Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

• Название: На рубеже веков. Дневник ректора
• Автор: Сергей Есин
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-94850-025-Х

Есин Сергей Николаевич — известный писатель, драматург и публицист. Его повести и романы: «Имитатор», «Мемуары сорокалетнего», «Р-78», «Типы», «Гладиатор», «Живем только два раза», «Бег в обратную сторону» широко известны читателям.

Его Дневники охватывают последние три года XX века. Здесь — жизнь страны, жизнь Литературного института им. А. М. Горького, ректором которого он является, жизнь самого автора и многих людей, его окружающих.

Напечатанные в «толстых» журналах дневники были востребованы читателями так же жадно, как и проза писателя.

---

12 июля, понедельник. Утром уже на работе. Вечером же заглянул в телевизор. Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе? Оказывается, приехал Собчак, даже собирается баллотироваться в Думу. Это все, конечно, вызов народу и лучше всего показывает, какое у нас правительство и кого оно собирается поддерживать. Вот тебе, бабушка, и Скуратов день. И еще один подарочек судьбы. В «Труде» от 10 июля, суббота, 1999 года, утверждается, пока в качестве «версии», — генерал Олег Калугин был агентом ЦРУ и в течение 40 лет… С версией выступает полковник разведки в отставке Александр Соколов. Ну, ретивые демократы первого призыва, вы и даете!

13 июля, вторник. Вышла в «Правде» моя давнишняя с B. C. статья-интервью. Валя, остерегаясь, укрылась за псевдонимом, но статья хорошая. И здесь опять несколько моих любимых героев — Собчак и Стреляный.

В обед была г-жа Спендель из университета в Турине. Приходила она вместе с Евгением Михайловичем Солоновичем. Хорошо поговорили, эта дама, владеющая русским языком, мне нравится. Правда, должны были бы меня насторожить ее литературные пристрастия. Естественно, любит Петрушевскую. Ладно, люби — и не люби меня, мы и так прорвемся, хотя, конечно, хорошо было бы мне быть евреем. Подарил ей несколько своих книг и побежал купил для нее в магазине книгу Эммы Герштейн о Мандельштаме. Ноблесс оближ. Говорят, в мое отсутствие Битов и Щекочихин беседовали обо мне (естественно, Платонов) в «Общей газете». Додержаться бы до 1 сентября. Жаль, конечно, что платоноведку я не выгнал в этом году. Это она вместе с дочкой и мутит воду.

14 июля, среда. Занимался ремонтом крыши, потом встречался с архитектором по поводу реставрации изгороди по Бронной и строительства институтской проходной. С каждым годом жить в институтском дворе все сложнее. То бомжи пьют пиво, то какие-то бандиты ставят на день машины.

В час дня я вместе с охранником Димой пошел за аккредитацией на Московский фестиваль и благополучно и быстро ее получил в одряхлевшем Доме кинематографистов. Но по дороге мы проходили мимо Музея революции, того самого, где Витя Симакин служил когда-то дворником, и тут я обнаружил, что знаменитого троллейбуса с раскореженным боком, появившегося как экспонат после переворота 1991 года, уже нет. Тяжелое артиллерийское орудие, стоящее в правом углу музейного двора, — есть, на месте и знаменитый броневичок, участвовавший в революции 1917 года, а вот троллейбус куда-то исчез. И тут Дима рассказал мне, что именно на этом экс-музейном троллейбусе работал его друг.

В Димином пересказе эта история выглядит так: «Шел дождь, моего друга остановили около американского посольства. У него закончилась смена, и он ехал в парк. Развернули троллейбус поперек, баррикада. Мой друг от троллейбуса не отходит. (Из телефона-автомата звонил в парк — приказали от троллейбуса не отходить. Как-никак, а вверенная ему гостехника.) Через полчаса появляется компания демократов с водкой и бутербродами. На баррикаде, составленной из парковых скамеек, троллейбусов, легковых авто, мусорных контейнеров, — шумела напряженно-разухабистая толпа, подогретая чаем, кофе и другими, более крепкими напитками. Все ждали штурма. Мой друг, продолжает Дима, сидел в своем троллейбусе, пока не начали стрелять. Стреляли с крыш, но не прицельно по людям, а по технике, стоящей в баррикаде. Кто стрелял, по-моему, до сих пор не знает никто. (Если только некоторые деятели спецслужб.) Скорее всего это была провокация, так как буквально минут через 15–20 появился первый танк, и разогретая толпа обезумевших «защитников демократии» стала забрасывать его тем, что под руку попалось. Друг, кстати, видел, как этот дурачок, кажется, фамилия его Комаровский, попал под танк. Дождь — а этот парень с плащ-палаткой на плечах, веревка в плащ-палатке у него узлом на шее завязана. И вот он полез на танк. Ребята в танке ничего не видят, все люки задраены, «смотровые щели» залиты и заляпаны всякой гадостью (которой забрасывали машину), а у того плащ-палатка зацепилась за трак, вот этой плащ-палаткой его под танк и затащило».

15 июля, четверг. Утром в 4 часа вместе с Димой и Федей поехал на дальнюю дачу в Сопово. Отвозили мебель, которую мне за деньги отремонтировал Денис, и посмотреть, что там получилось после того, как поработал Николай. Мебель для меня имела ритуальное значение. Обеденный стол, который я помню всю жизнь, и от него семь стульев. На этом столе в гробу лежала тетя Валя, и Федор Кузьмич, мой отчим, и моя матушка. Я ведь помню все и всех их и все их поминки. Добрались за два часа. Разобрались со всем оставшимся строительным материалом. Все очень хорошо и толково получилось. Хорошо, что я при строительстве «вписал» домик покойного Юрия в новое строительство. Мебель, посуда, среди которой кое-что помнится мне еще чуть ли не с детства, все мне напоминает о брате. Уже семь лет, как его нет. Я тут же решил, что надо строительство заканчивать. Решил не жмотиться, переставлять новые двери, класть плинтус, облицовку на окна и проводить проводку. На даче я ребят покормил беф-строгановом собственного производства, который привез в стеклянной банке.

В институт приехал к часу дня. В машине переоделся. В Москве царит невероятная жара. В пять обедал с приехавшим по гранту деканом факультета русского языка Пекинского университета. На обед пригласил Ю. И. Минералова, который, видимо, осенью поедет прочесть там, в Пекине, курс лекций, В. И. Гусева, с которым мы вместе пользовались гостеприимством декана, и С. П. Декан хороший малый, отлично говорящий по-русски. Я уже довольно много встречал китайцев, которые овладели на очень высоком уровне русским языком именно в Китае. Страдает, что его дочка, химик, сейчас в Америке, и боится, что она там останется. У них точно такая же утечка мозгов, как и у нас. Социализм, видимо, способствует вызреванию интеллекта, а американский капитализм способен этот готовый интеллект использовать и создавать для него условия.

С. П. очень много читает к семинару, который собирается вести осенью.

16 июля, пятница. Редактировал книжку кафедры о литературном мастерстве. Даже придумал для нее название: «…чтоб было у кого потом учиться». Много занимался арендой гостиницы; мы решили с Сергеем Ивановичем Лыгаревым поселить на несколько дней несколько сот человек — это участники ансамблей и коллективов, которые приехали обслуживать новую предвыборную затею Лужкова — день пива в Лужниках. Вот, наверное, загадят все окрестности.

Пресса взялась за жену Лужкова, которая оказалась какой-то бизнесвуменшей. В фирме, которая, кажется, ей принадлежит, произведен обыск. Все это свидетельствует, для широкой публики и избирателей, лишь об одном: и в семействе Лужкова живут далеко не на одну зарплату. Заниматься бизнесом в ситуации жены ли, сына ли Лужкова — это значит постоянно испытывать его государственную поддержку. Даже не личную, а поддержку его имени и прихлебателей. Это открытое окно, через которое всегда впорхнет взятка.

Вышел очередной номер «Вестника». Я всегда горжусь этими книжечками. Будто я сам их написал. В этом номере статья А. Чудакова, статья В. В. Иванова, продолжение лекций по славистике А. И. Горшкова, протоколы заседаний Общества исследователей Древней Руси, статья Миши Стояновского и статья Ани Кузнецовой «Смерть Владимира Ивановича».

Последний день недели мрачно осветился жутким известием: внезапно умер Валентин Митрофанович Сидоров. Кроме чувства потери и для института, и для нашей культуры у меня и серьезные личные мотивы ощущать и проявлять скорбь. Я обязан ему при последнем голосовании на должность ректора. Может быть, именно его речь повернула все собрание. Это был крупный человек. Я уже распорядился относительно похорон: институт все берет на свой счет.

В Москве 34 градуса жары.

Сделал маленькую заметочку о ТВ для «Труда» — как обычно:

«Разберемся с феноменом слова «политика». Кроме присущих ему от рождения смыслов, слово это в наше время вдруг приняло спасательный и все объясняющий характер. Оно сможет объяснить любое воровство и любую манипуляцию, вплоть до солнечного затмения. Заговорили о счетах в швейцарских банках, принадлежащих, вроде, главе кремлевской администрации. И сразу возникают какие-то политические силы, которые как бы эти счета организовали. Политика наворожила. Принимается, как летний пожар, тлеть дело об «Аэрофлоте» — политические враги инспирировали. Пытаются проверить малозначительную фирму, имеющую дело с производством пластмассы, — наслание политических врагов. Но во всех случаях надо уметь слушать объяснения. О несвоевременности кремлевской реставрации уже говорилось. Стали мы жить лучше оттого, что по фасаду Большого кремлевского дворца вместо одних гербов появились царские орлы? У «Аэрофлота» неизвестно куда подевались доходы. А что касается малозначительной фирмы, то даже ее владелица что-то говорила о заказе на кресла для Лужников. Да за это и убить могли. Это уже не политика, а многомиллионная экономика. А политика, как известно, это та же экономика, но идущая другим путем. В этой связи мне близка точка зрения Юрия Баграева, недавно отставленного из военной прокуратуры генерал-майора, который признал незаконным возбуждение уголовного дела против Юрия Скуратова. Находясь на пенсии, генерал утверждал, что при всем желании властей найти на него компромат сделать это невозможно. Двухкомнатную квартиру генерал получил пятнадцать лет назад, а не как некую плату за сегодняшнюю услугу. Нет у отставного генерала ни машины, ни дачи, ни фирмы. И у жены его не было юридической фирмы, занимающейся делами военных.