Александр Берзин - Историческое взаимодействие буддийской и исламской культур до возникновения Монгольской империи

• Название: Историческое взаимодействие буддийской и исламской культур до возникновения Монгольской империи
• Автор: Александр Берзин
• Жанр: История

Отношение христианского Запада к мусульманам как к силам дьявола имеет долгую историю. Начавшись в конце XI века н.э. с крестовых походов, целью которых было отвоевать Святую Землю у мусульман, оно продолжилось падением центра Восточной Православной Церкви – Константинополя – под натиском тюрок в середине XV века и возобновилось после крупного поражения британцев и австралийцев в битве с турками при Галлиполи (Дарданелльская операция) в Первой мировой войне. Западные средства массовой информации зачастую изображают исламских религиозных фигур как «бешеных мулл» и выставляют таких мусульманских лидеров, как полковник Каддафи, Саддам Хусейн, Иди Амин, аятолла Хомейни и Ясир Арафат, в сатанинском обличии. Многие представители Запада считают всех мусульман фанатиками-террористами, а в таких бессмысленных актах насилия, как взрыв здания госучреждения в Оклахома-Сити в 1995 году, сразу же подозревают исламских фундаменталистов. В ответ на подобное проявление неуважения к их лидерам, религии и культуре, многие мусульмане в свою очередь рассматривают Запад как «землю сатаны», угрожающую их ценностям и святым местам. Подобная взаимная паранойя и недоверие являются основным препятствием для понимания и сотрудничества между немусульманами и исламским миром.

Александр Берзин, 1996 год статья редактировалась в январе 2003 и декабре 2006

Оригинал статьи: www.berzinarchives.com /web/x/nav/group.html_1232962266.html

---

Каган выбрал согдийский язык, поскольку в то время это был единственный из распространенных на территории Таримской впадины центральноазиатских письменных языков. Его применение ограничивалось мирской сферой, изначально торговой, и он встречался не только в Турфане, но также и по всему Великому шелковому пути. Местные языки, такие как тохарийский и хотанский, в то время существовали исключительно в устной форме.

Религиозные гонения в ханьском Китае и Согдиане

Между 574 и 579 годами, в период правления второго кагана Восточного Тюркского каганата, Тапара (годы правления 572 – 581), Северная Ци и Северная Чжоу – государства-данники Восточного Тюркского каганата – начали гонения на буддизм. Главным образом это произошло под влиянием даосских министров, завидовавших государственной поддержке буддийских монастырей. Много ханьских монахов и четыре приезжих гандхарских буддийских переводчика из Кабула, возглавляемые Джинагуптой (годы жизни 528 – 605), бежали из Чанъана ко двору Восточного Тюркского канагата, где они присоединились к только что вернувшимся из Индии с 260 буддийскими текстами для перевода десяти ханьским монахам, которые также получили здесь приют.

Почти одновременно с развитием событий на севере ханьского Китая император Сасанидов Хусрау I (годы правления 531 – 578) сурово преследовал манихейство и те религиозные течения Ирана и Согдианы, которые он считал еретическими зороастрийскими сектами. Это привело к новой волне переселения религиозных беженцев в оазисные государства Восточного Туркестана. Благодаря усилиям манихейского миссионера Мара Шада Охрмизда (Мар Сад Охрмизд, год смерти 600), сопровождавшего иммигрантов, согдийцы – особенно в Турфане – впервые начали переводить на родной язык манихейские тексты, которыми они пользовались на родине, с исходных персидского и сирийского языков. Скорее всего, они пошли на этот шаг, поскольку были убеждены, что их религиозному сообществу необходимо стать самодостаточным, независимым от политических перемен на родине.

Первый письменный перевод буддийских текстов на тохарийский язык

Вплоть до этого времени буддийские тексты в Восточном Туркестане писались, изучались и читались нараспев главным образом на их исконных индийских языках – санскрите и гандхарском пракрите, или иногда в китайском переводе. Нет свидетельств того, что до этого времени буддийские священные тексты когда-либо переводились на центральноазиатские языки, не говоря уже о записи переводов. Первые признаки этой деятельности появились только в середине VI века.

Самые ранние письменные тохарийские документы датируются этим периодом и представляют собой переводы буддийских текстов с санскрита на турфанский диалект. Возможно, тохарийские буддисты Турфана были вдохновлены на этот шаг согдийцами-манихеями и тоже стремились обеспечить себе независимость и сохранить культурную самобытность. Несмотря на то что тохарийские буддийские мастера, такие как Кумараджива (годы жизни 344 – 413), активно участвовали в переводе индийских текстов на китайский язык, тохарийцы продолжили поддерживать свою собственную форму буддизма, основанную на санскритских священных писаниях. Так как они считали оазисы, расположенные вдоль северной границы Таримской впадины, своей родиной и не имели связей со своими исконными европейскими корнями и поскольку их городами правили потомки иноземных династий, они, скорее всего, стремились сохранить культурную самобытность. Преследование буддизма в ханьском Китае, несомненно, добавило веса их решению записывать свой язык и переводить на него священные тексты.

Почему согдийцы в то время не перевели буддийские тексты на свой язык

Между тем, согдийское буддийское сообщество Турфана не последовало примеру согдийцев-манихеев и тохарийцев-буддистов, переводивших священные тексты своих религий на родной язык и записывавших переводы. По целому ряду возможных причин они не предпринимали этого шага еще одного столетие. Давайте перечислим некоторые из причин.

Во-первых, согдийцы Восточного Туркестана были торговцами и, в отличие от тохарийцев, возможно, не испытывали особой привязанности к городам-государствам, в которых они жили. Согдийцы никогда не относились к ним как к своей родине – родиной они считали Согдиану. Они не жили на территории Согдианы и поэтому сохранение самобытной культуры оккупированной Сасанидами родины не было для них настолько важным.

Во-вторых, согдийское иммигрантское сообщество Восточного Туркестана следовало не одной, а многим религиям. Их объединял род занятий и письменность, используемая ими в торговле. В отличие от тохарийцев, им не нужно было использовать для объединения религию. Более того, в отличие от согдийцев-манихеев, которые могли обратиться за религиозной поддержкой только лишь в Согдиану и оставшуюся часть империи Сасанидов, согдийцы-буддисты Турфана могли обратиться за поддержкой в ханьский Китай. Таким образом, создается впечатление, что они не были особенно привязаны к языку своих религиозных текстов. Похоже, им было одинаково легко как с текстами на санскрите и на гандхарском пракрите, использовавшимися на их родине, так и с китайскими переводами, в подготовке которых они также принимали участие. Несмотря на гонения на буддизм в ханьском Китае и нестабильную религиозную обстановку в Согдиане, в это время они, по-видимому, не видели никаких причин переводить свои тексты на родной язык.

Если бы согдийцы-буддисты Восточного Туркестана хотели отстраниться от религиозной нестабильности на родине, они могли бы больше использовать в своей религиозной практике китайский язык. В то же время их собратьям-манихеям, столкнувшимся с такой ситуацией, ничего не оставалось, кроме как основать свою собственную традицию на родном языке. Пользуясь для религиозных целей китайским языком, согдийцы-буддисты, вероятно, не чувствовали угрозы для своей культурной самобытности, поскольку она была основана на мирской стороне их жизни. Эта склонность согдийцев-буддистов Восточного Туркестана в большей степени полагаться в своей религиозной жизни на китайский язык и китайскую традицию, вероятнее всего, получила развитие благодаря появлению в их среде волны согдийских беженцев-манихеев. Новоприбывшие также отвергли религиозные языки своей родины (сирийский и персидский).

Перевод буддийских текстов на древнетюркский язык

Как бы там ни было, у Тапар-кагана были иные приоритеты, чем у согдийцев. Будучи правителем новой империи, он не хотел, чтобы его подданные, восточно-тюркский народ, так или иначе полагались на китайский язык. Его предшественник проводил политику использования иностранного языка в светской жизни, выбрав для этого согдийский язык и письменность. Поскольку у согдийцев не было своего собственного государства, такой шаг не представлял угрозы. Однако теперь, из-за притока в его владения беженцев-монахов их ханьского Китая, Тапар видел насущную потребность укреплять независимость его народа от ханьских китайцев и в религиозном отношении. Поэтому Тапар-каган выбрал смесь индийской, северокитайской и тохарийско-хотанской форм буддизма, также включив некоторые черты тенгрианства. Гонения, которым подвергался буддизм на севере Китая, в достаточной мере напоминали преследование манихейства в Согдиане, чтобы убедить его последовать примеру тохарийских буддистов и согдийцев-манихеев Турфана. Поэтому он основал в своей монгольской столице бюро переводов, чтобы создать особую разновидность буддизма, подходящую для этой центральноазиатской тенгрианской культуры.

Поскольку согдийский язык использовался в мирской жизни, каган хотел приспособить его также и для религиозных целей, чтобы создать для своего народа единую высокую культуру. Однако в то время буддийских текстов на согдийском языке не существовало. Сами согдийцы все больше полагались на китайские тексты. Поскольку буддийских текстов на согдийском языке не существовало, а использовать переводы на тохарийский язык было бы еще сложнее, так как тюркскому народу пришлось бы выучить еще один иностранный язык, создать единую культуру можно было только на основании буддийских текстов на древнетюркском, записанных на согдийском светском языке. Поэтому каган пригласил в Монголию больше согдийцев и попросил их приспособить для этой цели свой алфавит, а также помочь ханьским монахам-беженцам выполнить эту работу в бюро переводов.

Гандхарский мастер Джинагупта, прибывший с ханьскими китайцами и с момента основания возглавлявший бюро, сразу по достоинству оценил решение кагана, так как благодаря своему хотанскому опыту он не был сильно привязан к ханьской культуре (прим. пер.: на хотанский буддизм повлияли многие культуры, он не был в чистом виде китайской формой буддизма). Кроме того, по желанию кагана, в переводах на древнетюркский язык черты индийского, северокитайского и тохарийско-хотанского буддизма были смешаны с тенгрианством. Работа завершилась настолько успешно, что буддизм вскоре стал популярен в среде простых людей и даже солдат во владениях восточных тюрков.