Мэг Гардинер - Озеро смерти

• Название: Озеро смерти
• Автор: Мэг Гардинер
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-041172-6, 978-5-9713-5653-0, 978-5-9762-3565-6

Воинствующая секта так называемых новых пуритан все чаще заявляет о себе в провинциальном американском городке.

Преподобный Питер Вайоминг и его последователи готовятся противостоять грядущему концу света вполне земными средствами.

Они признают за собой право вершить суд и карать грешников.

В своей «священной войне» они готовы идти до конца.

И теперь опасность угрожает родным Эван Делани: безумцы хотят использовать их в своих целях.

Как ей спасти близких и самой вырваться из смертельной ловушки, устроенной фанатиками?..

Позже книга была издана в издательской серии «The International Bestseller».

---

— Вы имеете в виду ситуацию, при которой Табита получит право видеться с ребенком?

— Да, — произнес он с особым ударением. — Если ваш брат не сможет содержать сына в силу обстоятельств.

Я почувствовала, как к лицу прилила кровь.

— Хотите сказать, если дело передадут в суд и…

— И, сверх того, осудят, тогда ваша ситуация сильно усложнится.

— Они арестовали невиновного, — сказала я. — Брайана обязаны оправдать.

— Думаю, это лучший из возможных сценариев. Впрочем, мне уже известны кое-какие обстоятельства, и…

— Вы говорили с Джесси?

— Да, и он обрисовал ситуацию.

Солис принялся что-то объяснять, но мои мысли уже бродили по полям гнева. Джесси проговорился адвокату о виновности Брайана.

Когда я вернулась в его офис, Джесси спросил:

— Какие планы по поводу ленча? Думаю, мы могли бы взять Люка…

— Да. Хорошо. Наверное, мы возьмем Люка.

— Конечно.

Джесси выглядел озадаченным.

— С Солисом прошло нормально?

— Да.

Он вопросительно наклонил голову набок, ожидая, что я объясню перемену настроения.

— Я собираюсь на похороны Вайоминга.

Удивление.

— Ты поэтому так завелась?

— Я не завелась.

Мне захотелось припечатать его лицом к столу.

— Эван, что?

Будь я в возрасте Люка, решение пришло бы самое прямолинейное. Например, ткнуть карандашом в глаз. Но теперь я не такая, порох горит куда как медленнее, а в жизни есть вещи, которые прилипают некстати, как клочок бумаги из общественной уборной.

— Ничего. Увидимся позже.

Когда я прибыла к «Оставшимся», народу было полным-полно. На сцене стоял хор, хорошо видимый сквозь панорамные стекла, и еще — все те же танцовщицы с жезлами, одетые в трико с блестками, с небольшими черными масками на лицах.

Большое окно, разбитое при нашем с Йоргенсеном падении, оказалось заделано картиной. Теперь в проеме красовался плакат с изображением пастора Пита. Чувствовалась рука Табиты, причем автор постарался на славу. Пастора окружало множество людей, и сама его фигура дышала благородством. Агонисты Вайоминга. Ниже картины шла исполненная от руки цитата: «Убиенный за слово Божие и за свидетельство, которое он имел».

Почерк правильный, ни малейшего сходства с рукой, изукрасившей борта моего «эксплорера». Судя по всему, над строкой поработала сама Шилох. Буквы казались выписанными несколько вычурно.

Чтобы избежать новых наказаний, я надела длинное черное платье, скрыв лицо шляпой и темными очками. Снаружи перед дверью стоял человек, внимательно разглядывавший пришедших, так что пришлось дождаться первых аккордов музыки, после которых все зашли внутрь. Я последовала за ними.

Церковь была переполнена. Здесь я заметила нескольких журналистов, в том числе Салли Шимаду и бригаду с телевидения. В основном толпа была, как и положено, в черном. Впрочем, местами в глаза бросалась спортивная одежда, а кое-где даже редкий на похоронах камуфляж. Но чувствовалось, что атмосфера накалена до предела. Раньше я бывала на похоронах людей, скоропостижно умерших и даже погибших. Висевшая в церкви «Оставшихся» атмосфера шока, подавленной истерии и невыносимого горя казалась вполне узнаваемой, но ее накал был чрезвычайно высок. От напряжения вибрировал сам воздух.

В зале витало и другое ощущение: вовсе не чувство гнева, а скорее ожидание чего-то. Свидетельство этого лежало перед нами в открытом гробу.

Здесь меня ждало первое удивление: неужели тело возможно так хорошо сохранить для похорон? Казалось, пламя совершенно не повредило черты Питера Вайоминга. Он лежал в гробу спокойный и бледный, с повязанным на шее галстуком-шнурком, сверкавшим в лучах флуоресцентных ламп. Ни пулевого отверстия, ни отметин от пламени видно не было — тело закрывали наваленные на гроб цветы лилий, сделанная на подставке инсталляция из тернового венца, железных прутьев и экспонат «Музея сопротивления» — небольшой ручной пылесос, украшенный эпитафией: «Охотник за блудодеями».

Хор в красных одеяниях нестройно качался. Распевая про разверзающиеся с грохотом небеса, от рыданий содрогалась то одна, то другая хористка. По бокам сцены стояли Курт Смоллек и Исайя Пэкстон. Следя за толпой, Смоллек косил под агента секретной службы, слишком поздно расстаравшегося защитить своего пастора.

В ночь убийства Вайоминг знал, что ему угрожала опасность, однако пришел не в свою службу безопасности, а к Брайану. Теперь я была уверена, что за смертью пастора Пита стояла его церковь.

Но я не понимала, для чего именно Вайоминг вызвал Брайана на встречу. Хотя брат считал, что пастор находился в полном рассудке, я вдруг засомневалась: не испытал ли Вайоминг влияние неких медикаментов? Он не раз вел себя странно. Однажды в доме Табиты, а в другой раз — возле отделения полиции Чайна-Лейк. Можно предположить, что Шенил Вайоминг просила Кевина Эйхнера достать наркотики не для себя, а для своего мужа.

Когда я увидела в боковом приделе Табиту, в груди сразу защемило. К ее телу прилипло черное платье. Казалось, оно было насквозь пропитано слезами. Сильно побледневшая, с глазами, полными горя, она походила на готическую фигуру или персонаж Фолкнера — красавицу, сведенную с ума войной и голодом.

Тут я подумала: кого Табита оплакивает на самом деле — своего священника или своего любовника? Возможно, черты ее лица действительно изменил голод — если учесть, что Шенил уполовинила рацион. Какой-то части моего сознания захотелось схватить Табиту, увести ее прочь и насильно толкнуть под холодный душ.

Допев гимн, хор перешел к эпилогу. На сцену поднялся еще один из собравшихся, начав перечислять чудеса, совершенные пастором Питом. Признался, что был спасен им от пьянства. За первым, шумно сморкаясь в платок, вышел другой. Пастор открыл, что у его жены рак. А еще уличил ее в измене. Потом на сцену потянулись остальные. «Он показал мне дорогу к свету». «Он научил выводить с ковра пятна». «Он отучил меня от табака». И от консервов. И от тайских стриптизерш.

Собрание дружно кивало, бормоча на разные голоса. «Он отвел сатану от моего сына, теперь мальчик не одевается в женское платье». «Он научил следить за собой». «Помог найти смысл существования».

Едва со сцены сошел последний из ораторов, хор принялся за следующий номер — ей-богу, напоминавший популярный гимн «Эмейзинг рэйдж». Сменив ритм, танцовщицы начали двигаться по новой программе. Каждая с двумя жезлами, с масками на лицах, они энергично швыряли свои палки к самым фонарям, а затем ловили, почти вслепую. Вопя не хуже фанатки Тома Джонса, на сцену пробилась женщина в розовых пластмассовых очках. Дама рухнула на гроб, и ее тут же подхватил Смоллек.

Звук быстро достиг апогея. Изображая кресты на Голгофе, танцовщицы подняли свои жезлы и замерли неподвижно.

С последними умирающими нотами со своего места встала Шенил. Толпа затихла.

Шенил смотрелась абсолютно по-новому. Больше не было прежнего, бросавшегося в глаза глянца. Черный строгий костюм скорее напоминал френч председателя Мао. С коротко остриженными волосами и без макияжа, Шенил выглядела истинно мужеподобной.

Она окинула толпу взглядом:

— Ни один из вас не должен удивиться. Мы знали, что так будет. — Шенил повернулась к гробу. — Он это знал. — Дотянувшись, она коснулась рукой набальзамированной щеки. — Скажи, что ты знал, малыш…

Необычная сцена привлекла внимание репортеров. Встрепенувшись, они ждали развития сюжета.

Обращаясь к покойному, Шенил нежно проговорила:

— Помнишь «Откровение», одиннадцатую главу? Она про тебя, сладкий мой. И тебе выпало испытать, что предначертано.

Стоявший передо мной репортер спросил шепотом:

— О чем она говорит?

— О пророчестве. В «Откровении» сказано про двух свидетелей, о том, что они посланы Богом, будут пророчествовать и погибнут от «зверя», а через три дня «…войдет в них дух жизни от Бога, и они оба станут на ноги свои».

Так вполголоса ответила Салли Шимада, и я посмотрела на журналистку с уважением.

Тем временем Шенил продолжала речь:

— Смерть — это еще не конец, далеко не конец! Потому что Бог говорит: «Кто обидит свидетелей моих, тому надлежит быть убиту!»

Из толпы раздался женский голос:

— Аминь!

За первым последовал новый выкрик:

— Правосудия пастору Питу!

Я сжалась. Понятно, что имелся в виду Брайан.

— Правосудия? — вопрошала Шенил. — О да, близится правый суд. Об этом нам говорит Библия. Потому что когда падут свидетели Его, а Бог вдохнет жизнь в их мертвые тела и оба станут на ноги свои — тогда великий страх падет на всех, кто это увидит.

— Она вырывает цитату из контекста, — прокомментировала Шимада.

Тем временем Шенил простерла к толпе руки:

— Тогда о чем вы кричали только что? Разве до вас не дошли мои слова? «Они стали… — и Шенил показала на свои туфли, — они стали на ноги свои»! — Повернувшись, она склонилась над фобом и, приблизив лицо к мертвому лицу пастора Пита, посмотрела в его закрытые глаза. — Нет, не для тебя вырыта могила. И могила не удержит тело твое. — Она поцеловала покойника в лоб. — Ни могила, ни что другое. — Шенил по очереди целовала закрытые веки. — Мы готовы, и мы ждем, мой малыш.