Дагмар Тродлер - В оковах страсти

• Название: В оковах страсти
• Автор: Дагмар Тродлер
• Издательство: Мир книги
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-486-01170-

Обессиленный, измученный великан стоял перед ней в грязных лохмотьях. Пленник молчал. Но его жадный, внимательный взгляд вонзался в тебя, словно нож входил в растопленное масло. Кто этот человек? Чем провинился?… На его наголо обритой голове видны какие-то знаки, руки и торс испещрены заморскими символами. Король лесных эльфов, полуживой дикарь, чудище, тролль, языческий колдун… Что скрывает этот безгласный варвар? Самые безжалостные истязания не давали ответа на этот вопрос. Только нежному, влюбленному сердцу удастся приоткрыть эту зловещую тайну…

---

Жара в каморке резко сменилась холодом. Как и было задумано отцом, Всевышний вынес свой приговор. У меня гудела и кружилась голова от всемогущества Господнего. По мере того как у Эрика понижалась температура, казалось, что он приходил в сознание.

— Эрик, пожалуйста… Тебе нельзя умереть… прости… О Боже, помилуй нас! — шептала я сдавленным от страха голосом, склонившись над ним. Холод его кожи испугал меня. Я подоткнула со всех сторон плотнее одеяло, будто это еще хоть как-то могло помочь ему. Пульс на запястье едва прощупывался, мои руки цепко обхватили его затихшую грудь, будто могли задержать его жизнь. Его глаза, будто тени, будто крылья смерти, все больше западали в глазницы, нос и рот отсвечивали неестественным белым светом на фоне мрачного одра из соломы. Слезы заливали мое лицо, капая на его бледные щеки. Зло, которое мы причинили ему, угрожающе висело надо мной, заполняло затхлое помещение, чтобы отравить всю мою жизнь… Слова аббата о седьмом круге ада, в котором Эрику пришлось бы гореть в пламени, пронеслись в моей голове — милостивая Матерь Божья, не ему, а нам, моему отцу и мне, следует оказаться в преисподней и страдать там и мучиться! Боже правый, пусть из уст его прозвучит хоть одно слово прощения, чтобы душе моей стало немного легче! Но этого горячо желаемого слова так и не последовало.

Демон в конце концов обольстил меня. Подтянул меня за нос поближе и сделал из меня посмешище. Я положила руку на его лицо, мокрое от моих слез, и крепко, будто на прощание, поцеловала в закрытые глаза, цвет которых поблек навсегда. На мгновение мой лоб коснулся его — что могло бы произойти потом, о Господи, потом я нарисовала на гладкой коже крест. Язычник он или нет — он был ребенком Творца. В потемках за моей спиной мне показалось, что я увидела фигуру в черном одеянии, парившую за окном; я отшатнулась, и она разразилась беззвучным смехом — смерть из замка, с косой через плечо, она пришла сюда, преследуя меня, чтобы собрать свой страшный урожай! Я поспешно обернулась. Ужас, который впервые я почувствовала у смертного одра моей матери, опять возник во мне. Скоро здесь не будет того тела, которое я когда-то знала, останется лишь мертвая плоть, подверженная разложению и зловещими существами переносимая в преисподнюю; они с нетерпением ждали того, чтобы напасть на нее, уничтожить это прекрасное тело, до блеска обглодать его кости. Вся дрожа, я накрыла его своей накидкой, с трудом подавляя в себе желание защитить его от того, чего изменить было нельзя. Я чувствовала себя в окружении зловещих созданий, жалобно стонущих смертных духов, которые пришли, чтобы забрать его душу с собой в бесконечные дали Вселенной. Моей щеки коснулось дуновенье воздуха — может, воздух уже искал путь, по которому мог выйти наружу и подняться в небо, как принято считать? Разозлившись, я встала и открыла окно. Принц умер рабом, и я не смогла сказать ему, как мне стыдно за все, нами содеянное. Прислонившись к затянутой пергаментом створке окна, держа в руках графин с вином, я думала о его голосе, становившемся к концу все тише.

«А правда ли, что вы похороните меня и будете читать над могилой молитву, Элеонора?» Что за странное последнее желание для мужчины, поклонявшегося деревянному идолу? Но я все-таки обещала ему эту молитву.

— Боже правый, ты, который ценой своей жизни спас людей, не позволь ему потерять душу, которую ты дал ему… не оставь его своею милостью…

Не оставь его своею милостью. Я всматривалась во тьму и пила из графина вино. Снаружи на ночном ветру шелестели листья. Беззвучно я молилась. Той, которая внимательно внемлет всем отчаявшимся и дарит прощение — святой Божьей Матери. «Не оставляй меня своею милостью, сними с меня вину и даруй покаяние…» Слезы вновь в три ручья полились из моих глаз, я чувствовала на губах их соленый вкус, смешанный с привкусом плохого вина и долгой ночи, я ощущала страх перед карающей рукой Бога, которая меня не минет. Волною кислой тошноты поднялся во мне страх, и рука моя обхватила узкий подоконник в поисках опоры и прощения.

За моей спиной зашуршала солома. Сердце бешено забилось. Я медленно обернулась.

Меч находился в горизонтальном положении, призрачно освещаемый свечой у постели. Он повернулся, коротко блеснув… Я затаила дыхание. Смертные духи… Мой графин грохнулся на пол. Полутьма превращала движения, тени в ничто. В испуге я сжала рот. И, взглянув во второй раз, увидела, что меч держала рука Эрика. Потом он отпустил меч на солому и повертел головой. Колени мои стали ватными — может, я выпила лишнего? Чуть помедлив, я направилась к нему.

— Вы еще здесь, графиня? — тихо произнес он.

Не издав ни звука, я только кивнула.

— Я шел по дороге, — сказал он, обращаясь в большей степени к себе самому. — По дороге, такой темной…

— Ты был мертв! — выкрикнула я и в страхе закрыла рот рукой.

— Мертв? — На мгновение воцарилась тишина. — Я не знаю этого, графиня. Темнота окружала меня, кромешная темень. Глубокая, бесшумная ночь. — Я слышала его тяжелое дыхание. — И темнота была тяжелой; она давила на меня, как подземный дух, лишала меня воздуха и заставляла мерзнуть… У Тора — бога грома и плодородия — все эти истории о Валхалле и воинах, которые ждут павших в бою — сплошное вранье. Смерть черна, как ночь, и ты находишься с ней один на один… — Он закрыл глаза. — Я чувствовал вашу руку Элеонора. Такую теплую, когда ледяной налет почти сковал меня, — то были вы?

Я уткнулась ему в рукав одежды.

— У вас все лицо мокрое. — Его рука приблизилась к моему лицу, и пальцем он поймал слезинку. — Вы плачете? Из-за меня?

— Конечно же нет! — возразила я. — Нет, конечно, нет.

Он слабо улыбнулся, встретившись глазами с моим взглядом. Какой-то скрытый источник вернул его щекам прежний цвет.

— Схожу за водой… — пробурчала я и опрометью бросилась к двери.

На улице, с трудом переведя дыхание, я прислонилась к стене дома. Я была пьяна. Он жил. Дикий хоровод сцен пронесся в моей голове — змеи, черные знаки на светлой коже, темно-синие круги у него под глазами и трупные пятна, без сомнения, свидетельствующие о скорой смерти… Король эльфов, на коленях у огня, непреклонный, непобедимый. Бессмертный.

— Боже, смилуйся, не мучай меня… — пробормотала я.

Мне все это приснилось, я была трезва. Он скончался. Удары его сердца, как струи воды, пролились сквозь мои пальцы. Когда вернусь, то найду труп.

Перед дверью стояла кружка с водой. В спешке я отпила из нее и толкнула ногой дверь. От возникшего потока воздуха пламя свечи замерцало. Он вытянул мой крест из-под повязки и начисто вытер его. В свете свечи сверкнули драгоценные камни; он раскачивал его на цепочке и задумчиво рассматривал. От того, что он бросал мрачную тень на стену, на мгновение мне показалось, будто с ним в воздухе парил Христос. Игра теней прекратилась. Эрик выпустил из рук цепочку, увидев меня. Не проронив ни слова, он схватил мою руку, вложил крест в ладонь и зажал пальцами, будто бесценное сокровище. Когда он выпрямился, иссохшая от температуры кожа под железным кольцом растрескалась и вновь начала кровоточить. Если бы этот ошейник когда-нибудь все же сняли, то на шее остался бы ужасный рубец. Зловещая память на всю его жизнь… При взгляде на рубец я опять испытала чувство жуткого стыда. Я принесла лекарство, захватила пальцами из пузырька немного мази, приготовленной из алтея, и хотела нанести ее на трещину на коже, но Эрик оттолкнул мою руку.

— Оставь это… — пробурчал он.

Покраснев, я взяла связку корпий и заменила повязку на ране на его бедре, от которой исходил неприятный запах. Я знала, что делаю ему больно, и слышала, как он скрипел зубами, сжимая в кулаке пучок соломы. Когда я закончила эту процедуру, он глотнул из кружки воды и с закрытыми глазами опустился наконец на соломенный настил, служивший ему постелью.

Ночной влажный холод стелился по полу. Шерстяной платок, в который я плотно закуталась, покрылся изморозью. Ноги мои превратились в ледяные столбы, да и на руках Эрика появилась гусиная кожа. Я подоткнула со всех сторон одеяло на Эрике. Съежившись от холода, присела совсем рядом с ним на корточки, но лучше бы мне взять его на руки, чтобы охранять каждый исстрадавшийся вздох. Я считала эти вздохи, сравнивала их, не осмеливалась изменить позу, боясь, что Бог в свирепом расположении духа вводит меня в заблуждение и на этот раз даст ему умереть.

Прошло много времени, пока он вновь открыл глаза и взглянул на меня.

— Вы твердый орешек, графиня, этого у вас не отнять.

Я почувствовала облегчение. Голос его был почти таким же ироничным, как и всегда, а на его фамильярное обращение, которое порой доводило меня до белого каления, я, как и раньше, уже начинала злиться. По прошествии последней ночи, когда он рассказал мне о своем высоком происхождении, в обращении ко мне чувствовалось больше язвительности, колкости. Мой графский титул был для него не более чем желчно-горький фарс, равно как для него должность конюха.