Motley Crue - Грязь

• Название: Грязь
• Автор: Motley Crue
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эта невероятная и захватывающая автобиография изучает мятежную жизнь одной из наиболее влиятельных икон американской рок-истории Motley Crue.

---

У нас часто бывала одна тёлка, противная рыжая краснокожая толстуха, которая не могла даже протиснуться в окно. Но у неё был «Ягуар Экс-Джей-Эс» («Jaguar XJS»), который был любимым автомобилем Томми. Он хотел водить эту тачку больше всего на свете. Наконец, она сказала ему, что, если он её трахнет, то она разрешит ему водить её «Ягуар». Той ночью я и Никки пришли домой и обнаружили тощие ноги Томми, распластанные по полу, и эту огромную голую дрожащую массу, беспощадно подпрыгивающую на нём вверх и вниз. Мы просто переступили через него, взяли ром и Колу и сели на нашем покосившемся диване, чтобы понаблюдать за этим зрелищем: вместе они напоминали красный «Фольксваген-жук» с четырьмя белыми покрышками, под днищем которого лежал механик. Когда «механик» закончил работу, он застегнул свои штаны и посмотрел на нас. “Мне нужно идти, джентльмены, — он сиял от гордости — я собираюсь прокатиться на её тачке!” Затем он рванул на улицу сквозь хлам в гостиной, через сломанную переднюю дверь, мимо шлакобетонных блоков и плюхнулся в автомобиль, довольный собой. Это был не последний раз, когда мы заставали эту парочку за “скреплением” дьявольской сделки. Мы жили в этом свинарнике почти столько же, сколько ребенок остаётся в чреве матери перед тем, как появиться на свет. В течение всего этого времени, пока мы жили там, мы хотели получить контракт на запись альбома. Но то, к чему мы пришли, в конце концов, были — выпивка, наркотики, тёлки, нищета и постановления суда. Мик, который жил со своей подругой в Манхэттен Бич (Manhattan Beach), постоянно твердил нам, что это не лучший способ для получения контракта. Но я всё-таки думаю, что он был неправ. Это место было местом рождения «Motley Crue», и словно свора бешеных псов мы покинули суку с переизбытком безрассудного и агрессивного тестостерона в нашей крови, чтобы зачать миллионы внебрачных металлических групп.

Глава вторая

МИК

«ОБ ЭТОМ ДОМЕ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ СТОРОННЕГО НАБЛЮДАТЕЛЯ, ГДЕ ПОСТУЛИРУЕТСЯ ВЗАИМОСВЯЗЬ МЕЖДУ БУЛЬВИНКЛЕМ И ВНЕЗЕМНЫМИ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ»

Как-то я сказал им: «Знаете, в чём ваша проблема? Чем больше дури вы потребляете, тем больше вы рискуете подсесть на это дело. Это замкнутый круг!». Затем я взял стакан и бросил его через всю комнату, но никто не мог понять, что происходит. Я всегда был одним из тех, кто знает, как делать такие вещи, чтобы не подсесть. Предполагаю, что я был там посторонним.

У меня была квартира в Манхэттен Бич, где мы жили с моей подругой. Долгое время я к ним не совался. Наконец, я побывал в их доме и увидел всё это. Мне уже давно минул 21 год, а они всё ещё были как 18-тилетние. Я заехал к ним как-то на Рождество, у них была маленькая ёлка, которую они украли и украсили банками из-под пива, женскими трусами, какими-то соплями, иглами и дерьмом. Прежде, чем мы поехали на выступление в «Country Club» той ночью, они выволокли эту ёлку во внутренний двор, облили её бензином и подожгли. Им казалось это забавным, но по мне — она просто воняла. Знаете, вся эта хрень мне очень быстро надоела. Там всегда было настолько грязно, что, если провести пальцем по любой поверхности, то под ногти тут же набивалась грязь. Я предпочитал оставаться дома, пить и терзать свою гитару.

Никки гулял с какой-то ведьмой, которую трахал в туалете (или может быть в гробу у неё дома). Томми гулял с… я не могу вспомнить ее имени, но мы называли ее Бульвинкль. Однако американский лось — не самое симпатичное животное. Она была абсолютно безбашенной — срывала огнетушители со стен, разбивала ими окна, чтобы войти в дом. По мне, она была тупой, молодой и собственнической натурой, к тому же, ещё и сумасшедшей. Я бы никогда не смог пролезть через разбитое окно, рискуя поранить себя.

Что там внутри у таких людей? — для меня это слишком большая загадка. Все любят искать пришельцев, но я думаю, что мы сами и есть пришельцы. Мы — потомки нарушителей спокойствия с других планет. Точно также как Австралия была тюрьмой для Англии, куда они ссылали всех своих преступников, то же самое можно сказать и о Земле. Это планета, где они высадили нас. Мы — безумные гребаные людишки, взявшиеся неизвестно откуда, просто горстка мусора.

У меня болит спина!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: РОЖДЕННЫЙ СЛИШКОМ СВОБОДНЫМ[1]

Глава первая

НИККИ

“ОБ ИСПЫТАНИЯХ И МУКАХ ЮНОГО НИККИ, ГДЕ НАШ ГЕРОЙ: БЫЛ ЖЕСТОКО ИЗБИТ ЗА ТО, ЧТО ЧИСТИЛ ЗУБЫ НЕ В ТОМ НАПРАВЛЕНИИ; ИЗУЧАЕТ ТОНКОСТИ, КОТОРЫЕ НЕОБХОДИМО ЗНАТЬ ПРИ ЗАБОЕ КРОЛИКОВ; ИСПОЛЬЗУЕТ КОРОБКУ ИЗ-ПОД ЗАВТРАКА ДЛЯ САМООБОРОНЫ; ДЕРЖИТ ЗА РУКИ СЛАДКУЮ САРУ ХОППЕР; И ПРОДАЕТ НАРКОТИКИ”

Мне было четырнадцать лет, когда я арестовал свою мать. Она была в бешенстве оттого, что я допоздна где-то шатался, не делал уроки, слишком громко играл на гитаре, одевался, как неряха… не могу вспомнить, что ещё ей не нравилось, но я решил, что с меня хватит. Я разбил свой бас об стену, раскидал стереосистему по всей комнате, сорвал со стен плакаты «MC5» и «Blue Cheer» и пробил дыру в черно-белом телевизоре в передней. После этого я громко хлопнуть входной дверью. На улице я методично бросил по камню в каждое окно нашего дома.

Но это было только начало. Я хорошо спланировал то, что должно было последовать за этим. Я побежал к близлежащему дому, где жили дегенераты, с которыми я любил вмазаться, и попросил нож. Кто-то бросил мне стилет. Я вытащил лезвие, вытянул свою левую руку, покрытую браслетами, воткнул в неё нож чуть выше локтя и продвинул его вниз примерно на четыре дюйма, достаточно глубоко, чтобы кое-где была видна кость. Я не чувствовал боли. На самом деле, я даже подумал, что это выглядит довольно круто.

Затем я вызвал полицию и сказал, что моя мать напала на меня.

Я хотел, чтобы они забрали ее, чтобы я мог жить один. Но мой план имел неприятные последствия: полиция сказала, что, если ей будут пред’явлены обвинения, то, как малолетнего, живущего на её попечении, они должны будут поместить меня в детский дом до тех пор, пока мне не исполнится восемнадцать. Это подразумевало, что я не смогу играть на гитаре в течение последующих четырёх лет. Но то, что я не буду играть на гитаре в течение четырех лет, означало, что я не буду этого делать уже НИКОГДА. А я очень этого хотел. Уж в этом я никогда не сомневался.

Тогда я заключил сделку со своей матерью. Я сказал ей, что я откажусь от обвинений против неё, если она отстанет от меня, оставит меня в покое и позволит мне быть самим собой. “Ты больше не должна вмешиваться в мою жизнь, — сказал я ей, — поэтому просто отпусти меня”. И она отпустила.

Я больше никогда не возвращался. Это была запоздалая развязка моих давних поисков независимости и спасения. Всё началось, как в песне классика панка Ричарда Хелла (Richard Hell) «Blank generation» (”Пустое поколение”): “Я твердил «позвольте мне выйти отсюда», ещё до того, как родился на свет”. (”I was saying let me out of here before I was even born.”)

Я родился 11 декабря 1958 года, в 7:11 утра, в Сан-Хосе (San Jose). Я родился, что называется, ни свет ни заря, и, вероятно, поэтому, до сих пор привык рано просыпаться. Моей матери очень «везло» на фамилии, которые она получала от всех своих мужей. Она была урождённой Дианой Хэйт (Deana Haight) — девочка с фермы из штата Айдахо с искрящимися глазами. Она была остроумна, решительна, деятельна и чрезвычайно хороша собой, словно звезда киноэкрана пятидесятых годов, с элегантно короткой стрижкой, ангельским лицом и фигурой, которая заставляла мужчин на улице замедлять шаг при виде её. Но она была «паршивой овцой» в своём семействе, полная противоположность ее совершенной, избалованной сестрицы Шэрон (Sharon). У неё был неукротимый и дикий характер: совершенно капризная, склонная к случайным приключениям и абсолютно неспособная создать хоть какое-то подобие стабильности. Она определенно была моей матерью.

Она хотела назвать меня толи Майклом, толи Расселлом, но прежде, чем она смогла это сделать, медсестра решила спросить моего отца, Фрэнка Карлтона Феранна (Frank Carlton Feranna) (который несколькими годами позже оставил ее, а, к счастью, и меня), как следует меня назвать. Он наплевал на желание матери и назвал меня Фрэнком Феранна, в честь самого себя. Так они и записали в моём свидетельстве о рождении. С первого же дня моя жизнь пошла наперекосяк. Наверное, в тот момент мне следовало бы заползти обратно в утробу и попросить создателя: «Не могли бы мы начать всё сначала?».

Мой отец ещё достаточно долго ошивался где-то поблизости так, что у меня даже успела появиться сестра, о которой, впрочем, как и о моем отце, у меня нет никаких воспоминаний. Моя мать всегда говорила мне, что моя сестра, когда была маленькой, ушла, чтобы жить отдельно, и мне не разрешалось с ней видеться. Только спустя тридцать лет я узнал правду. Для моей матери, беременность и дети были опасной роскошью, ей советовали быть осторожней, но этому совету она следовала недолго, до тех пор, пока не начала встречаться с Ричардом Прайором (Richard Pryor).