Петр Краснов - Амазонка пустыни

• Название: Амазонка пустыни
• Автор: Петр Краснов
• Издательство: Интелвак
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-93264-014-6

 В первую книгу сочинений Петра Николаевича Краснова (1869-1947), генерала, прозаика, публициста, представителя первой русской эмиграции, включены роман `Амазонка пустыни`, рассказывающий о приключениях на русской заставе в горах на границе с Китаем, и роман-утопия `За чертополохом`, повествующий о том, как группа русских эмигрантов отправились на поиски новой России. В книгу также включены отзывы эмигрантской печати о творчестве писателя. Во второй книге сочинений впервые в России публикуется роман П.Н.Краснова `Понять - простить`.

---

— Вы могли поручить разведку мне, — сказала Фанни.

— Не хотел, — просто ответил Иван Павлович, сме-ло и прямо глядя ей в глаза.

— Вы мне не доверяли?

— Нет. А просто тогда не хотел делать вас своим компаньоном.

— А теперь?

— Очень хочу.

— Что же произошло?

— Много воды утекло с тех пор, и мы с вами пуд соли съели, Фанни. И я… полюбил вас…

— Ну вот. Я так и знала… Бросьте это из своей голо-вы, милый дядя Ваня, — вставая из-за стола, сказала Фан-ни. — Не к лицу это вам.

Но в голосе звучала не злоба, а какая-то ласковая пе-чаль, и глаза не метали молний, а смотрели с тихой гру-стью на кабардинскую шапку и на винтовку, висевшую на стене, будто прощался с ними шалун-мальчишка, уступа-ющий дорогу женщине…

— Глупости все это, — резко сказала Фанни. — До-говорились!.. Я ваш компаньон, и больше ничего… Спать пора… Смотрите, четвертый час уже.

И широкими шагами, как всегда, когда она была чем-либо недовольна, Фанни прошла в свою комнату и заперлась в ней.

XXXV

Почти три месяца потребовалось на то, чтобы снес-тись с китайским правительством, получить необходимые бумаги, внести деньги через отделение Русско-китайско-го банка в Кульдже и застолбить участок.

Не раз пришлось Ивану Павловичу съездить в Куль-джу и Суйдун. Фанни сопровождала его. Эти деловые поездки, спокойные, несмотря на необычность передвижения верхом через замерзшие речки, по большому трак-ту с телеграфом, их еще более сблизили.

Но держала она себя как товарищ, как компаньон, как равный, как мужчина.

У Первухиной она достала выкройку разрезной юб-ки, сшила себе при помощи джаркентской портнихи ще-гольскую суконную амазонку, выписала из Петербурга шляпу, жакет, седло и мечтала купить чистокровную ло-шадь. Она часто ездила амазонкой и стремилась в мане-ре держаться и ездить подражать молодой командирше.

Иван Павлович с удовольствием отмечал, что ша-лун-мальчишка постепенно исчезал из ее характера и пе-ред ним выявлялась хорошенькая девушка.

Однажды перед самым Рождеством фудутун города Суйдуна, старый семидесятилетний мандарин, вызвал эк-стренно Ивана Павловича письмом по весьма важному делу. Экстренность была относительная. Два дня письмо шло до полкового штаба, да в канцелярии ждали десять дней оказии, и от Джаркента до Кольджата письмо шло еще два дня. Прошло две недели с того времени, когда старый мандарин просил приехать «поскорее» Ивана Павловича к нему — «поговорить».

Когда Иван Павлович с Фанни наконец добрались до Суйдуна, они не узнали этой тихой китайской крепо-сти. Можно было подумать, что у китайцев празднуется Новый год. Тут и там трещали пороховые хлопушки, на-род толпился по улицам, и в толпе было много солдат с отрезанными косами. Часто попадались коротко остри-женные под гребенку молодые китайцы, одетые в воен-ные куртки и шаровары цвета хаки, в сапоги желтой кожи и фуражки японского образца — ученики военной шко-лы. По городу вместо желтых с черным драконом флагов висели большие пятицветные знамена и красные флаги.

Иван Павлович встретил знакомого китайца и спро-сил у него, что случилось.

— В Китае революция, — отвечал он, — в Пекине арестованы Императрица и Император. Президент будет. Будет республика — новый Китай.

— Кто же будет президентом?

— Кто? Говорят, Юан-ши-кай, — недовольным го-лосом сказал китаец. — Он и мутил всех. Здесь Ян-цзе-лин, в Пекине он. Видишь, вырядились как. И косы обре-зали, а китаец без косы — это уже последнее дело. Ты к кому едешь? В Кульджу?

— Нет. К здешнему фудутуну.

— Пустое дело. Он теперь ничто. Тьфу, а жаль стари-ка. Хороший был старик. Почтенный. Настоящий губер-натор. У! Народ его боялся. Что хотел, то и делал.

У ямыни было пусто. Возле больших черных ворот с каменными изображениями мистических не то драко-нов, не то львов «шидзы» по-прежнему стоял часовой, солдат старых войск, в синей куртке с белым, расписан-ным черными буквами, кругом и с тяжелой четырехлинейной винтовкой Гра на плече. Часовой был беззубый старик со сморщенным лицом и глубоко впавшими глаза-ми. Голова его походила на череп.

В проходе между воротами стояли в станках принад-лежности казни и символы губернаторской власти — большие топоры. Все, как было.

На дворе против парадной красивой фанзы Ивана Павловича и Фанни встретил почтенный чиновник, про-сил пройти в фанзу и подождать.

В просторной комнате, освещенной большими, в узор-чатом переплете окнами, заклеенными белой бумагой, было очень холодно. Здесь были столы, большие кресла со спинками и подлокотниками черного дерева, чудной резьбы. В лицевой стене на домашнем алтаре стояли бронзовые изображения Будды, перед ними лежали бе-лые круглые хлебцы, и в горке чистого песку курились тонкие темно-желтые свечи. Едкий, похожий на ладан, дым шел от них, и в комнате было им накурено. Бумаж-ные цветы украшали алтарь и Будду. В фанзе никого не было.

В ней за двумя дворами, за высокими серого кирпи-ча стенами, вдоль которых росли громадные карагачи, раскинувшие корявые ветви над всем двором, было тихо.

Слышно было, как потрескивали тлеющие свечки. Кругом во всем дворце не было никакого движения.

Прошло около получаса. Ивану Павловичу и Фанни принесли «достархан»- китайские твердые, жесткие, сочные, круглые, желтые груши, финики, изюм, конфеты, печенье и чай, поставили перед ними и ушли, оставив их одних.

Пить и есть с дороги хотелось, и они выпили с удо-вольствием желтого горьковатого, чуть теплого цветоч-ного чая.

Наконец двери во внутренние помещения открылись и старый почтенный чиновник пригласил их к фудутуну.

XXXVI

Фудутун был в полном парадном уборе. На его чер-ной шапке, точно сапфир, сверкал в бронзовой ажурной оправе голубой прозрачный стеклянный шарик, и два длинных пера эспри торчали из-под него вниз. На рос-кошном черном, тяжелого драгоценного шелка халате был художественно вышит серебром лебедь и вокруг него цветы и листья. Широкие рукава падали до локтя, а из-под них видны были рукава нижнего халата темно-синего блестящего шелка. Он сидел в большом резном кресле с подлокотниками и с малиновой бархатной по-душкой.

Сбоку, в другом кресле, сидел мандарин с розовым шариком — это был чиновник иностранных дел Фен-ты-мин, говоривший мастерски по-русски.

Два кресла были приготовлены для гостей.

Фудутун приветствовал Ивана Павловича и Фанни, вставши им навстречу, присел и протянул маленькую ху-дую руку с нежной кожей и тонкими пальцами.

Фудутун попросил гостей садиться. Фанни смотрела на его лицо, и ей становилось жутко. Мертвое лицо страшной маски было под парадной шапкой мандарина. Старое, сморщенное, бледно-желтого цвета, почти белое, с седыми бровями, с седыми усами и маленькой бород-кой, с узкими черными глазами. Оно поражало своей не-подвижностью. Он сел, оперся обеими руками о подло-котники и застыл.

Фен-ты-мин, так же парадно одетый, так же торже-ственно настроенный, задал обычные вопросы этикета: «как доехали», «не случилось ли чего». Он перевел отве-ты фудутуну, и тот на каждый молча качал головой.

Фудутун стал говорить.

Мертвое лицо маски было все так же неподвижно, глаза тусклые, и лицо не выражало ничего. Но странно, в гортанных, икающих и щелкающих звуках непонятных Фанни слов Фанни ощущала страшную, мучительную скорбь. Скорбь, перед которой смерть — ничто.

Ту же скорбь чувствовал в словах старого манда-рина и Иван Павлович, понимавший его из пятого в де-сятое.

В маленькой комнате было холодно. В углу мутными блестками отсвечивали на лбу, на толстых щеках, на гру-ди и животе золотого Будды огоньки курительных свечек. Мертвая тишина звенела кругом во дворце.

Длинные века неподвижного покоя смотрели с пыль-ных стен, оклеенных малиновой бумагой. Тяжелые дубо-вые стропила потолка были изъедены временем. Чуди-лось, что так же древен и дряхлый мандарин и что-то, что он говорит, говорит его седое время.

Фен-ты-мин переводил четко, выговаривая каждое слово, подыскивая цветистые сравнения и яркие эпитеты, которыми была пересыпана речь старого китайского чиновника, воспитанника Пекинской школы.

— Ты приехал в нехорошее время, сын мой и русский друг мой, — говорил фудутун. — Твое дело погибло. Твои деньги погибли, и все надо начинать сначала.

В Пекине революция. Если революция хороша в Ев-ропе, если новости тамошней жизни могут дать счастье европейскому народу, то для Китая — это гибель.

Обрезают косы. Уничтожают вековой обычай. Раз-рушают религию и выгоняют бонз из храмов. Разве мо-жет народ жить без веры? У бедняка отнимают утешение надежды возродиться в будущей жизни в образе богато-го купца. У нехорошего человека нет страха перед тем, что после смерти судьба покарает и сделает его скотом. Если после смерти ничего, если жизнь кончается здесь, каждый захочет насладиться этой жизнью и для всех не хватит. Потерян будет стыд и совесть, преступления по-кроют землю, и люди обратятся в животных.