархической лестнице, тем больше распутничает.

Данте в «Божественной комедии» сравнивает богатых и развращенных кардиналов своей эпохи — конца XIII столетия — с бедными и скромными первоапостолами, подчеркивая трудолюбие и худобу апостолов и лень разжиревших кардиналов, которые и передвигаться-то могли только верхом. Роскошная мантия прикрывала и всадника и лошадь: «Два скота под одной шкурой!»

Бенвенуто Имоленси, первый комментатор Данте, боясь, что Данте будет не понят, объясняет: «Первая скотина служит для перевозки тяжестей — это лошадь. Вторая облачена в мантию — это кардинал, скотина вовсе бесполезная».

Далее Имоленси выражает мнение, что если бы Данте жил на сто лет позже, он написал бы «Три скотины под одной шкурой», имея в виду ещё и любовницу кардинала. И упоминает имя известного кардинала, который никуда не выезжал, не посадив на свою лошадь и любовницу.

Рассказывая о морали священников, епископов, кардиналов, нельзя не коснуться и поведения «отцов христианства».

Бенедикт XII слыл одним из самых добродетельнейших пап, человеком с высокими нравственными устоями. Так вот этому «добродетельнейшему» старику приглянулась восемнадцатилетняя сестра Петрарки, поэта, жившего при его дворе, девушка очень красивая. Бенедикт XII предложил Петрарке отдать ему сестру, а в награду обещал сделать поэта кардиналом.

Возмущенный Петрарка ответил, что получение кардинальской шапки на таких условиях он считает позорным и бесчестным поступком, о котором он с ужасом будет вспоминать всю жизнь. Но отказ Петрарки не спас его сестру.  Родной его брат, соблазнившись предложением папы, отдал ему девушку. Оскорбленный Петрарка покинул папский дворец. Опозоренную девушку брату поэта удалось потом выдать замуж, сам же он ушел в монастырь, терзаемый угрызениями совести.

Факт этот приводится биографом Петрарки Скварчифико, а также историками Дюплесси, Морнэ и де Поте. Другие, более «скромные» историки религии предпочли умолчать об этом факте.

* * *

На этом мы прервем наше введение к повествованию. Даны беглые зарисовки характеров некоторых пап, образа жизни духовенства. Этого достаточно, чтобы читатели получили некоторое представление о «духовных пастырях» западного христианства.

Жизнь и деятельность Балтазара Коссы

В XIV веке, точнее в апреле 1385 года от рождества Христова, из небольшой таверны, которая стояла у дороги, проходившей по левому берегу реки Арно на окраине города Пизы, доносился сильный шум. Над дверью таверны красовалась бронзовая эмблема с изображением овечки, выкрашенной белой краской (сильно, однако, потемневшей от времени), а выше — вывеска, на которой большими буквами было написано название таверны: «Кроткая овечка».

Но лишь на одного из всех посетителей, находившихся в это время в «Овечке», можно было смотреть без страха, хотя и у него были плутоватые глаза, на шее ярко выделялся шрам от удара стилетом, одежда была в пыли, а обувь залеплена грязью.

Какие-то люди, по виду завсегдатаи таверны, одетые в поношенное, замызганное платье, расположились вокруг молодого человека — одни стоя, другие сидя — и кричали все сразу, требуя от него каких-то сведений. Их искаженные лица были ужасны. Дикие физиономии убийц! Были среди них хромые, с деревяшками вместо ног, с уродливыми шрамами — следами старых ран. Их можно было принять и за матросов, оказавшихся без работы, и за преступников, бежавших от виселицы, и за нищих, совсем опустившихся людей.

Кольцо вокруг молодого человека все более сужалось, люди громко и возбуждённо спрашивали:

— Кто он такой, о ком ты говоришь? Где он? Когда он приедет?

— Как ему удалось улизнуть? Разве за ним не было погони? Как это его не поймали?

— А какой у него корабль? Хотя я все равно с ним не поеду! Подумаешь, тоже нашёлся капитан!

Последние слова произнёс грузный, неповоротливый детина, хромой, одноглазый гигант, криворотый и рябой. Он возмущался громче всех, остальные поддерживали его, а молодой человек со шрамом на шее старался их успокоить.

— Он скоро будет здесь. Сядьте и ждите. Он сам все объяснит…

* * *

В предвечерний час, в то самое время, когда в таверне происходила эта сцена, чуть севернее Пизы, на дороге, идущей от Лукки, послышалось цоканье копыт. Четверо или пятеро всадников бешено скакали к окраине Пизы. Они подъехали к городу как раз в тот момент, когда стражники уже закрывали городские ворота, ворвались в город, не замедляя бешеного галопа, пронеслись мимо Кампосанто — знаменитого городского кладбища, мимо собора с «Падающей башней», мимо дворца архиепископа и со стороны университета, который стоит в Пизе и сейчас, выскочили на дорогу, вьющуюся по берегу Арно, и осадили лошадей у таверны «Кроткая овечка».

Всадники спешились. Первым соскочил с лошади высокий, смуглый, широкоплечий молодой человек лет двадцати пяти. Пока его спутники слезали с лошадей, он поднял руки, поддерживая и помогая спуститься на землю человеку, который всю дорогу сидел у него за спиной.

Человек этот, в ладно сидящих на нём брюках и камзоле, из-под которого виднелась белоснежная тонкая рубашка, казался очень юным, совсем мальчиком. «Казался» потому, что его красивое лицо с очень белой кожей, шея, уши были почти целиком скрыты вязаным шлемом, какие носили в ту пору.

Прибывшие вошли в таверну. Толпа оборванцев расступилась, шум голосов постепенно утих. Высокий молодой человек со смуглым лицом, должно быть главарь приехавших, усадил своего юного спутника, сел сам, вынул из кожаной сумки, висевшей у него через плечо, какую-то бумагу и громко начал читать.

— «Всё добытое в наших операциях, — читал он, — будет немедленно делиться на четыре части. Две из них, то есть половину, будет получать экипаж и распределять между собой, четверть пойдет моим верным и храбрым друзьям — Ринери, Джованни, Ованто, Берардо и Биордо. Последнюю четверть буду получать я, как капитан корабля и руководитель операций».

Люди вдруг зашумели, заговорили все разом, обсуждая между собой услышанное. Молодой человек жестом призвал их к тишине и продолжал чтение «условий».

— «Если в нашей операции кто-то потеряет глаз, он получит компенсацию в 50 золотых цехинов, дукатов или флоринов, или 100 скудо или реалов, или 40 сицилийских унций. Или, если он это предпочтет, — одного раба-мавра.

Потерявший оба глаза получит 300 цехинов или дукатов, или 600 скудо или неаполитанских реалов, или 240 сицилийских унций. Или, если захочет, — шесть рабов.

Раненный в правую руку или совсем потерявший её получит 100 золотых цехинов, флоринов или дукатов, или 200 скудо или неаполитанских реалов, или 160 сицилийских унций, Или, по желанию, — двух рабов.

Если кто-нибудь потеряет обе руки, он получит компенсацию в 300 дукатов или цехинов, или 600 реалов или скудо, или 240 сицилийских унций. Или шесть рабов».

Молодой человек замолчал и из-под нахмуренных бровей обвел слушателей испытующим взглядом.

— Вот и все, — сказал он. — Устраивает вас это?

Опять поднялся шум и галдеж. Хромой одноглазый гигант двинулся вдруг к молодому человеку, высокомерно поглядывавшему на всех.

— Эй ты, хвастун! Не больно-то важничай. Я, Гуиндаччо Буонакорсо, пе терплю таких штучек! Где твой корабль? Сперва покажи его!

Он подошел ещё ближе к молодому человеку. Остальные тоже повскакали с мест и угрожающе сомкнулись вокруг незнакомца. Тот спокойно продолжал сидеть.

— Корабль мы добудем сами, — наконец сказал он.

Этот ответ привел гиганта в бешенство.

— Вон! — крикнул он, подняв руку и указывая на дверь. — Не зря я говорил, что грош тебе цена!

Молодой человек даже не шевельнулся.

— Эй ты! — ещё громче заорал Гуиндаччо Буонакорсо и так вытаращил свой единственный глаз, что казалось, он вот-вот выскочит из орбиты. — Уже приказываешь, капитаном захотел стать, а корабля и в помине нет!… — И своей тяжелой ручищей он ухватил молодого человека за кожаную куртку. — А ну, проваливай отсюда и ты, и твои…

Но что вдруг произошло? Что заставило Гуиндаччо мгновенно умолкнуть? Его противник вскочил на скамью, сжал кулак и с высоты нанёс такой сокрушительный удар в грудь гиганту, что тот не успел даже поднять руку для защиты. Какой это был удар! Огромный Гуиндаччо Буонакорсо зашатался, попятился назад, споткнулся и с грохотом повалился на пол, увлекая за собой людей, сидевших за столиком у стены.