Дик Портер - Преданное сердце

• Название: Преданное сердце
• Автор: Дик Портер
• Издательство: Астра
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-900481-04-2

Вниманию читателей предлагается замечательный роман о любви современного американского писателя Дика Портера "Преданное сердце".

Из чего состоит жизнь? Учеба, работа, немного или много политики, семья, вера и, конечно, ЛЮБОВЬ.

---

— А жена ничего не подозревала?

— Жена начала догадываться гораздо позднее.

— У них были дети?

— Нет — из-за нее.

— Откуда ты знаешь, что из-за нее?

— Я трижды была беременной от Коли. Делала аборты.

— А как ты попала в Берлин?

— Это случилось в пятьдесят третьем году. Как-то в марте, в воскресенье, Коля дежурил на даче Сталина в Кунцеве. Накануне Сталин был в Кремле, смотрел кино вместе с Хрущевым и кем-то еще. Каждый вечер в одиннадцать часов Сталин просил принести ему чаю, а в то воскресенье почему-то не попросил. Тогда Коля послал домработницу проверить, все ли в порядке. Домработница нашла Сталина спящим на полу, и Коля с еще одним охранником перенесли его на диван. Потом Коля позвонил Маленкову, а Маленков — Берии, Булганину и Хрущеву. Все они приехали на дачу. Врачи установили, что Сталин частично парализован и не может говорить. Там еще были сын и дочь Сталина — Василий и Светлана. Василий был пьян, все время ко всем приставал. Доктора по очереди дежурили у постели вместе с высшим начальством: Хрущевым, Берией, Маленковым, Булганиным, Кагановичем и Ворошиловым. Временами Сталин немного приходил в себя и потом снова начинал угасать. Всякий раз, когда казалось, что Сталин вот-вот умрет, Берия говорил, какой это был ужасный человек, а когда Сталину становилось лучше, бросался целовать ему руку. Все шепотом осуждали между собой такое поведение, но когда Сталин все-таки умер, к власти пришел Берия — он и еще Маленков с Молотовым, но Молотов был так — пешкой. Три месяца спустя произошло восстание в Восточном Берлине, а еще через неделю Берия был лишен всех своих должностей и осужден как враг народа. Сняли всех его людей, занимавших высокие посты. Каким-то чудом это не коснулось моего отца — может быть, из-за того, что он все равно собирался уйти в отставку. Десятки людей из органов, работавших в Берлине, были уволены, и надо было кого-то поставить на их места. Коля считался хорошим работником — вот его и послали. Сразу после того как я закончила институт, Коля забрал меня в Берлин, преподавать в школе. Жена его осталась в Москве. Раз в год она приезжала к нему, раз в год он ездил к ней.

— А почему ты ушла от него? Он тебе что — надоел?

Надя сделала усилие, чтобы не расплакаться, и отрицательно покачала головой.

— Вы с ним поссорились?

— Он сказал мне, что между нами все кончено, — вот и все.

— Может быть, его жена про вас узнала?

— Да, кто-то ей сообщил.

— Почему же ей сообщили именно теперь, а не раньше?

— Чтобы спасти Колю.

— Спасти? От тебя?

— Скажешь тоже! Ты что, не знаешь, что сейчас происходит в Советском Союзе?

— Почему не знаю — вроде бы Хрущев идет в гору.

— И ты ничего не слышал о речи, которую он произнес в феврале на двадцатом съезде партии?

— Нет. — Это было правдой — о речи Хрущева мы узнали много позже.

— Хрущев разругал Сталина, обвинил его в репрессиях, в культе личности и во всяких других вещах. Это Микоян надоумил его произнести такую речь. Теперь люди считают, что Сталин делал только плохое.

— А ты как считаешь? Тебе Сталин нравится?

Надя не спеша закурила.

— Я считала так, как Коля.

— И как же считал Коля?

— Он считал, что Сталин был холодным и жестоким человеком, — и именно такой человек был нужен стране. Коля говорил, что было бы, конечно, неплохо, если бы Россия могла позволить себе иметь доброго вождя. На Западе такое возможно и, может быть, когда-нибудь будет возможно и в России, но только не сейчас. Россия слишком отстала. Коля говорил, что Фридрих Великий в свое время сокрушался о том, что немцы отсталые и ленивые, и поэтому насаждал в Германии военные порядки. Но немцы в конце концов сравнялись с другими странами. А кто правил Россией, когда она добивалась наибольших успехов? Иван Грозный, Петр Великий и Сталин — самые жестокие правители в ее истории. С русскими, чтобы они работали, надо обращаться жестоко. Когда русские станут жить так же хорошо, как американцы, — тогда, может быть, и появятся у нас добрые вожди.

— Он говорил кому-нибудь об этом?

— Да, кое-кому. В том-то вся и беда.

— В чем именно?

— В том, что стали известны его истинные взгляды.

— И что же это за взгляды?

— Коля думает, что Маленков и Булганин — ничтожества, а Хрущев и того хуже — невежа и хам. Что Берия, несмотря на все свои недостатки, был единственным, кто обладал достаточной силой, чтобы управлять Россией. Что КГБ должен помогать руководить страной. Что в КГБ есть офицеры, которые способны править Россией лучше, чем все эти кретины, сидящие в Кремле.

— А как к этому относятся военные?

— По-разному. Военные не любят КГБ, но они хотят, чтобы в стране была сильная рука. Коля беседовал со своими знакомыми и в армии, и в КГБ — он ведь имеет дело и с теми, и с другими.

— А кто рассказал Колиной жене о вашем романе?

— Какие-то его московские друзья.

— И как они думали его спасти?

— Коля рассказал о своих взглядах слишком многим людям. Он считал, что может им доверять, но ошибся. Сейчас готовится проверка всех сотрудников УГБ и ГРУ, работающих в Берлине. Но для Коли еще не все потеряно. Московские друзья сказали его жене, что если она переедет жить в Берлин, а Коля избавится от меня и не будет болтать, с ним ничего не случится.

— Но ты-то здесь при чем? Наверняка у многих сотрудников органов есть любовницы.

— Но ни у одной из них отец не был человеком Берии.

— Наверняка многие сотрудники органов невысокого мнения о Хрущеве и прочих правителях.

— Да, но у них нет тех возможностей, которые есть у Коли. Он связан и с армией, и с КГБ.

— Ну и что в этом плохого?

Надя вздохнула.

— У тебя что, совсем нет воображения? Неужели тебе надо все разжевывать?

— Не понимаю.

— А что бы ты сделал на Колином месте, с его взглядами?

— Не знаю. Наверно, попытался бы найти какой-нибудь способ изменить руководство.

— Нет, не сменить руководство, а взять его в свои руки — вот о чем они говорили. Они выработали план действий. Отряды КГБ в Москве захватывают Кремль, радио, редакцию «Правды» и другие объекты, а армия не вмешивается.

— И Надя еще добрых четверть часа рассказывала мне, кто что должен был сделать по этому плану. Память у нее была хорошая. — Теперь понимаешь, почему Коле так важно быть осторожным? Или он будет вести себя осмотрительно, или попадет под расстрел. Когда Коля мне все это сообщил, я даже не стала устраивать ему сцену — просто плакала и согласно кивала. Но оставаться с ним в Берлине я больше не могла, а домой ехать боялась — ведь Колины друзья все обо мне знали, а это были его друзья, а не мои.

Ну вот, мы своего и добились. Я сделал все, как велел капитан Мак-Минз, и, действительно, этот план сработал. Сперва я сыграл роль сраженного любовью миллионера, а потом — недоумка, которому все нужно растолковывать. Оставалось только надеяться, что Надя ни о чем не догадалась. По идее, ей полагалось бы сейчас наброситься на меня, расцарапать мне когтями лицо, а она только взяла со столика фотографии моей мифической семьи и снова принялась перебирать их.

— Надеюсь, я ответила на твой вопрос, — сказала она.

— Да, и я прекрасно понимаю, как это было тебе тяжело. Спасибо.

— Не за что, — сказала Надя сдержанно.

— Наверно, ты до сих пор любишь Колю.

— Ты говоришь, что мы должны быть искренними друг с другом. Ладно, я тебе скажу. Да, я его люблю. Но с этим все покончено. Сейчас не время смотреть в прошлое. Я должна смотреть в будущее — туда, где вот эти фотографии, где ты, где Америка. Или, может, ты уже передумал? А что, вполне возможно — зачем тебе нужна женщина, которую бросил полковник КГБ?

— Да что ты, Надя, разве я могу передумать!

Каким-то чудом мне удалось продержаться до вечера. Я громоздил одну ложь на другую, причем каждая последующая была еще более бессовестная, чем предыдущая, и все время спрашивал себя: когда же наконец Надя сообразит, что дело тут нечисто. Надя так и не сообразила. Ей так хотелось верить, что все это правда, что она ни единым словом не возразила мне — ни во время любовных забав, ни за ужином в "Гансе Арнольде". Вернувшись в лагерь, мы еще некоторое время целовались в машине, и я пообещал ей, что завтра в шесть буду в ресторане. По пути в казарму я увидел, что в кабинете капитана Мак-Минза горит свет. Я зашел. Капитан сидел за столом. Перед ним стоял стакан с виски.

— Поздравляю, — сказал капитан Мак-Минз и пожал мне руку. — Ты раздобыл аккурат то, что нужно. Теперь иди отоспись. Ты это заслужил.

Скотт Вудфилд, мой товарищ по комнате, услышав, что я вошел, спросил:

— Слушай, где это тебя косит?

— Трахаюсь во имя Бога и Отечества, — ответил я.

— А помощник тебе не нужен?

Выспаться мне так и не удалось. В шесть часов утра кто-то промчался по коридору, истошно крича: "Тревога!" Такое случалось два-три раза в год — будто бы приближаются русские и нам следует как можно быстрее подготовиться к переправе через Рейн. На этот раз, как только мы собрались, нас отвезли на грузовиках в какой-то лес возле Франкфурта, где до самой ночи мы играли в войну. К вечеру разбили палатки, разложили вещи. Мне и еще одному парню дали задание — удерживать дорогу в случае наступления русских. Через некоторое время мы действительно увидели каких-то людей, которых в тумане можно было в общем-то принять за солдат, изображающих русских пехотинцев. Приглядевшись, я, однако, увидел, что это был немецкий фермер со своей семьей.