Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

• Название: На рубеже веков. Дневник ректора
• Автор: Сергей Есин
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-94850-025-Х

Есин Сергей Николаевич — известный писатель, драматург и публицист. Его повести и романы: «Имитатор», «Мемуары сорокалетнего», «Р-78», «Типы», «Гладиатор», «Живем только два раза», «Бег в обратную сторону» широко известны читателям.

Его Дневники охватывают последние три года XX века. Здесь — жизнь страны, жизнь Литературного института им. А. М. Горького, ректором которого он является, жизнь самого автора и многих людей, его окружающих.

Напечатанные в «толстых» журналах дневники были востребованы читателями так же жадно, как и проза писателя.

---

Отодвинул, усилием воли, от себя московские проблемы. Вины за мной нет, а так — жизнь я прожил красивую, мучительную, пусть убивают. Надоело бороться.

Показали мне библиотеку, полную компьютеров. Все удобно, современно и рационально. Хорошо бы что-то подобное иметь в институте. Но купить у нас — дорого, потому что все через перекупщиков, занимаемся самодеятельностью. Возникла мысль, что скоро мы будем гордиться тем, что студент у нас работает не с экраном, а с книгой. Это не потому, что я консерватор — за пролистыванием книги мысли идут по-другому. В конце концов, этот дневник пишу же я на компьютере.

Перевезли во второй университетский кампус. Это два часа езды по скоростной трассе. Прелестный маленький городок, но поселили еще дальше: в роскошной гостинице, стоящей на месте горячих источников. У меня двухкомнатный номер с ванной комнатой и туалетом для гостей. Полы теплые. Хорошо. Из новинок техники — унитаз с подогреваемым сиденьем. Уже целый день идет дождь. Отодвинул окно во всю стену, вдалеке внизу — клубящийся неоновый туман и звуки дождя, хлещущего по огромной террасе. Внизу, в холле гостиницы — выставка-продажа премированного на международных выставках фарфора. Это к 55-летию какого-то новейшего фарфорового производства. Вкуса и изящества все необыкновенного. Тарелки, чашки, сервизы.

Много говорили с Рёхо и Сим Сон Бо о Востоке, восточном видении мира, о социальных проблемах. 35-летний Сим Сон Бо, похожий своим изяществом и красотой на знаменитого китайского актера, игравшего в «Индокитае», оказался по мировоззрению социалистом. В юности он за эти идеи год сидел в тюрьме. Сейчас он ищет смысл жизни. Любит Россию, по-русски говорит книжно, путая ударения. Я выдвинул идею о страдающих странах и не страдавших. Среди не страдавших — и Америка, и Англия, и Франция, и Германия. Мучения после войны — это не страдания, а месть судьбы. Какие бывают полеты, когда говоришь, — а на бумаге все получается бледно.

Вчера читал Ленина. Не забыть кое-что добавить в верстку пятой главы из начала «Что делать?» Главным образом, о легальных марксистах. Пора начинать. Начну, наверное, с общих рассуждений. Мысли о Втором съезде и о Бунде. Но вообще-то, о евреях думать надоело. Начинать надо после уже готового кусочка с рассуждения о «свободе критики». Не забудем, Сергей Николаевич, что разрушение государства у нас началось со свободы критики. Все движется по моделям, которые мы все не можем запомнить.

19 марта, пятница.

Если о главном, больном и московском — то два ощущения: первое — все бросить, пора пожалеть и себя. Второе — не огрызаясь, готовиться и к самому худшему. Но только «если смерти, то мгновенной, если раны — не большой». Весь день действовал, знакомился с университетом, говорил с преподавателями — как в тумане, но часа в четыре дня (по Москве) все вдруг будто отлегло. Правда, уши у меня горят. Или вспоминают — или после сауны, в которую мы пошли с Кимом Рёхо и молодым Сим Сон Бо. Это опять горячие источники, однажды я лакомился ими в Японии. Эти моменты не забываются. И баня, и все в этой гостинице для меня, толстопятого, незабываемо. Большой зал с бассейнами посередине. По кругу в простенках установлены краны с горячей и холодной водой, души, по стенам зеркала. Все моются, сидя на маленьких пластмассовых скамеечках. Через окно виден водопад и еще один бассейн, уже на дворе, с горячей минерализированной водой. Незабываемое впечатление обжигающей воды и свежести горного воздуха. Но лишь бы не заболеть!

Мое выступление в университете условно назовем удачным. Перевод был длинным, пришлось по ходу дела сокращаться; сбоку я видел, как двое ребятишек в амфитеатре откровенно спали. Милые сонные дети. Мне даже задали вопрос об истоках моего мировоззрения. Я ответил что-то туманное о русском менталитете, о философии православия и сказал, что огромное впечатление на меня произвел марксизм. Вопрос задавал очень милый молодой профессор-лесовод. Потом я его встретил на обеде. Но тем не менее дальше все пошло — как по-заведенному. Обед был в корейском стиле: с массой блюд, почти без тостов. Мне переводила профессор Ли — молодая худенькая женщина с тоненькими ножками. Мне уже сказали раньше, что именно она была противницей связей с нашим институтом. Но она сама три года училась в МГУ. Поэтому я стал говорить с ней как выпускник с выпускником, потом подарил книжку и букет цветов, доставшийся мне на встрече. Вечером она звонила мне в гостиницу, просит визу. Помозгуем и что-либо придумаем.

Снова водили по компьютерным залам, я все внимательно разглядывал и прикидывал, что можно пристроить у себя. Вера местного начальства в компьютеры безгранична. Но, полагаю, и студенты, сидя за своими интернетами и си-ди-ромами, тоже внушают себе, что они много постигают; на самом деле — постигают все не творчески, как мне кажется, скорее убаюкивая себя не самой работой, а процессом работы. Но мордахи у всех хорошие.

Вечером опять хорошо поужинали, на столе было блюд пятнадцать-двадцать. Все очень острое, но, как мне кажется, легкое. Для хорошего повара несъедобно только отражение луны в воде. Ким Рёхо и Сим Сон Бо, каждый, рассказали по своей истории. В частности, Сим о своем социализме, за который он отсидел год в тюрьме. В армии он не был, в его анкете есть пункт «опасное прошлое». Я опять подумал о нашей стране: если бы такой пункт был введен хотя бы в нашу политическую жизнь!

20 марта, суббота.

Невероятное чувство у меня вызывает зеркало. Чужой исстрадавшийся человек глядит на меня через стекло. Я еще знаю, как его терзают печаль, честолюбие и нездоровье. Как ему страшно иногда становится жить. Какая невыносимая боль, за близких, разрывает ему сердце. Я все время вспоминаю этих трех подонков, зашедших к Ольге в кабинет. Что-то здесь не то, что-то настораживает и вызывает чувство затравленности. И почему, спрашивается, я должен уходить, когда все вроде бы налаживается. Эта моя поездка в Корею может стать поворотным пунктом, потому что корейские русисты хотят контактов и я столько сделал, чтобы создать для них базу. Вечером, уже в Сеуле, встречались в ресторане самообслуживания (в правилах шведского стола — любые напитки, вплоть до коньяка; такое возможно только в непьющей стране) с корейскими русистами. Поднимая тост, Ким Рёхо охарактеризовал каждого, я собрал со всех визитные карточки. У меня не оказалось только ни имени, ни фамилии самого старшего из них. Как сказал Ким Рёхо, когда в молодости он учил русский язык, то только по этому поводу корейская разведка через день стучалась к нему в дверь. Он перевел полное девяностотомное сочинение Толстого и кучу всего остального. Какова дерзость этих ребят. Самый молодой из них, эдакий крепыш в клетчатом костюме и очках, заведующий кафедрой университета «Данкук» Lee Hang Jae, мне чем-то напомнил молодого Цибульского. Он переводил Толстого и Достоевского. Особенно он мне понравился тем, что читает свой девятнадцатый век на русском языке. Диссертация у него была по Толстому. Полного, лет сорока пяти, корейца в очках — он нынешний президент корейской ассоциации русистов (всего в Корее 40 кафедр, занимающихся русским языком и литературой) — зовут Ju-Gwan Cho. Он — завкафедрой университета «Юнси». Тоже знаменитый переводчик древнерусской литературы. Hur Seung Chul — секретарь ассоциации, лингвист, владеющий русским, чешским, украинским и польским языками. Он защищался в Америке. Автор, вместе с петербуржцем Цветовым, учебника русского языка. Учебник надо бы посмотреть и сделать из него базовый для нашего института. Мы ведь столько занимаемся корейцами, а даже не смогли сделать несколько страничек методических указаний. Милая, по-европейски подкрашенная и вполне светская молодая дама — это профессор Myong Ja Jung. Она из «нашего» университета Конкук. Говорит по-русски средне, но писала об ахматовских переводах корейских поэтов. Книжечка долго у меня стояла на полке, а потом я подарил ее Сереже Мартынову.

Теперь — план за весь прошедший день: выехали утром, заехали на квартиру к Сону, позавтракали. У него — две прелестные дочки и влюбленная в него жена. В Сеуле были во дворце королевы. Ее убили в 1895 году, и это стало началом японской оккупации. Потом были на рынке, где я купил туфли для В. С.

Больше писать нет сил. Страшусь Москвы.

21 марта, воскресенье.

В самолете: «Человеческий мозг — не телевизионная пленка, хранящая любые картинки. Вот я помню еще тяжелые квадратные плиты двора королевы в Сеуле и еще могу вызвать их в памяти во всей их визуальной конкретности, но уже затягивается ряской забвения такой недавний Китай, и горькое китайское солнце, и милый переводчик Лю».

Я читаю, читаю, чтобы отвлечься, Ленина, и лишь отдельные места захватывают меня до видимых проблесков.

22 марта, понедельник. Для «Труда»:

«Каждая неделя на телевидении так неожиданна в силу изобилия политических всплесков и фактов культуры, являющихся или притворяющихся ею, что невольно приходится, дабы не впасть в грех перечисления, прибегать к сугубому индивидуализму. Итак, великолепный нестареющий сериал «Джузеппе Верди». Один из двух-трех сериалов, которые только и можно смотреть на нашем голубом экране. Но и в этом сериале есть сцены, которые невольно переплетаются с политикой. Вот, например, некий австрийский барон-цензор читает либретто новой оперы маэстро. Мне, лично встречавшемуся с советской цензурой один на один много раз, всё очень напоминает советские времена. Но тут же, по закону ассоциации, я думаю: что это там за правила о нравственности на экране изобрела наша Дума? По этому поводу у меня есть наблюдения бывалого человека: за все отвечают не мальчики и девочки на экране, а руководитель канала; в той же самой мере, как за страну в целом отвечает президент. Другое дело, что руководители бывают разных типов: один не смотрит на подведомственный экран, а другой не занимается страной».